— Про Гельфонда расскажите. При мне он ведал кафедрой истории военно-морского искусства. Вот это талант, батенька вы мой! Не то что курсанты, даже преподаватели приходили к нему на лекции…
— Недавно докторскую диссертацию защитил. Говорят, в академию переводится.
— А что там с библиографом Сусловой? Она тоже в своем роде профессор?
И когда таким образом перебрали все училище, оказалось, что начальник училища старый знакомый Максимова еще по Испании.
— По Испании? — удивился лейтенант.
— Пришлось и там побывать.
Лейтенант хотел еще о чем-то спросить, но вмешалась Анна Дмитриевна:
— Пора спать. Люди с дороги, устали. Пощади их. Надо отдохнуть.
Вера, жена лейтенанта, растроганно сказала:
— Спасибо вам! Большое спасибо!
— За что? — удивилась Анна Дмитриевна. — Какая тут может быть благодарность? Мы с Мишей тоже молодыми были, и нас так же принимали старшие.
Утром встали рано. Анна Дмитриевна вместе с женой лейтенанта хлопотали на кухне, и запах кофе разносился по всей квартире. Максимов сидел на диване, наблюдая за Таней, скользившей по паркету. Заметив, что лейтенант рассматривает картину на стене, Максимов встал, подошел к нему и стал объяснять:
— Знаменитый бой Магомета Гаджиева. Может, слыхали, он всплыл в надводное положение и в упор расстреливал фашистский транспорт. Необыкновенная дерзость, одна из классических операций, которой всегда будут гордиться северяне.
— Слышал, — загадочно улыбаясь, сказал лейтенант. — Там командовал артиллерией Зармаир Арванов. Со второго или третьего залпа было прямое попадание. Транспорт повернул к берегу, хотел выброситься на мель. Тут-то ему и дали прикурить. Зажгли и отправили на дно, как топор…
— Откуда вы знаете такие подробности? — удивился Максимов.
— В училище, в научном кружке, я доклад о североморских подводниках делал.
— Ах вот что… Историей интересуетесь?
— Еще со школьной скамьи.
Действительно, доклады Геннадия Кормушенко об Отечественной войне 1812 года были не просто изложением общеизвестных фактов, а своего рода маленькими исследованиями. Учителя сулили ему успех на стезе историка. Возможно, так бы оно и случилось, если бы отец не поспешил «определить» Геннадия в военно-морское училище, а слово отца было в семье законом. Вот и зашагал Геннадий по другой дороге. И вовсе не жалеет об этом. Училище привило ему вкус к морю, походам, строгой размеренной жизни, к технике, которой он прежде вроде и вовсе не интересовался, если не считать занятия фотографией.
— Интересно… Ну, а история флота — это же непочатый край работы для пытливого исследователя. — Максимов подошел к шкафу, достал книгу в твердом переплете — записки бывшего командира американской атомной подводной лодки «Скейт» Колверта «Подо льдом к полюсу» — и показал Геннадию. — Вы читали?
— Как же, еще в училище.
— Очень хорошо. — Максимов раскурил трубку и не торопясь перелистывал страницы, испещренные пометками на полях. — Книга в общем стоящая, но вам не бросилась в глаза явная тенденциозность? Освещая историю завоевания полюса, он вскользь упомянул папанинскую экспедицию и открытие нашими учеными подводного хребта в Северном Ледовитом океане. А где многие экспедиции русских ученых? Где походы наших лодок? Ведь первое плавание подо льдами совершил мой однокашник Виктор Николаевич Котельников. Погиб в войну. Именно он, а никто другой, на подлодке «Д-3» 13 февраля 1938 года, впервые в истории подводного плавания, прошел подо льдами небольшой участок на высокой широте… Потом Коняев в финскую войну на Балтике форсировал подо льдом пролив Седра-Кваркен…
Максимов глубоко затянулся и, взглянув на Геннадия, заметил блеск в его глазах.
— Впрочем, Колверту, может, это все и ни к чему, а мы с вами должны знать. Я жду, кто из офицеров изъявит желание пойти в архивы, изучить документы и написать истинную правду. У вас есть такое желание?
Геннадий, краснея, пожал плечами.
— Не знаю, слишком ответственное дело.
— Ответственное, а стоящее. Подумайте. Со временем, может, станете этаким подводным Нестором-летописцем. А что вы думаете, подводный флот должен иметь своих историков…
Донесся голос Анны Дмитриевны:
— Товарищи, прошу к столу.
Таня первой ринулась на кухню, за ней мужчины.
— Я хочу к дяде! — кричала Таня, глядя на Максимова умоляюще.
Он с удовольствием посадил девчушку на колени.
— Ты будешь мешать дяде. Иди ко мне, — сказала мать и усадила ее рядом.
Геннадий почувствовал себя свободно, словно очутился в давно знакомом доме, и начал рассказывать о своей семье. Вскользь упомянул, что отец тоже служил на Северном флоте, сейчас в отставке, скучает, тяготится, никак не может найти себе подходящего занятия…
— А кто ваш отец? — заинтересовался Максимов.
— Может, слышали, Кормушенко Даниил Александрович?
— Как же, не только слышал. Имел удовольствие лично знать.
Максимов горько улыбнулся и, аккуратно положив ветчину на тоненький ломтик хлеба, стал старательно намазывать ее горчицей.
— Ветчину бы лучше с хреном, Анна Дмитриевна.
— Ты прав, Миша. К завтрашнему дню будет хрен.
Лейтенант, ничего не заметив, продолжал:
— Мои родители всю жизнь были москвичами, а на старости лет вздумали перекочевать в Ленинград. По-моему, зряшная затея. Все-таки московский климат не сравнишь с ленинградским…
— Что же их туда потянуло? — спросил Максимов.
— Отец говорит — без флота для меня не жизнь. В Питере хоть в праздник выйдешь на Неву, корабли увидишь, и то душа радуется…
Максимов посмотрел удивленно:
— Странно, почему он воспылал такой любовью к кораблям. По-моему, ваш отец всегда видел корабли только с берега.
— Нет, товарищ адмирал, в молодости он, кажется, морячил по-настоящему. Потом один из немногих окончил академию.
— И это знаю. Во время войны он сидел в штабе флота и сводки составлял, сколько чего потопили.
— Ах вот как?! — удивился лейтенант и неловко заерзал на стуле. Ему показалось, будто он что-то сказал или сделал не так и обидел контр-адмирала. Незаметно отодвинув тарелку, лейтенант посмотрел на часы. Максимов перехватил его взгляд:
— Да, пора двигаться!
Он встал, прошел в столовую, закурил трубку и предложил лейтенанту одеваться.
— Идемте в штаб, я вас представлю. Ваши пока останутся здесь. Я думаю, к вечеру все устроится.
Прибыв на плавбазу, Максимов с возмущением рассказал начальнику штаба вчерашнюю историю:
— Тащится лейтенант с женой, ребенком, вещами. Добрался до базы — и ночуй на морозе. Никому дела нет…
— Надо пропесочить кое-кого… — заметил капитан второго ранга Южанин, блестя стеклами очков.
— Вот именно… Подготовьте, Семен Ильич, письменное приказание штабу: встречать всех офицеров, приезжающих для прохождения службы, и на этот случай иметь хотя бы одну резервную квартиру…
Южанин записал указание. Максимов смотрел выжидательно.
— Что еще?
— А еще, товарищ адмирал, есть мысль провести научно-техническую конференцию. Насчет кибернетических устройств. К нам имеет прямое отношение…
Максимов заинтересовался:
— Как же вы это мыслите?
— Пригласим докладчика из штаба флота. Послушаем, а после откроем дискуссию о роли кибернетики в военном деле…
— Согласен. Только почему нужно приглашать кого-то со стороны, если у нас полным-полно отличных специалистов?!
— Ну как же, товарищ адмирал, все-таки из штаба флота, авторитетнее…
Максимов горько усмехнулся:
— Эх, Семен Ильич, Семен Ильич… Обидно слышать… Нет у нас веры своим людям, привыкли к варягам. Вот что. Никаких приглашений, все должно делаться своими силами.
— Есть! Попробую с нашими поговорить…
Максимов посмотрел в его большие навыкате глаза:
— Что у вас еще?
Южанин протянул папку с бумагами. Максимов читал, подписывал, а из головы не выходила мысль: как же быть с этим лейтенантом? Оставить у себя или позвонить в штаб флота, пусть дадут другое назначение? И сразу вспомнился человек с бритой головой, покачивающейся на плечах, точно глобус на подставке. Инспектор боевой подготовки штаба флота Кормушенко был сухой и желчно-недоброжелательный. К Максимову он относился с особой подозрительностью: «Раз побывал за границей, уже хвостик тащится. А может быть, на этом хвостике что-нибудь наросло…» И все начинания, связанные с пропагандой испанского опыта, он поднимал на смех, стараясь представить Максимова выскочкой и карьеристом. «Ишь стратег нашелся! Что Испания! Эпизодик! А у нашего флота два с лишним века в битвах и сражениях. Боевой устав с умом люди писали. Там все взвешено, учтено…»
