Нарчо проникся к Айтеку доверием. «С таким не пропадешь», — думал он. Поезд шел с хорошей скоростью. Айтек, насытившись, забрался на нары, достал планшетку с картой и принялся изучать маршрут, начертанный полковником. Красная линия шла вдоль железной дороги, Айтек вслух произносил названия станций.
— Поезд может свернуть с пути? — неожиданно спросил Нарчо.
— Чудак-человек! Он же по рельсам идет: куда рельсы, туда и он. — Подумав, Айтек добавил: — Вообще-то может, если есть ответвление. А так нет. Маршрут.
Нарчо не отходил от дверей, пока не стемнело. Наконец и он взобрался на нары. Спать на голых досках, конечно, будет жестковато, но ему не привыкать.
— А когда мы приедем?
— Утром. Давай «бай-бай», надо выспаться. Встанем пораньше, приведем себя в порядок, чтобы все было чин-чинарем.
— И лошадей почистим?
— Разумеется.
Нарчо послушно спрятал голову под бурку. Запахло овцами и сеном. Колеса постукивали неравномерно: укороченные рельсы, несовпадающие стыки — отсюда и нарушенный ритм. Нарчо долго переворачивался с боку на бок, слушая похрапывание Айтека, потом заснул. Ему снилось, что Лейла зовет его под грушевое дерево, с которого свисают гроздья ярко-желтых плодов…
— Станция Батайская, конечная остановка! — торжественно объявил Айтек, подражая проводникам пассажирских поездов. Он высунул голову из теплушки, стараясь угадать по торчащим из земли дымящимся трубам, где искать дежурного по станции. Мешкать нельзя. Поезд стоит четверть часа — не больше, надо успеть выгрузиться.
Нарчо вскочил, просунул в щель голову. Он представлял себе большой вокзал с колоколом у центрального входа, красивые окна, двухэтажное здание, но ничего подобного не увидел и разочарованно спросил:
— А где же станция?
— В земле станция, понял? Протри глаза, сопя. Не видишь, из земли торчат трубы? Дым такой, словно серому коню забыли хвост прикрутить. Стало быть, к завтраку явились. — Айтек шире приоткрыл дверь вагона и, ежась от холодного ветра, подтянулся, поправил ремень, надвинул на лоб шапку-ушанку и деловито распорядился: — Ординарец, я к диспетчеру, попрошу, чтоб вагон отцепили. Ты остаешься здесь. Не доглядишь — могут до самого фронта прокатить. Лошадей готовь к выгрузке. Вещи, еду — в мешок. Погляди вокруг хорошенько, может, что-нибудь обронили. Ясно?
— Есть. — Нарчо хотел даже козырнуть по-военному, но не успел: Айтек выпрыгнул из вагона. Мальчик подумал, что было бы все-таки здорово, если бы железнодорожники не успели отцепить вагон и их повезли прямо на фронт.
Он выглянул снова. Воинский эшелон медленно покидал станцию. Взору Нарчо открылись дымящиеся развалины, похожие на еще не совсем потухшие вулканы. По земле стелился дым. То там, то здесь виднелись воронки от снарядов, мин, авиабомб, над ними коромыслом торчали искореженные рельсы, от вокзала уцелела одна стена.
Лошади хотели пить, били копытами по полу, оглядываясь на Нарчо. Хорошо было бы подвести их к водокачке и напоить досыта из торбы. По перрону сновали пассажиры с чемоданами, сундуками, мешками, куда-то пробежал дежурный в красной фуражке. Наконец теплушку отцепили, покатили назад; вагон остановился у разгрузочной площадки. Дул сильный ветер.
— По коням! — Оришев вынырнул откуда-то из-под земли.
— Едем?
— Едем, конечно, только сначала надо выяснить, куда. Конзаводов много. Добраться бы до райцентра, там дадут адрес.
— Райцентр искать долго. У нас лошади не поены со вчерашнего дня… — Нарчо помнил слова Доти: «Первая заповедь кавалериста — забота о коне».
Марем, словно подтверждая правоту Нарчо, теплыми шелковистыми губами теребил мальчика за руку, нервно мотая головой.
— Верно. Надо их напоить, да и нам подзаправиться не грех. Говорят, ехать придется километров тридцать с гаком.
— Гак — это сколько? — Про такую меру длины Нарчо в школе не слышал.
— Когда как, — отшутился Оришев, — Да ты лучше возьми торбы и топай к водокачке. Одна нога здесь, другая там. Набери воды.
— Дадут?
— Не дадут — около вагона валяется шланг.
— Нет, надо ведра раздобыть. В торбе пока донесешь, половина вытечет.
— Ведра так ведра. Беги.
