Разумеется, не всегда мы били по цели без промаха. Случалось, весь бомбовой груз пропадал впустую. Причины были разные: плохая видимость, неожиданный порыв ветра, близкий разрыв снаряда, нервные перегрузки. Ошибались и лётчицы, и штурманы. Приходилось возвращаться ни с чем. Переживали, конечно, особенно на первых порах. Но никаких упрёков. Штурманы, правда, себя не щадили, всю вину за неудачу, как правило, взваливали на свои плечи, приходилось их успокаивать. И немцы иногда преподносили нам сюрпризы. Один из них обрушился на наши головы как раз после этой ночи, о которой я рассказываю.
Мы приземлились. Лейла махнула рукой — заруливайте на стоянку. Мы зарулили, я выключила мотор и спросила штурмана:
— Сделаем ещё вылет?
— Я всегда — за!
К нам подошла Амосова с блокнотом в руке.
— Устали?
— Нет, — ответила я. — Хотим ещё полететь. Нас даже не обстреляли. Уничтожили зенитную установку с прожектором. Транспорт, который бомбили до нас, вышел в море, подорвался на мине и затонул.
— Хорошо видели, не померещилось?
— Висел САБ.
— Хотели сами потопить, не успели, — вставила Валя.
— Ещё успеете. Вылет не разрешаю. Идите спать. Все.
Амосова повернулась и ушла. Послышался шум мотора.
— «Блондиночка» летит, — сказала Валя. Помолчала и недовольно добавила: — То сами посылают, то идите спать. Светает вот… Бершанская разрешила бы.
— Не ворчи, — осадила я.
Напряжение спало, и я почувствовала: гудят ноги, ломит спину; руки как плети, кружится голова. Посидим немножко, дождёмся Лейлу, она на КП, и двинем в Карловку. Помыться тёпленькой водичкой, перекусить, выпить вина и в постель — боже мой, какое блаженство.
Макарова и Велик помахали нам руками. Мы им тоже.
Все экипажи дома. Славно поработали. Скоро все силы, четыре армии, в том числе две воздушные — на Севастополь! Рачкевич говорила, что Ставка поставила задачу: не выпустить гитлеровцев из Крыма живыми, не дать вывезти технику. А потом… Таня и Вера, конечно, уже ломают головы, на какой фронт нас направят.
— Нам бы такие бомбы, как та мина, — мечтательно вздохнула Валя. — Транспорт переломился, словно сделан из фанеры.
— Может быть, его торпедировала подлодка. Между прочим, есть самолёты-торпедоносцы. Нашим «По-2» такие штучки не по крылу.
— А ты знаешь, я наш фанерный самолёт ни на какой летающий танк не променяю. По-моему, он может поднять не две «сотки», а четыре.
— Внеси рационализаторское предложение.
— Засмеют.
— Почему?
— Что я, умнее всех?
Мысль о повышенной бомбовой нагрузке мне тоже приходила в голову, как, наверно, и другим девушкам, не говоря уже о Бершанской. Мотор у «По-2» мощный, двести килограммов поднимает запросто, может поднять и полтонны, но самолёт с таким грузом станет неуклюжим, управлять им будет трудно. В лучах прожекторов, под обстрелом, не потанцуешь, наверняка собьют. Уменьшится предельная высота. Расчёты делали специалисты. А если придётся садиться с четырьмя «сотками»? Мы отказались от парашютов, чтобы брать с собой дополнительный груз — термитные бомбы. Все резервы исчерпаны.
Я поделилась своими соображениями с Валей, она согласилась со мной. И как мы вскоре убедились, напрасно. Надо было ей или кому-то из нас набраться дерзости, подвергнуть сомнению, опрокинуть все эти теоретические расчёты, соображения. Нас опередили. И кто — мужчины! Обидно. Но рассказ об этом впереди.
Лейла освободилась, и мы потопали в деревню.
Я рассказала Лейле о нашем ночном приключении. Выслушав, она замедлила шаг, нахмурилась и строго сказала:
— За то, что совершили вынужденную посадку в тылу врага во время моего дежурства, надо было отправить вас под домашний арест, отстранить от полётов. Но на первый раз прощаю. Если повторится что-либо подобное в моё дежурство… — Лейла сделала большую паузу, придумывая кару пострашнее, и голосом, полным негодования, закончила: — Я отправлю вас на пять суток в мужской полк!
Мы расхохотались так, что, наверно, на передовой было слышно. «Ой, не к добру смеёмся», — мелькнуло у меня в голове, но представила, как нас под конвоем ведут к «братишкам», снова расхохоталась.
Какая б ни была вина,
Ужасно было наказанье… —
прочитала Валя. И добавила:
— Думала, не дойду до Карловки, засну на ходу, из-за тебя, Лейла, я сегодня совсем не засну. заболел, умереть можно.
Показались «Илы» в сопровождении истребителей, летящие на юг. Мы остановились, задрали головы. Валя начала вслух считать самолёты, но сбилась со счёта.
— Немцы такой урок получили под Сталинградом, — сказала она, — чёрт возьми, зло берёт, почему же они не сдаются! Не хотят жить?
— Обожаемый фюрер не даёт разрешения на капитуляцию — разъяснила Лейла.
Наши хозяйки, стоя на крылечках, высматривали нас…
О том, что над нашим аэродромом среди бела дня могут появиться вражеские самолёты, мы и думать забыли. А они появились.
Представьте тёплый, солнечный день. Карловка — в белом дыму садов. Техники, легко одетые, весёлые, осматривают самолёты. Один «По-2» кружит в воздухе над аэродромом — Рая Аронова проверяла мотор. И вдруг — тут без «вдруг» не обойдёшься — из-за горы вынырнул «Мессершмитт». Пронёсся на бреющем полёте вдоль стоянки самолётов, дал длинную очередь из крупнокалиберных пулемётов и скрылся. Один «По-2» горит, как факел, трое девушек ранены, к счастью, легко. На самолёт Ароновой стервятник не обратил внимания. Видимо» натолкнулся на наш аэродром случайно, и у него глаза разбежались. Конечно, дал знать своим.
Бершанская сообщила о налёте в штаб армий. Поступило указание: немедленно перебазироваться на аэродром в Изюмовку. Полк подняли по тревоге, но взлететь мы не успели — аэродром атаковали сразу четыре «мессера». Повредили несколько самолётов и улетели. Техники бросились к повреждённым машинам, остальные поднялись в воздух.
Новая атака — девять «Фокке-вульфов», летящие на небольшой высоте, стремительно нагоняли нас. И как в страшном сне — наперерез ещё одна эскадрилья истребителей. «Разгром», — с тоской подумала я.
— Ты видишь? — хриплым голосом спросила Валя.
— Вижу, Валюша. Ничего страшного, — я была уверена, что произнесла последние слова в своей жизни.
Вижу степь. Вдали горы. Там возможно спасенье. Не успеть. Отлетались.
Самолёт Марины Чечневой летит чуть впереди на предельно низкой высоте, почти касаясь колёсами земли. Принимаю решение: делать, как она. Отжимаю ручку от себя. Что тут ещё придумаешь? Какое-то странное, холодное спокойствие в душе.
Самолёты, летевшие навстречу, неожиданно взмыли вверх… Наши!
— Мамочка моя, — услышала я радостный лепет штурмана.
«ЛАГГи» сверху ринулись на «Фокке-вульфов».
— Сбили трёх, — деловито доложила Валя. — Мгновенно. Остальных не видно…
Рассказываю я долго, а всё произошло буквально в считанные секунды. Если бы наши истребители опоздали на минуту…
— Даже испугаться по-настоящему не успела, — призналась Валя. — Говорят, в подобных случаях вся жизнь проносится перед глазами, начиная с детства. Я бы ничегошеньки не вспомнила. Надо же, откуда ни возьмись. А ты что-нибудь вспомнила? Когда сказала: ничего страшного? Я знаю, у тебя поговорка такая. Болтаю всякую ерунду.
— Спой что-нибудь.
— Нет, мне плакать хочется. — Ну, поплачь.
— В полёте? Что ты. Мы узнаем, кто эти лётчики? Полк спасли! Всех бы расцеловала…
В Изюмовке нам сказали, что нас выручила эскадрилья Героя Советского Союза Максименко.
В тот же день в Карловку прибыли зенитчики — охранять нас. Но немцы больше не появлялись.
Войска 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии готовились к штурму Севастополя.
4-ю воздушную армию перебросили в Белоруссию. А наш полк временно передали 2-й гвардейской Краснознамённой Сталинградской дивизии ночных бомбардировщиков, которая входила в состав 8-й воздушной армии, оставшейся в Крыму.
— Теперь вы с Ахметом в одной армии, — сказала я Лейле. — Судьба делает своё дело.
— Очень хочу его видеть, — потупив очи, призналась моя подружка.
— Увидишь, куда он денется.
— Не так это просто. Работаем в разные смены.
— Скоро выходной. Пересменка.
— Ты оптимистка, — Лейла грустно улыбнулась. — А я боюсь загадывать.
Негромко пропела:
Если смерти, то мгновенной,
Если раны — небольшой…
Я впервые задумалась над этими словами, и они наполнились для меня новым, большим смыслом.
Пришла пора прощаться с Карловкой — мы улетали на другой аэродром.
— Приезжайте к нам после войны, — сказала моя хозяйка, утирая слёзы. — Встретим, как самых дорогих гостей…
В Карловке и других местах, где базировался наш полк, в 1964 году побывали Герои Советского Союза Руфина Гашева и Раиса Аронова. Можете представить, как их встретили.
