Его отец – мой брат, капитан Тосихира Иногути – получил в августе 1944 года под свое командование линкор «Мусаси» и стоял на капитанском мостике своего корабля 24 октября. В этот день эскадра Куриты, следовавшая на восток в море Сибуян, подвергалась атакам самолетов противника от зари до сумерек. Противник сосредоточил бомбардировки и торпедные атаки на «непотопляемом» линкоре «Мусаси». Его удалось потопить с большим трудом, но выдержать эти удары не смогло бы ничто, способное плавать. Я знал уже, что капитан остался на корабле, приказав команде его покинуть.
Я мог сказать его сыну только то, что он утонул вместе со своим кораблем.
Молодой человек тяжело вздохнул и повторил, словно эхо:
– Утонул вместе со своим кораблем.
В тот самый день он перелетел море Сибуян, чтобы приземлиться в Себу. Племянник погрузился в размышления, и у меня сложилось впечатление, что он обдумывает вылет с заданием камикадзе. Я не считал, что мне следует советовать ему что-либо, свой выбор он должен был сделать сам. Время шло, и, понимая, что племянник устал, я настоял, чтобы он отдохнул. Мы разошлись в свои комнаты.
В полдень 2 ноября самолет-разведчик обнаружил на аэродроме в Таклобане более 80 самолетов противника. На следующее утро был спешно сформирован авиаотряд для нанесения удара по этой соблазнительной цели. Авиационные двигатели, работавшие на холостом ходу, били голубыми струями выхлопных газов в предрассветных сумерках, пока 12 истребителей, ведомых лейтенантом Накагавой, готовились взлететь. Мой племянник, стоявший в оперативном центре в обычной форме, скрылся не более чем на минуту, чтобы появиться вдруг в полной летной экипировке. Он выбежал из помещения центра к самолетам, некоторые из которых уже подруливали к взлетно-посадочной полосе. Как только взмывающие вверх силуэты и грохот моторов возвестили о том, что первые самолеты поднялись в воздух, ко мне вбежал возбужденный пилот, унтер-офицер, и воскликнул:
– Лейтенант Иногути сказал, что полетит вместо меня, и сел в мой самолет.
С рассветом в направлении Таклобана можно было наблюдать вспышки зенитного огня. Наши самолеты достигли аэродрома противника. Я молился, чтобы им сопутствовал успех.
Примерно через тридцать минут назад вернулся один – всего лишь один – из наших самолетов. Лицо пилота, выбиравшегося из фонаря кабины, было в крови.
– Как только мы миновали горы, сильный зенитный огонь расстроил наш боевой порядок, – сообщил пилот. – Должно быть, нас засекли радары, потому что зенитные батареи находились в полной боевой готовности. Понятно, что внезапная атака не удалась.
«Что с лейтенантом Ино…» – собрался было я спросить, но осекся. Выражение лица пилота могло служить ответом на мой вопрос.
Прошло всего десять дней с тех пор, как отец лейтенанта погиб вместе с линкором «Мусаси», и теперь недалеко от этого места упокоился навсегда сын.
Тадаси Накадзима
Глава 10 ЖИЗНЬ НА БАЗЕ КАМИКАДЗЕ
(октябрь – декабрь 1944 г.)
Лейтенант Фукабори из 701-й авиагруппы
27 октября, через день после того, как адмирал Фукудомэ согласился с тактикой камикадзе, мой приятель Иногути приступил к исполнению новых обязанностей, связанных со специальными ударными силами. Я сидел после ужина в оперативном центре в Себу и внезапно услышал гудение самолета над летным полем. Вышел наружу, чтобы узнать, в чем дело. Сигнальные огни на крыльях самолета свидетельствовали о том, что это наш самолет. Я немедленно отправился на аэродром и застал там приготовления к ночной посадке самолета.
Способы освещения взлетно-посадочных полос на этой прифронтовой базе были крайне примитивными. Фонари, работающие на электрических батареях, использовались для подачи сигналов самолетам только глубокой ночью. Вообще же, чтобы обозначить взлетно-посадочную полосу, люди выстраивались вдоль нее через равные интервалы. Каждому из них следовало по сигналу с КДП зажечь спичкой керосиновую лампу. Операция требовала полной синхронности, поскольку лампы должны были зажечься как раз перед посадкой самолета и потушены после того, как она состоялась. Более длительное освещение могло привлечь ночные бомбардировщики противника, которые наведывались почти каждый вечер.
Как раз тогда, когда мы собирались осветить летное поле, появились два ночных бомбардировщика противника. Пилот нашего самолета, не ведая о них, непрерывно сигнализировал: «Приготовьтесь к посадке!» Самолеты противника, в свою очередь, также не заметили наш самолет, предпринимающий отчаянные усилия для совершения посадки. Когда бомбардировщики противника удалились на некоторое расстояние от летного поля, наши люди быстро зажгли лампы для своего самолета. Но эта иллюминация заставила вражеские самолеты вернуться назад. Нам пришлось погасить лампы и спасаться в укрытиях. Наконец вражеские рейдеры сбросили свои бомбы поблизости от аэродрома и удалились. Я подал сигнал с КДП, что посадке нашего самолета ничто не угрожает. Лампы вновь загорелись, и после долгого кружения над аэродромом недоумевавший пилот благополучно посадил свою машину.
Вскоре мне на КДП отдавал рапорт лейтенант Наодзи Фукабори, именно так звали пилота самолета, совершившего ночную посадку. Он состоял в 701-й авиагруппе 2-го воздушного флота и утром того дня был выбран командиром звена 2-го специального ударного корпуса камикадзе. Его звено вылетело с базы Николс на поиски кораблей противника вокруг Лейте. Тем временем Фукабори обнаружил дефект во взрывателе своей бомбы и совершил посадку в Легаспи, чтобы устранить его. Починив взрыватель, он снова поднялся в воздух, но, когда достиг залива Лейте и не смог в темноте обнаружить какие-либо цели, прилетел в Себу.
Рапорт лейтенанта был непринужденным, и завершил он его замечанием, что рано утром собирается вылететь с базы, чтобы выполнить свое задание. Он отнюдь не выглядел человеком, вернувшимся после неудачной попытки самоубийства и готовящимся использовать еще один шанс покончить счеты с жизнью.
Выслушав рапорт Фукабори, я сказал:
– Завтра тебе придется совершить аварийное пикирование самостоятельно, но не лучше ли вернуться на свою базу и дождаться шанса атаковать цели противника вместе с другими самолетами камикадзе?
Мне хотелось напомнить ему, что у одиночного камикадзе меньше возможностей поразить цель, чем у авиазвена в сопровождении истребителей. Он спокойно выслушал мои слова. Мы оба знали, что пилот-смертник должен стремиться к максимальной эффективности своих действий. Фукабори тщательно и молча обдумывал вопрос. Когда он заговорил, его голос звучал спокойно, но твердо:
– Вы, конечно, правы, но мои товарищи уже сделали свое дело. Я вылетаю завтра.
Мы расстались, и я больше не стал предпринимать попыток повлиять на него. Лейтенант спал крепким, здоровым сном, поскольку рано утром следующего дня явился на КДП отдохнувшим и свежим. Я поинтересовался, позавтракал ли он. Фукабори кивнул и сказал:
– Я уже поел. А вы завтракали?
Эти простые слова свидетельствовали о его полной раскованности. Я их никогда не забуду.
Лейтенант поблагодарил за гостеприимство и вручил мне свой последний рапорт о вылете в Мабалакат и на базу Николс. Еще затемно он поднялся на своем «суйсэй» с аэродрома в сопровождении четырех истребителей.
Когда истребители вернулись, от них поступил рапорт, не содержавший полных сведений о судьбе Фукабори. Пилоты истребителей расстались с самолетом лейтенанта на подлете к заливу Лейте и не видели его последнего пике. Однако приблизительно в то время, когда самолет лейтенанта должен был находиться над заливом, они видели, что все небо усеяно разрывами от зенитного огня противника.
Мне хотелось думать, что лейтенант добился успеха.[21]
Последний рапорт лейтенанта – классический пример самоотверженности:
«27 октября 1944 г.
(1) Командиру 701-й авиагруппы, автобаза Николс
(2) Капитан-лейтенанту Эме, Мабалакат, Восточный аэродром
Я произвел сегодня вынужденную посадку в Легаспи из-за неполадок с бомбовым взрывателем. После устранения неполадок присоединился к своему звену и проследовал до Лейте, прибыв туда в 18.50. Мы совершали круги над заливом на высоте 1000 метров, но солнце село, и корабли противника не различались. На их присутствие указывал сильный зенитный огонь противника. Два сопровождавших меня самолета, видимо, врезались во вражеские корабли, но мне не хватало света определить подходящую цель. Поэтому я не стал атаковать и направился на аэродром в Себу.
В Себу благополучно совершил посадку около 20.30. Намеревался лететь оттуда утром следующего дня и найти подходящую цель для атаки. Вот замечания в надежде, что они принесут пользу тем, кто будет выполнять задания после меня.