Нарчо побежал туда, где дымились трубы. Он уже привык к обязанностям ординарца, к тому же теперь он еще старался хоть чуточку походить на знаменитого Петьку из кинофильма «Чапаев». В первой же землянке хозяйка дала ему пару ведер под «честное пионерское». Давно не приходилось мальчику давать это обещание… Неподалеку обнаружилась колонка, а рядом продавали кипяток. Нарчо напоил лошадей, принес полведра кипятку. Они с Айтеком попили «чаю» прямо из ведра, поели сыру и черствых лакумов. Поезда прибывали и убывали беспрерывно.
— До Ростова еще далеко? — спросил Нарчо.
— До Ростова? Рукой подать. Во-он, гляди — у горизонта раскинулся город.
— Вот бы туда, — размечтался Нарчо. — Там знакомые Кантасы, они бы приняли нас, как своих. Кантаса познакомилась с ними на съезде. Говорит, душевные очень.
— Пока нас там не ждут, — усмехнулся Айтек. — Нам конный завод нужен. А он находится вблизи станицы под названием Мечётка. Звучит-то как? Почти мечеть. Понял? Туда ведут степные проселочные дороги — грейдерные, если говорить точнее. Давай отыщем Мечётку на карте. — Айтек достал планшетку, поводил пальцем по пластмассе: — Вот она, родненькая! Смотри, и конзавод обозначен!
Конзавод они нашли быстро. Кроме него, на хуторе других хозяйств не было. Завхоз — неприветливый скуластый казак лет сорока, в галифе с лампасами — свидетельство недавней службы в кавалерии, в серой папахе, заломленной назад, держал наряд большими заскорузлыми пальцами единственной правой руки, сопел, что-то бубнил себе под нос, читал, перечитывал, а потом неприязненно глянул на Оришева:
— Нету начальства. Начальство в командировке. Вернется денька через три, не раньше. А я не имею права…
— А жить где мы будем?
— Откуда я знаю? Ищите, может, и обрящете. Но как бы не пришлось ждать напрасно. Нет у нас лишнего поголовья. Самим с полсотни кобылиц не хватает. Завод восстановили без году неделя. Отдай вам тридцать кобылиц, да еще «годных к воспроизводству», с чем мы останемся? Мы тоже конзавод. Давний. В буденновскую армию лошадей поставляли…
Оришев не знал, что отвечать.
Казак все не мог успокоиться:
— «Годных к воспроизводству»! Ишь, что пишут…
— Тот, кто выписывал наряд, видимо, знал…
Завхоз рассердился:
— Да что он знал? Мы тут сидим, и то не знаем, сколько их у нас, «годных к воспроизводству», а сколько к весне откинет копыта. Каждый день лошади гибнут. «Видимо, знал…» Я же говорю тебе русским языком: конзавод только встает на ноги, приходится скупать все, что попадется. А теперь лучшее вам отдай, а самим — сиди да кукарекай. Чего захотели? — Серая с желтизной папаха так и ходила по затылку завхоза, вены на висках и шее вздулись, лицо налилось кровью, острей обозначились скулы. — Не слышал поговорку: на чужой караван рот не разевай?
— Слышал.
— Чего ж тогда за тридевять земель пожаловал?
— Брат брату поможет — гору на гору поставят. Но есть и такая пословица. — Айтек сделал паузу, чтобы не сказать лишнего, и, не дождавшись ответа, добавил: — Те, кто выписывал наряд, рассуждали правильно. Вы встаете, мы еще на земле лежим, собственные зубы собираем. Помогите же и нам на ноги подняться. Одному делу служим. Мы же не для себя просим — для конзавода.
— Небось, в кавалерии служил?
— Приходилось. И в разведке бывал.
— О-о, видно.
— Как хотите, а мне полковник приказал не возвращаться без маточного поголовья. — Айтек решил апеллировать к авторитету полковника, но на заведующего хозяйством это не произвело должного впечатления.
— Какой полковник?
— Мой начальник. Директор конзавода.
— Тут, между прочим, хозяйством тоже не сержант управляет, а генерал. Так что не очень…
— Нечего нам грызться, как собакам. Генерал уважит комиссара. Остается только подождать. — Оришев сунул наряд в планшетку поверх топографической карты.
— Ждите, сколько хотите… — Завхоз равнодушно поглядел на планшетку, которую Айтек намеренно ему демонстрировал, встал, подошел к телефону, висевшему на стене, и стал куда-то звонить.
Выйдя на крылечко, Айтек оглядел близлежащие хаты — в какую постучаться? Все выглядели сиротливо, неприветливо, словно разучились принимать гостей. Ветер не утихал.
Улицы казались безлюдными, крыши почти на всех хозяйственных постройках завалились. Кое-где стояли одинокие деревья, будто стерегли хаты от новых бед. Уцелевший скот, видно, держали в домах. В центре поселка, вблизи заросшего камышом озера стоял самый большой дом — начальная школа. Окна большей частью были забиты досками или заложены кирпичом. С продолговатого здания клуба сорвало крышу. «Сгодилось бы под стойло для лошадей», — подумал Айтек. Нарчо понял: дела неважные. На всякий случай спросил:
