Геворк весь дышал какой-то грубой, животной энергией, переливающейся через край.
Он успевал всюду, принимал активное участие во всех студенческих затеях и мероприятиях.
— Страшно даже подумать, как мало времени отпущено человеку. С того самого момента, когда мы появляемся на свет, жизнь наша, словно песок в песочных часах, неумолимо идет на убыль — рассчитана каждая минута, каждый миг. И никто не в силах перевернуть эти часы обратно. Поэтому нужно спешить жить…
Все это Геворк говорил с каким-то страстным, отчаянным негодованием. В такие минуты на него страшно было смотреть: некрасивое, непропорциональное лицо его вытягивалось, нижняя челюсть неестественно выдавалась вперед, вследствие чего одна губа его кривого рта, в уголках которого все время пенилось, наезжала на вторую, глаза же, окутанные паутиной красных прожилок, казалось, вот-вот вылезут из орбит…
Словно не замечая собственного уродства, Геворк все время рассказывал о своих победах над прекрасным полом. Однако эта его навязчивая привычка на первых порах не тяготила Артема. Наоборот, он слушал своего приятеля-ловеласа с затаенным интересом. Про себя же думал: «Чего же не достает мне — те же руки и ноги, та же голова на плечах, а черты лица гораздо эстетичнее?.. Он что, из другого теста?» — У тебя нет «движения», а девчонки любят активных и дерзких, — словно отвечая ему, воодушевленно говорил Геворк, косясь одним выпученным глазом. — С ними не стоит цацкаться — к черту всякие церемонии! Для начала выбирай самых некрасивых — те податливей… Сделал небольшой подарок, вроде букета цветов или флакона духов, и вперед — смело требуй взамен любви!.. Если хочешь взнуздать женщину и отучить ее брыкаться, скорей ложись с ней в постель и попытайся найти ее самую эрогенную зону: у кого-то это — грудь, у кого-то — живот или подмышки, а у кого-то: подошва ноги. Бери ее языком — в прямом и переносном смысле. Женщины любят ушами, но еще больше любят, когда их лижут. Главное — не брезговать…
Геворк вдруг отогнул ворот сорочки и показал большое лиловое пятно.
— Посмотри, никак не отойдет! — сказал он, многозначительно посмотрев на Артема.
Он уверял, что это след от страстного поцелуя, несколько дней подряд показывал синяк однокурсникам и знакомым студентам из других курсов до тех пор, пока тот наконец не исчез.
«Как можно любить такого, да еще с таким жаром? — искренне удивлялся Артем. — Задавался ли он вообще когда-нибудь вопросом — что думает о нем партнер, приятен ли он или вызывает отвращение? Или все ему до лампочки?» Сам Геворк, конечно же, в полной мере осознающий свое уродство, тем не менее без тени иронии и на полном серьезе говорил:
— Эх, вот раскрутился бы, будь у меня товарный вид!.. Но лучше быть колоритным уродом, чем пресным и вялым красавцем. Есть у меня на филфаке знакомый — он почти единственный на курсе самец среди восьмидесяти девиц. Но до сих пор ни одну не «заклеил»… Представляешь?!. Будь я на его месте, каждый день по одной домой бы водил…
Принимая по своей неопытности россказни сокурсника за чистую монету, Артем не догадывался, что Геворк очень часто шел на всевозможные хитрости и унижения, чтобы «уломать» девиц, а когда добивался своего — бахвалился этим, явно приукрашивая свои приключения и отпуская многие обидные для себя подробности.
Тем самым он подавлял в себе комплекс, связанный с внешним уродством.
Хотя в глубине души Артем и завидовал своему ушлому товарищу, надоедливые наставления последнего задевали его самолюбие. Он все ждал с ужасом, что Геворк вот-вот спросит его — а бывал ли он вообще с женщиной? Но тот не делал этого, видимо, и не подозревая по своей испорченности, что в таком возрасте можно быть девственником. После общения с Геворком Артем чувствовал себя еще более беспомощным, все явственнее ощущая магическую силу женского начала над собой, патологическую зависимость от него и даже страх. При случайном разговоре с женщиной он весь мялся, скукоживался, как это бывало в школьную пору…
Было очевидно, что подобная асимметричная дружба между Артемом и Геворком долго длиться не могла. И повод для разрыва недолго заставил себя ждать:
— Проснись, не спи как в ухе у верблюда! Возьми движение в свои руки, назначай свидание сразу нескольким девицам — одна из них непременно придет, — как всегда горячо и вычурно поучал Геворк Артема, но вдруг осекся и, призадумавшись, воскликнул:
— Слушай, идея! Могу я иногда пользоваться твоей хатой?
Артем не сразу понял, о чем речь. А когда до него дошло, пробурчал что-то невнятное, что Геворк принял за «да».
— Договорились! В случае чего идем к тебе. И как я раньше не догадался?!
Вечером третьего дня Геворк действительно привел на «хату» к Артему девицу. Все в ней выдавало дешевую уличную проститутку — низенькая, с короткими, толстоватыми ножками, неопрятная и развязная. Первое, что спросила девица, даже не поздоровавшись с Артемом, было — «где находится та грустная комната».
Геворк с видом знатока «перевел» опешившему Артему ее иносказательную речь:
— Ей в туалет приспичило.
Затем отпустил сальную шутку, от чего девица разразилась глухим смехом, перемежающимся с кашлем.
Артем вышел, оставив их одних. Сев поодаль на скамейке, он с волнением прислушивался к шорохам и едва внятным звукам, доносящимся с той стороны двери.
Минут двадцать спустя Геворк вышел. Из одежды на нем были только штаны, держащиеся на одной тесьме подтяжек, по-пижонски перекинутой через голое плечо.
Другая тесьма безвольно свисала. Лениво потянувшись, Геворк процедил сквозь желтые, испорченные табачным дымом зубы:
— Хочешь сам?
Артем промямлил что-то.
— Ты что схиму принял? Не будь растяпой, сейчас я договорюсь за тебя…
Артем попробовал остановить его, но тот стряхнул его руку со своего могучего плеча и скрылся за дверью. Вскоре Геворк появился и почему-то торжественно заявил:
— Ни в какую, зараза! Устала, говорит…
Потом прошептал Артему на ухо:
— Да и не в обиду тебе будет сказано, всем подряд не отдается. За кого, говорит, принимаете меня? Признаюсь, сам еле уломал!
На самом деле Геворк насчет Артема с девицей и не говорил. Вся эта комедия была разыграна им с целью подчеркнуть свое превосходство над товарищем и в расчете на то, что тот расскажет сокурсникам и знакомым об очередной его победе.
Впоследствии Геворк несколько раз возвращался к этому фальшивому эпизоду с отказом девицы, с напускным сочувствием советуя Артему не отчаиваться…
— Все они такие стервы! Общаясь с ними, нужно держать в одной руке пряник, а в другой — кнут. Причем, один пряник должен чередоваться с двумя ударами кнута…
А ты у нас мягкий, потому и не получается.
Узнав, что о «неудаче» товарища Геворк рассказал и сокурсникам, Артем молча отошел от него.
Но обида и боль от посыпанной на открытую рану соли долго еще преследовали его.
Тем временем подоспела первая экзаменационная сессия. Артем успешно сдал зачеты и два экзамена — по истории и теории права. Домой он не поехал, решив в короткие каникулы отойти от экзаменационной лихорадки, хорошенько отоспаться, расслабиться. Позвонил матери, попросив выслать до стипендии немного денег.
По вечерам Артем направлялся в ближайший бар, заказывал большую кружку пива и пару пирожков с мясной или картофельной начинкой. Пил он медленно, смакуя каждый глоток. По мере поглощения пива какое-то удовлетворение и во многом еще не понятная радость росли в нем, словно на дрожжах, переполняя душу. Все кругом, казалось, улыбалось ему, и он искренне удивлялся, как еще минуту назад можно было огорчаться по различным пустякам и не наслаждаться вовсю жизнью. Окружающие были ему симпатичны: и усатый бармен за прилавком, и не в меру накрашенная и грубоватая официантка, которая теперь казалась ему верхом вежливости и предупредительности, и даже оба обросших и шумных, вечно вдрызг пъяных мужика-завсегдатая в углу бара. "Что мне до них, пусть шумят и матерятся, раз им так хочется.
Главное — я счастлив, и они не мешают и не могут помешать моему счастью…" Каникулярная неделя пролетела незаметно. Завтра снова начиналась канитель лекций и семинарских занятий. Последним днем свободы Артем решил воспользоваться сполна.
Когда он опорожнил второй бокал, официантка подошла и уставилась на него с выжидательной, хитроватой улыбкой. Она показалась уже достаточно пьяному Артему не только привлекательной, но и доступной. Он решил немного пококетничать с ней, перебирая в памяти все подхваченные во время вечерних прогулок по городу обрывки фраз влюбленных пар. Но ничего подходящего на ум не приходило, и он заказал еще одну кружку пива, надеясь, что она, наконец, развяжет ему язык.
«Сегодня непременно что-то должно произойти, — внушал он себе, с томленьем глядя на пышный, туго обхваченный форменным халатом бюст официантки. — Идея завоевать мир у Гитлера и его сообщников возникла именно в пивной. У меня амбиции поскромнее… Хотя, говорят, завоевать женщину порой сложнее, чем целый мир…» — чтобы не отрезветь, Артем отогнал от себя мысль о том, что в действительности обе эти задачи для него почти в одинаковой степени труднорешимы.
