Ознакомительная версия.
Гредер понимал, что определенная доля секретности в подобных сообщениях необходима, но всегда возражал против того, чтобы доходить в подобных вопросах до абсурда. Правда, Гредер прекрасно помнил, что и случай, который в начале прошлого года привел к резкому ужесточению правил секретности, тоже из разряда абсурдных. Двое офицеров-идиотов из вермахта вместо того, чтобы сесть в поезд и срочно прибыть в Кельн, заглянули к своему другу в Мюнстер и поэтому опоздали. Друг этот оказался майором люфтваффе и решил доставить их в Кельн на своем транспортном самолете. Но при плохой видимости пилот сбился с курса и совершил вынужденную посаду в Бельгии, неподалеку от города Малин. Там их арестовали и доставили в полицейский участок.
Каковым же было изумление офицеров бельгийской контрразведки, когда оказалось, что один из офицеров был спецкурьером и в сумке своей вез сверхсекретный план вторжения вермахта в Бельгию и Голландию. При этом офицеры дважды пытались уничтожить эти документы, но в первый раз у них не оказалось спичек, а затем они бросили их в печку, но полицейский это заметил и достал из огня. Гредер занимался расследованием этого случая и был потрясен его невероятностью. Именно абсурдность ситуации заставила бельгийские и голландские власти решить, что документы — фальшивка. Только это и спасло офицеров от расстрела. И то, что им оставили жизнь, вопреки требованию самого фюрера, — тоже кажется теперь невероятным. В конце концов этих болванов великодушно обвинили не в измене, а всего лишь в преступной небрежности.
«Они там, в Берлине, похоже, решили, что нам здесь вообще нечем заниматься, кроме как следить за действиями “бранденбуржцев” и собирать сведения об их победах? — вновь предался негодованию Гредер. — И потом, что мешает им получить эти сведения в самом ведомстве адмирала Канариса, коему этот диверсионный полк подчинен? Вот именно: абвер этот полк формировал, абвер готовил диверсантов, набирая кандидатов из многих стран Европы, владеющих различными языками мира, причем многие из них всерьез рассматривались военной разведкой как потенциальные вожди местных повстанческих движений, и даже вождей народов Югославии, Советского Союза и некоторых азиатских стран».
«Стоп! — вдруг прервал штандартенфюрер поток своей армейской аналитики. — Канарис! Кальтенбруннер именно потому и требует собрать сведения об эффективности действий брандербуржцев, что до сих пор эта диверсионная элита подчинена абверу!»
Отправив назад в сейф шифровальный «словарик» второго кода «Циклопа» и саму радиограмму, Гредер несколько минут вышагивал по просторному кабинету, в котором еще недавно располагался партком какого-то молдавского винзавода, а потом вновь вернулся за письменный стол.
Кальтенбруннер мог бы, конечно, выражаться и чуточку яснее. Но и так было понятно, что его, Гредера, пытаются втянуть в схватку между Кальтенбруннером и Канарисом, вернее между рейхсфюрером СС Гиммлером и Канарисом, в которой и Кальтенбруннер — тоже всего лишь исполнитель воли вождя СС.
Гредер помнил, что к началу войны с Польшей под командованием Гиммлера находилась одна-единственная дивизия СС. Рейхсфюрера, замыслившего создать империю СС-элиты, это конечно же не устраивало. Теперь в системе СС действует уже несколько дивизий, отдельных охранных полков и батальонов. Но этого мало. Гиммлеру надоели бесконечные «гонки на опережение» с абвером, он давно считал эту военную разведку, в нынешнем ее командном составе и при нынешнем стиле подготовки разведчиков к работе за рубежом, — неэффективной.
— Господин штандартенфюрер СС, — появился в проеме двери адъютант. — Прибыли машины для перевозки имущества в Днестровск.
— Да, уже прибыли? Опять эта чертова перевозка! Из-за этих бесконечных переездов почти не остается времени для того, чтобы сосредоточиться.
— Просто русские отступают непростительно быстро, — сочувственно объяснил ему Курт.
— Вы так считаете, Шушнинг, «отступают непростительно быстро»? Так, может, пожалуемся на них Сталину? Что они себе, черт возьми, позволяют? Или же обратимся к фюреру, пусть прикажет нашим войскам не слишком налегать, чтобы мы поспевали за ними.
— Лучше — Сталину, в Кремле нас, по крайней мере, не осудят.
Гредер понимал, что адъютант то ли неумело подыгрывает, то ли откровенно издевается, но ему сейчас было не до воспитательных нотаций.
