— Опять разведчиков не допустили, — прошептал Лужко.
Минут через десять стрельба с той и с другой стороны постепенно стихла. Отгорели, рассыпав красные искры, последние ракеты, и над фронтом вновь сгустилась тревожная, беспокойная тишина. Глухой, шелестящий шум неутихавшего ливня еще более усиливал тревогу.
Бондарь тяжело дышал и ничего не говорил. Его молчание было сейчас неприятно Лужко, и он впервые подумал, что за эту ночь так и не узнал как следует нового командира пулеметной роты, а может, завтра противник начнет наступление, и этому командиру роты придется самостоятельно решать ответственные задачи, от которых во многом зависит успех действий батальона.
Понял ли Бондарь мысли командира или переживал еще волнение от только что окончившегося боя, но, словно рассуждая сам с собой, тихо сказал:
— Как трудно командовать людьми.
— Что трудно? — не понял Лужко.
— Трудно, говорю, и очень ответственно людьми командовать, — отчетливее повторил Бондарь.
— Очень, — подтвердил Лужко, — и особенно нам, кто непосредственно ведет людей в бой.
Под вечер, когда Яковлев отладил два закапризничавших токарных станка и собрался пойти в столовую, неожиданно приехал заместитель начальника главка, в ведении которого находился завод, инженер Канунников. Полунин еще с утра уехал на завод — поставщик заготовок мин, и Яковлеву пришлось принимать Канунникова. Яковлеву еще не приходилось встречаться с работниками наркомата, и он невольно робел, боясь показать завод в невыгодном свете. Но опасения Яковлева не оправдались. Канунников был всего лет на пять старше Яковлева и выглядел совсем не грозно. Правда, он был начальственно солиден, но говорил и держался просто, ничем не выдавая своей высокой должности. Чисто выбритое лицо его с крупным подбородком и высоким, с залысинами лбом было бледно, костюм военного покроя был чист, словно впервые надетый, и ладно облегал статную, заметно располневшую фигуру.
— Давно собирался к вам, да все некогда, — здороваясь, приятным басом заговорил Канунников. — У нас столько предприятий, по всей стране разбросаны.
— Да мы, собственно, и не предприятие в полном смысле этого слова, — поддаваясь добродушной улыбке, сказал Яковлев, — так, что-то среднее между кустарной мастерской и заводом.
— Не скажите, не скажите! Если посмотреть с точки зрения пользы в данный момент, то ваш завод сделал для фронта великое дело.
— Да если бы нам, Владимир Андреевич, еще станков хотя бы десятка три, — невольно радуясь похвале, подхватил Яковлев.
— По этому поводу, собственно, я и приехал, — мягко перебил Канунников. — Государственный комитет обороны дал нам задание в самое ближайшее время утроить выпуск мин на вашем заводе. Это всего лишь первоочередная задача, а дальше придется еще и еще расширять производство. Война только начинает вступать в решающую фазу.
Они обошли всю территорию завода, и везде Канунников внимательно рассматривал все, расспрашивал, изредка высказывал свои соображения и сочувствующе кивал головой, когда Яковлев говорил о невыносимых трудностях, о плохом оборудовании и необходимости если не заменить новым, то хотя бы пополнить станочный парк завода, восстановить котельную и термический цех, начать, наконец, самим отливать заготовки мин, чтобы не зависеть от заводов-поставщиков.
Последним посетили они гараж, громко именуемый заводской автобазой. Самого Селиваныча не было, и встретила их механик гаража Вера Полозова.
В замасленном шоферском комбинезоне, с выбившимися из-под косынки завитками черных волос, она выскочила из-под разобранного грузовика и, зардевшись, смущенно поздоровалась. На вопрос Канунникова о состоянии автопарка она выпрямилась во весь свой рост, сердито сверкнула черными блестящими глазами и звонко выкрикнула:
— Автопарк, автопарк! Какой автопарк? Семь грузовиков и только один настоящий, а остальные из ничего собраны. Разве это автопарк?
Она была так красива и так горда в своем гневе, что Яковлев невольно залюбовался ею.
— Хоть бы запчасти были, — не переводя духа, с прежним азартом говорила Вера, — а то никто ничего не дает и достать негде. Вот смотрите, стоит, бедняжка, всего из-за каких-то поршневых колец, — резко махнула она рукой в сторону разобранного грузовика.
— Трудно, всем трудно, — задумчиво заговорил Канунников, не отводя взгляда от лица Веры. — Всем трудно, — повторил он и вдруг решительно, с душевной теплотой в голосе добавил: — Но мы поможем вам, обязательно поможем. Новых машин, конечно, не ждите, а старое что-нибудь и запчасти — это в наших силах.
— Да хоть бы запчасти, — с жаром воскликнула Вера, — да мы тогда любое задание…
Еще раз заверив Веру, что он сделает все, чтобы помочь гаражу, Канунников уехал, а Яковлев пошел в цех. Проходя пустынным двором, он вдруг с поразительной ясностью на месте горячей, решительной Веры Полозовой представил Ирину. Если бы знал Яковлев, что Ирина в это время была в московском военном госпитале, всего в трех кварталах от него!
* * *
— К Столешникову, а потом на дачу? — вполголоса спросил шофер, когда Канунников сел в машину.
— Конечно, — закуривая, кивнул головой Канунников и откинулся на спинку сиденья. Наступало самое блаженное для него время. Словно сбросив грязное белье, он чувствовал себя свободным от всего. Правда, и в главке и в наркомате все еще долго будут работать, но он, уезжая, сказал начальнику, что задержится на заводе, а потом завернет на товарную станцию, куда должны прибыть важные грузы, и теперь считал себя совершенно свободным. О том, что грузы на станцию прибудут только через два дня, он знал еще неделю тому назад, а задержка на заводе была вовсе ни к чему. Он прошел, посмотрел на все, и этого вполне достаточно. И так из-за всяких совещаний и заседаний он целую неделю не выезжал за город и не встречался с Лорой.
Вспомнив Лору, он улыбнулся, потер ладонью гладкий подбородок и с наслаждением вытянул ноги. От быстрой езды и плавного качания машины приятно кружилась голова. Мелькавшие мимо дома и деревья вызывали ощущение праздничной торжественности. Но что-то еще неясное и приятное радовало Канунникова.
«Ах да, — вспомнив, мысленно сказал он себе, — это Вера Полозова, механик гаража».
Он выбросил недокуренную папиросу и представил стройную фигуру Веры с тугой, обтянутой комбинезоном девичьей грудью, ее дерзкие, обжигающие черные глаза. Это было так ощутимо, что он зажмурился и встряхнул головой. Шофер без удивления посмотрел на него, чему-то улыбнулся и с еще большей скоростью погнал машину.
Лора, как и всегда при встречах, стояла на углу Столешникова переулка и нетерпеливо постукивала носком замшевой туфли. Канунников еще издали заметил ее легкое светлое платье и перекинутый через руку серебристый плащ. В этом платье и с этим плащом в руках Лора была особенно изящна и всегда восхищала Канунникова. Но сейчас и платье, и плащ, и модная прическа, и оживленно-веселое лицо Лоры не вызвали прежнего восторга Канунникова, да и вся она показалась Канунникову какой-то совсем обыкновенной, будничной. Но все же он, когда Лора впорхнула в машину, улыбнулся, взял ее руки в свои и, глядя прямо в синие с огромными ресницами глаза, с прежней заботливостью спросил:
— Как провела эту неделю?
— Ужасно! Скучища — хоть вой! — воскликнула Лора и, кинув взгляд на шофера, жарко зашептала на ухо Канунникову: — А сегодня просто беда. Иван Степанович вдруг освободился и домой приехал. Я совсем отчаялась. Хорошо, что опять на заседание вызвали. Теперь раньше двух не вернется.
Упоминание об Иване Степановиче было неприятно. Канунников сморщил лоб и с нарастающим недовольством подумал:
«К чему она всякий раз о старике своем твердит? Вот бестактность!»
Лора не заметила перемены его настроения и продолжала весело щебетать, рассказывая о последних городских сплетнях.
Канунников слушал ее рассеянно, курил одну папиросу за другой и никак не мог настроиться на веселый лад. Только нежный аромат любимых им духов Лоры понемногу успокоил его. Но, уже подъезжая к даче, он взглянул на пухлые губы Лоры и снова вспомнил Веру Полозову, ее ярко очерченные, без краски, свежие и чистые губы, упругие щеки и высокий, умный лоб. Невольное сравнение заставило его машинально отстраниться от Лоры.
«И что она красится так безобразно? — с раздражением подумал он. — Неужели нельзя приличнее?»
Это окончательно испортило настроение Канунникова. Он радовался, что не осуществил свое прежнее намерение поехать на дачу вдвоем с Лорой, и пригласил своих приятелей. Целого вечера наедине с Лорой он бы не выдержал и, пожалуй, нагрубил бы ей или сразу же уехал в Москву. Теперь же шумная компания друзей освобождала его от Лоры.
