11
Прошел еще месяц. Теперь уже все инженеры знали, какую продукцию выпускает подземный завод. Об этом позаботились Баранников с Гаеком.
Однажды вечером в комнатушку Баранникова зашел бельгиец — староста общежития.
— Ну, как тут у вас потолок? — спросил он.— Да, пожалуй, вы правы, надо принять меры.
— Зачем, как вы однажды выразились, дразнить собак? — усмехнулся Баранников.
— Ну, если бешеных собак спускают с поводка, все равно плохо.
Баранников промолчал.
— Мы им делаем секретное оружие, с которым они собираются выиграть войну.
Баранников в разговор не вступал. Бельгиец продолжал:
— А тогда все, что сделали ваши русские для победы, пойдет прахом.— Он присел на кровать рядом с Баранниковым, помолчал и вдруг тихо рассмеялся: — Потомство за нашу работу здесь поставит нам памятники, не так ли?
— Как вы однажды выразились, главное — выжить,— безразлично произнес Баранников.
— Бросьте со мной играть! Вы что, хотите жить, получить крест от Гитлера и с этим крестом на шее вернуться на пепелище своего дома, сожженного нашими «фау»? Так? — спросил бельгиец, и глаза его загорелись, злобным огнем.
— А что я могу сделать? — безнадежно произнес Баранников, который совсем не торопился вступать с ним в открытый разговор.
Бельгиец, может быть, целую минуту смотрел на Баранникова и молчал. Потом неожиданно спросил:
— Вы что, не русский?
— Почему? Русский.
— Мои товарищи поручили мне поговорить именно с вами.
— О чем?
— Что значит — о чем! О том же.
— Не понимаю.
— Бросьте! — Бельгиец встал и заходил по комнате — два шага к окну, два обратно.— Мы потребуем, чтобы нас вернули в обычный лагерь. Нигде не сказано, что мы обязаны работать именно в этом аду.
— Отсюда живыми не выпускают никого,— спокойно сказал Баранников.
Бельгиец остановился:
— Это не больше как сказка для трусливых.
— А если не сказка?
— Значит, вы будете спокойно делать «фау»?
— Не знаю.
— Я и мои товарищи имеем совершенно ясно сформулированные приговоры их собачьих судов. Заключение и его срок. У нас есть все основания протестовать против того, что нас заслали в это подземелье.
— Лично я никакого приговора не имею.
— И думаете за это спрятаться?
Баранников промолчал.
Бельгиец постоял перед ним и направился к двери.
— Я приходил к вам насчет потолка. Я потребую, чтобы сделали ремонт. Спокойной ночи! — Бельгиец ушел, резко хлопнув дверью.
Это неожиданное посещение взбудоражило Баранникова. Еще во время разговора его подмывало заговорить с бельгийцем откровенно, но так внезапно возникший и такой опасный разговор настораживал. «Чего же он хотел? — напряженно думал Баранников.— Чтобы я присоединился к их дурацкому и безнадежному протесту? Или он ждал моих предложений? Почему он так напирал на то, что я русский?..»
В эту ночь Баранников заснул только перед самым рассветом. Все думал о разговоре с бельгийцем. Нет, нет, проявляя осторожность, он поступает правильно. И в то же время Баранников был почти уверен, что бельгиец не провокатор. В конце концов, он решил посмотреть, как будут вести себя бельгиец и его товарищи дальше. А там видно будет. Когда на другой день Баранников поздоровался с бельгийцем, тот не ответил...
Уже кончалось лето сорок третьего года. Баранников все острее и мучительнее переживал свое бездействие. С другой стороны, он понимал, что в условиях такого лагеря быстро ничего сделать нельзя. Вот оборвалась тогда связь с центром, и до сих пор не удалось ее наладить. Все лето Баранников и Гаек терпеливо пытались найти ниточку связи с центром, хотя делать это теперь, когда они жили на поверхности, было необычайно трудно. Все их попытки ни к чему не привели. Связь с центром не мог восстановить и Стеглик. Есть ли он вообще, этот‘центр? Может быть, гестаповцы давно его разгромили?
Каждое утро, когда Баранников спускался в подземелье и слышал ровный гул работающего завода, у него до боли, сжималось сердце — он же знал, что этот ровный, ритмичный гул означает не что иное, как новые и новые летающие снаряды. Но что он может сделать, если он не знает даже, что за деталь изготовляется на его станках? Можно, конечно, выпускать детали с нарушением размеров, но это немедленно будет обнаружено. Ликвидируют его бригаду, и этим все кончится... Надо было собрать всю свою волю и заставить себя не торопиться, терпеливо выжидать и столь же терпеливо искать новые связи. Другого разумного пути не было.
Инженеры, объединившиеся вокруг бельгийца, тоже пока ничего не предпринимали. Баранников заметил, что среди них нет согласия, и решил попробовать еще раз поговорить с бельгийцем. Вечером зашел в его комнату. Бельгиец сидел за столом и что-то писал.
— А, русский? Чем обязан? — Бельгиец отложил карандаш и повернулся к Баранникову.— Впрочем, вы зашли очень кстати. Можете вместе с нами подписать ультиматум лагерному начальству.
— Что за ультиматум? — спокойно спросил Баранников.
— Мы отказываемся работать, объясняем причины и выдвигаем свои требования. Я как раз пишу текст ультиматума. Хотите послушать?
— Подождите. Не это надо делать.
— А что? — Глаза у бельгийца стали злыми.— Бороться?
— Да,— твердо ответил Баранников.— И мы, инженеры, можем нанести им большой урон. Мы...
— Хватит! — перебил его бельгиец.— Мне надоело это слушать от своих и убеждать их не превращаться в донкихотов. Мы свой путь избрали. Хотите с нами? Нет? Ничем не могу быть вам полезен. Мне нужно окончить ультиматум...— Бельгиец демонстративно взял карандаш.
Баранников, растерянный и разозленный, вышел из комнаты. Он проклинал себя за то, что пошел на этот неосторожный шаг и почти раскрылся перед бельгийцем.
Однажды утром, выйдя из барака, Баранников поджидал Гаека, чтобы стать с ним в пару, но в это время к нему подошел француз Шарль Борсак.
— Пойдемте вместе,— тихо сказал он.
И они пошли. Баранников чувствовал, что француз стал с ним в пару неспроста, и ждал...
Смотря вперед, Шарль Борсак тихо заговорил по-немецки:
— Я должен был связаться с вами товарищ Сергей, еще в лагере «Овраг», но запоздала связь. Вам привет от товарища Поля. Он уже на свободе.
Баранников, пораженный, молча смотрел прямо перед собой... Да, товарища Поля он знал по прежнему лагерю . Когда Баранников прибыл туда и начал понемногу осваиваться, одним из первых, с кем он познакомился, был француз товарищ Поль, сорокапятилетний парижский рабочий. Никогда не унывавший сам, он умел расшевелить самых отчаявшихся. Как-то, когда они уже достаточно подружились, Баранников вслух подивился его оптимизму. Товарищ Поль рассмеялся и спросил: «А разве это не главная обязанность коммуниста?»--и подмигнул. Это был очень опытный подпольщик. Находясь в лагере, он сумел организовать связь с товарищами, оставшимися на свободе. Он умудрялся время от времени получать даже газеты. «Я попал сюда случайно,— рассказывал он.— Влип в облаву. Здесь не знают, кто я. Сейчас мои друзья делают на это ставку. Они добиваются моего перевода в лагерь на территории Франции. А там до свободы — один шаг...» И действительно, месяца через два его увезли из лагеря. Прощаясь с Баранниковым, Поль сказал: «Не удивляйся, товарищ Сергей, если к тебе когда-нибудь обратятся от моего имени. Ведь у французов и русских сейчас одна задача, одна цель и одна борьба...»
И вот, оказывается, инженер Шарль Борсак связан с Полем. И все же Баранников решил в этом первом разговоре быть осторожным.
— Чего же вы хотите от меня? — спросил он тихо.
— Конкретные предложения есть у подпольной организации, которой руководит товарищ Поль.
— Где эта организация?
— Во Франции, в Бордо.
— Далековато.
— У меня с ней есть связь. Как раз вчера получил письмо...— Шарль Борсак помолчал, ожидая, что скажет Баранников.— Надо действовать, товарищ Сергей, верно?
Баранников чуть кивнул головой. Они уже подходили к заводу.
— Я найду предлог подойти к вам во время работы,— быстро проговорил Шарль Борсак, перед тем как свернуть в свою штольню.
Тотчас возле Баранникова появился обеспокоенный Гаек.
— Чего хочет от тебя француз?
— Действий,— кратко ответил Баранников.
— Не провокация?
— Нет. Он связан с человеком, которого я знаю.
Гаек удивленно посмотрел на товарища и пошел к своему рабочему месту.
Поляки уже работали. Рука у Антека была аккуратно забинтована. Увидев Баранникова, он улыбнулся ему:
— Доброе утро, пан инженер.
— Доброе утро, пан рабочий,— ответил Баранников.
Антек рассмеялся. Улыбнулись и два других поляка.
«Лед тронулся...»—подумал Баранников и пошел вдоль станков.
Шарль Борсак работал в смежном зале. Баранников видел его сидящим за ярко освещенным столиком. В этом цехе изготовлялись механизмы, состоявшие из сложно соподчиненных мелких деталей, и там работали токари и механики очень высокой квалификации. В обязанности Шарля Борсака входила проверка готовых механизмов. Он был специалистом по точной механике.