— Ладно, Шушнинг, готовьте мою машину, укладывайте личные вещи и обеспечивайте охрану.
Шушнинг уже хотел было скрыться за дверью, но Гредер остановил его.
— Кстати, вы не в курсе, где сейчас вернейший из ваших друзей, оберштурмфюрер Штубер?
— Знаю только, что он был переправлен на ту сторону Днестра, в тыл врага, на территорию укрепрайона.
Штубер никогда не был другом Шушнинга, мало того, Шушнинг откровенно недолюбливал этого «психолога войны» за его псевдоученое высокомерие и аристократические амбиции, однако он знал, что нет ничего более бессмысленного, чем пытаться опровергать утверждения штандартенфюрера.
— И хотите сказать, что он до сих пор не вернулся оттуда?
— Я слышал от румынского полковника, что все пространство между двумя линиями дотов этого укрепрайона напичкано войсками русских, там идут упорные бои…
— Штубера все это не касается. Этот проходимец вернется даже из преисподней. Причем здесь все это: доты, войска, русская контрразведка?
— Как только он появится, я доложу.
— Как только он появится, немедленно представьте его пред мои очи, ибо приказ вам известен.
* * *
Когда колонна тронулась в путь, солнце уже достигало зенита. Было жарко, сквозь невидимые щели в машину пробивалась пыль и, смешиваясь с потом, заставляла тучного штандартенфюрера проклинать и русскую жару, и русские дороги, и, естественно, «русскую войну». И лишь когда машина оказалась на небольшом перевале, с которого, где-то вдалеке, в створе между вершинами двух холмов, сверкнул своей голубизной речной залив, Гредер облегченно вздохнул и окинул взглядом окрестности. Там, внизу, дорога заползала в зелень садов и лениво петляла между изумрудной красоты склонами холмов. Чем-то неуловимым этот край напоминал Гредеру предгорья где-нибудь в Баварии или Австрии. И, казалось, ничто не способно помешать ему остановить машину, пройтись по перевалу, посидеть вон на той плоской шлемоподобной вершине холма…
Возможно, он так и поступил бы, если бы не все нарастающие раскаты артиллерийской канонады, доносившиеся откуда-то с юга, из тех мест, между Подольском и Ямполем, — Гредер даже успел запомнить названия этих городков, — где располагался укрепрайон. И похоже, что сейчас там разгоралась настоящая артиллерийская дуэль. Глядя на то, как сидевший впереди, рядом с водителем (Гредер всегда предпочитал «покоиться» на широком и более безопасном заднем сиденье), адъютант его зябко поеживается, штандартенфюрер подумал, что, наверное, он слегка поторопился со своим переездом. И хотя вряд ли русские способны сейчас на масштабный контрудар с форсированием такой большой реки, некая опасность оказаться либо под русскими бомбами и снарядами, либо под огнем русских диверсантов — все же существовала.
Воспользовавшись тем, что навстречу поднимались три санитарные машины какого-то румынского госпиталя, Гредер приказал водителю свернуть с дороги, чтобы пропустить их, и, пренебрегая опасностью, все-таки вышел из машины.
«А ведь о трагедии гигантского дирижабля “Гинденбурга” мне напомнил именно он, Штубер, — вдруг вернулся к призабытой истории штандартенфюрер. — Причем так и не объяснил, почему он вдруг завел об этом речь. Неужели его, Штубера, тоже пытаются привлечь к расследованию этой катастрофы? Хотя какое, к дьяволу, расследование?! Дело давно закрыто!»
Единственное, что Гредеру удалось установить уже после их разговора с бароном, так это то, что к осени 1938 года в группу по расследованию причин трагедии дирижабля был включен и отец Вилли Штубера, ныне уже генерал-майор, барон фон Штубер. Но это было под занавес, перед тем как в декабре того же 1938 года расследование было прекращено по личному указанию фюрера, которому надоело выслушивать бесконечные догадки, версии и подозрения. Однажды, выслушав очередной доклад по расследованию этой катастрофы, он грохнул кулаком по столу и заорал:
— Сейчас мне ясно только одно, что мы опозорились в глазах не только наших потенциальных противников, Соединенных Штатов, но и в глазах всего мира! Если уж мы оказались в состоянии создать такой гигантский воздушный корабль, то надо было позаботиться о его охране!
— Но ведь охраной занималась СД, а расследованием занимается гестапо, — возразил Геринг, пытаясь отвести от себя гнев фюрера. Кстати, за его безопасность отвечал лично штурмбаннфюрер СС, он же — сотрудник службы безопасности СС Арнольд Гредер.
Ознакомительная версия.
