Костя Арабаджи, стоявший поблизости, сразу смекнул, в чем дело. Как не воспользоваться? Быстро оглянувшись, Костя сунул в карман бескозырку. Пригодится.
— Смир-рна!..
Гасовский критически осмотрел свое воинство. Ну и орлы!.. Воротники гимнастерок были умышленно расстегнуты, а каски сдвинуты на затылок. К Гасовскому вернулось хорошее настроение. Пройдясь перед строем, он притворился, будто не видит, что никто из ребят не пожелал расстаться с широким флотским ремнем и заменить его зеленым, брезентовым. Гасовский даже подмигнул Белкину: дескать, держись… Белкин стоял на правом фланге в необъятном черном клеше, в фланелевке и бушлате. По мнению Кости, он один выглядел человеком.
Снова пройдясь перед строем, Гасовский громко произнес:
— Выше головы!..
Сам он, разумеется, все еще был во флотском кителе и надеялся, что ему это сойдет с рук. В крайнем случае придется сменить ботинки на сапоги, и только. Командир он или нет? И потом, у него есть оправдание. Ему несподручно снять китель. Рука-то у него на перевязи. Гасовский был немного встревожен. Отчего их задерживают? Неужели роту отозвали с передовой только для того, чтобы переобмундировать? Тогда должны были начать с первой роты, а не с третьей. Гасовский терялся в догадках. Он то и дело посматривал на крыльцо. А может, ему пойти в штаб и самому доложить, что люди уже переоделись? Он заколебался. Командир полка наверняка отдыхал, и не стоило его тревожить по пустякам.
Наконец открылась дверь, и на пороге появился молоденький вестовой.
Ну сейчас все выяснится… Когда вестовой сбежал с крыльца, придерживая рукой тяжелую кобуру, Гасовский ему улыбнулся. Этот парень-паренек ему по гроб жизни обязан. Кто ему подарил трофейный парабеллум? Он, Гасовский. Ну а долг платежом красен.
— Звонил сам командующий… — многозначительно, слегка запинаясь, сказал вестовой. — За ними уже приехали. Моряк и еще один, в кепочке. Сидят у полковника. Сейчас выйдут.
— Командующий? Ври, да не завирайся… — Гасовский вздрогнул. — Не может быть… У меня и так каждый человек на учете.
Если бы сам господь бог позвонил командиру полка, Гасовский, пожалуй, удивился бы куда меньше. Но командующий!.. Не может быть. Откуда знать командующему о существовании какого-то Кости Арабаджи или Петьки Нечаева?..
— Я сам слышал.
— А ты, часом, не перепутал?
Нет, вестовой не ошибся. У него, слава богу, еще не отшибло память. Командующий, разумеется, звонил по другому поводу, но напоследок сказал: «Да, вот еще что… Ты запиши фамилии, сейчас я тебе их продиктую…» И полковник записал на перекидном календаре: «Арабаджи, Нечаев, Шкляр…» Провалиться ему на этом самом месте.
Вестовой замолчал, и Гасовский, оглянувшись, увидел полковника, который появился на крыльце в сопровождении какого-то капитан-лейтенанта и штатского в мятой кепочке-восьмиклинке. Тогда Гасовский вытянулся, поднес руку к козырьку.
Приняв рапорт, полковник спросил:
— Ты всех привел?
— Всех.
— Мне нужны, — полковник заглянул в бумажку, — Арабаджи, Шкляр и Нечаев.
Занятый своими мыслями, Нечаев не сразу понял, что полковник обращается к ним. Он, Костя Арабаджи и Сеня-Сенечка стояли рядом, на виду у всей роты. Разведчики! Но Гасовский, Яков Белкин и другие ребята из их взвода тоже были разведчиками. А остались в строю.
— Спасибо, разведчики. Благодарю за службу.
Но полковник уже говорил о том, что не по своей воле отчисляет их из части. Так надо, получен приказ. Сегодня же они поступят в распоряжение товарищей… Тут он кивнул на моряка и на штатского, стоявших за его спиной. Разумеется, для дальнейшего прохождения службы. Вот все, что он может им сказать.
— Товарищ полковник. А как быть с этим? — Костя Арабаджи не растерялся и оттянул полу своей гимнастерки. — Разрешите снять?
Полковник переглянулся с капитан-лейтенантом.
— Ладно, — сказал он. — Разрешаю. Только быстро.
Они бросились к вещам, которые были свалены в кучу. Костя ликовал. Им возвращают морскую форму, понимать надо!.. Теперь опять можно жить…
О будущем он не думал. Война научила его не загадывать так далеко.
А Нечаев смотрел на капитан-лейтенанта, у которого на кителе тускло блестели нашивки. Уж не тот ли это моряк, который его разыскивал? Ему слово в слово припомнился рассказ соседки по квартире. Но тогда этот капитан-лейтенант ошибается, Нечаев чемпионом никогда не был…
— Нечаев? Так вот вы где оказались! — сказал капитан-лейтенант, спустившись с крыльца. — А мы вас искали. И в Севастополь послали запрос.
— Мне соседка сказала, что приходил какой-то моряк, — ответил Нечаев. — Но я не знал…
О том, что его, очевидно, принимают за кого-то другого, он так и не успел сказать. Капитан-лейтенант сразу отошел и, сказав что-то штатскому в кепочке, пошел в штаб.
Тогда Нечаев повернулся к Гасовскому. Хоть руку пожать напоследок…
— Не поминай лихом, лейтенант, — сказал он.
— И ты…
Они обнялись. Нечаев сунул руку в карман и вытащил отцовскую трубку. Гасовский всегда смотрел на нее с завистью. И хотя это была единственная память об отце, Нечаев протянул эту трубку Гасовскому.
— Возьми…
— Ну что ты, мой юный друг! — как можно равнодушнее постарался сказать Гасовский. — Я ведь папиросы курю. И вообще собираюсь бросить это дело. Надо беречь здоровье.
Он почти насильно вложил трубку в руку Нечаева и закрыл ее.
— Побереги ее. Живы будем — не помрем, — сказал он. — Еще встретимся, Нечай. И пустим твою трубочку мира по кругу.
Тогда Нечаев повернулся к Белкину.
— Прощай, Яков!..
Но тот буркнул, не поднимая глаз:
— Бувай!
Под пепельным небом душно тлел сентябрь. Деревья стояли недвижно. Трава под ними была жухлая, жесткая. Нескошенная, она низко стлалась по земле.
Кабина полуторки задевала за ветки акаций, стоявших вдоль дороги, и они со свистом хлестали по ней.
А вот и пригород.
Нечаев, Костя Арабаджи и Сеня-Сенечка лежали в кузове на брезенте, растянутом поверх кипы флотских брюк, бушлатов и фланелевок. Костя курил и глазел по сторонам. Он вглядывался в пустые окна, скользил взглядом по грудам кирпича и опрокинутым афишным тумбам. Он был как пришибленный. Неужели это и есть красавица Одесса?
Впереди пусто ржавели трамвайные рельсы.
Нечаев
