Виноградский смотрел на занятых своими будничными делами бандитов, в большинстве — молодых парней, и спрашивал себя: что привело в ряды врагов Советской власти эту явно не кулацкую, а середняцкую и бедняцкую молодежь? Почему еще не поняли они, кто их настоящие друзья и где их настоящая доля? Может, трудна для их понимания новая правда? Может, и не знают они ее? А неведение — это, как известно, тот самый поводок, потяни за который — притащишь несмышленыша к собственной гибели. «Вот и ради их будущего послали меня сюда», — подумал Андрей. Ему на минуту стало нехорошо от таких невоенных мыслей, но он сам же себя и поправил: «А разве не из человеколюбия к таким вот заблудшим объявила Советская власть амнистию? Разве не укорачивает она собственный справедливый гнев, отказываясь измерять его правилом: «око за око, зуб за зуб»?
— Пан сотник, — прервал его раздумья Комар.
К ним приближался одетый в офицерский френч и затянутый в ремни высокий и плотный, пожилой на вид мужчина. Особенно его старило лицо, густо заросшее рыжеватой бородой. И только глаза, живые и молодые, говорили, что ему еще нет и пятидесяти.
Комар подошел к Мордалевичу, поздоровался за руку, что- то тихо сказал ему, и они оба шагнули навстречу Андрею.
— Очень рад принять вас у себя, — пожимая руку Виноградскому, произнес атаман. — Будем знакомы — Мордалевич, Юрий Арсенович.
— Взаимно рад! — ответил на приветствие Андрей. — Сотник Щербина Игнат Андреевич.
— Прошу, господа, ко мне! — жестом гостеприимного хозяина пригласил атаман к себе в землянку. — Хома! — крикнул он своему адъютанту. — Быстро организуй все что надо!
Ночевал Андрей в землянке Мордалевича. Они проговорили почти всю ночь…
Атаман с интересом расспрашивал об обстановке за кордоном и ходе подготовки войск Петлюры к вторжению на Украину.
Отвечая, Андрей умышленно несколько раз подчеркнул связь Петлюры с разведками Польши, Франции, Румынии и других стран. Мордалевич клюнул на приманку.
— Мне не нравится позиция Петлюры и его приближенных в этом деле. Уж слишком щедро они раздают богатства еще не принадлежащей им Украины. И какого биса они так заискивают перед иноземцами. Этак растеряем мы всю гордость свою — и проглотят они нашу неньку-Украину, как муху. Какая уж тут самостийность!
— Я понимаю ваши чувства, Юрий Арсенович, но как еще добывать средства для существования нашему правительству УНР?
— Деньги Петлюре, конечно, нужны, и деньги большие, тут спору нет. Но надо знать меру. Я слышал, что недавно в Варшаве на совещании высшего руководства было решено обратиться с просьбой о помощи к американцам, а бельгийцам предложить на кабальных условиях концессии на Украине и получить под это предложение деньги. Так ли это, Игнат Андреевич?
— Да. Совещание в Варшаве было и такое решение принято.
— Ну, знаете! — не сдержался Мордалевич. — Вон куда дело зашло, пока мы здесь по лесам сидим.
— Мы, Юрий Арсенович, люди маленькие — обязаны выполнять, что нам приказывают, — спокойным тоном ответил ему Андрей. — Будем сидеть, ждать сигнала выступления. Правительству виднее.
— Виднее, виднее, — пробурчал атаман. — Киев-то вот он, рукой подать. А им — виднее.
Андрей понял по тону, что Мордалевич хочет подумать и тоже замолчал.
«Ну, что же, — размышлял он. — Кажется, пока все идет как надо». Оценивая начавшийся поединок с Мордалевичем, он понимал, что пока выигрывает его.
Как бы отвечая мыслям Андрея, Мордалевич медленно заговорил:
— Трудно не поверить вам, Игнат Андреевич. К тому же кое-что до нас дошло даже сюда, в киевские леса, где мы обитаем и ждем сигнала… Эх, боюсь, что сигнала этого может не быть вовсе. Ну, на сегодня хватит! Пойду проверю караулы, а вы спите. Спокойной ночи!
— И вам того же, атаман!
Когда Андрей проснулся, в землянке никого не было. У входа на чурбаке сидел Хома и точил на бруске кинжал. Увидев Андрея, он вскочил, лихо бросил кинжал в ножны и приложил руку к картузу.
— Здравия желаю, пан сотник! Как отдохнули?
— Спасибо, хорошо. А где атаман?
— Уехал чуть свет — вернется к обеду. Сказал, чтобы вы пока знакомились с лагерем. Что-то не в себе он. Серый какой-то с лица, будто постарел за одну ночь.
Андрей промолчал…
— Вот полотенце, пан сотник, идите к ручью, умойтесь, — продолжал адъютант атамана. — А я сейчас приготовлю завтракать.
Полдня Андрей бродил по лагерю. Оборудован он был совсем недавно, но со знанием дела, что делало честь атаману, штатскому человеку. Землянки построены добротно, за ними в лесу повсюду были вырыты и замаскированы окопы и пулеметные гнезда, где виднелись тупые рыла «максимов».
Он шел между землянками, поглядывая вокруг, и никто из встречных бандитов не остановил его, не заговорил. Он сам начал беседу с одним из них, возрастом постарше. Тот мял в ладони пальцем землю, смачно нюхал ее и снова мял, шевеля губами.
— Золото нашел? — шутливо спросил Андрей.
— Эка, золото, — возразил тот. — Что нам золото, мужикам? Нам землица нужна, да чтоб своя и чтоб хозяевать на ней.
Бросил смятый комок.
— Не та землица, одно слово — лесная, не домашняя. Дух не тот.
— Без навозу, — усмехнулся Андрей.
— Во-во, без навозу, — вздохнул мужик, не отвечая на усмешку.
— Экий вы, селяне, народ, — изображая раздражение, проговорил Андрей. — Вас к идее зовут, а вы все за конский хвост цепляетесь.
Собеседник не ответил. Зато подал голос другой, помоложе, но, видать, посмелее.
— Ты нас, хороший человек, не срами. Мы свою службу несем? Несем. Только ведь не за войну мы воюем, а чтобы справедливая жизнь пошла, мужицкая. Вот посадим головного атамана в Киеве. Пошибает он большевиков, отдаст нам землю снова, разверстку эту отменит — вот и будет идея и нам, и тебе.
Все, кто был поближе, прислушивались к беседе и, как казалось Андрею, одобрили слова парня. А тот продолжал:
— Ты вон к той землянке иди, там вояки Мишки Кривого. Вот они тебя хорошо послухают. И чего их батька Юрко в отряд принял?
Молча отошел Андрей, едва сдержавшись, чтобы не вразумить слушавших: «Темнота! Не большевики ли вам землю дали? Не большевики ли уж три месяца как разверстку отменили и амнистию объявили?» Вовремя сдержался. Он уже понял — и показала ему это совсем неожиданно ночная беседа с Мордалевичем, — что агитация «наоборот» действует часто лучше, чем прямая.
Во время обеда Мордалевич был молчалив, а отобедав, пригласил Андрея объехать лагерь.
— Вы вчера подняли самый больной для меня вопрос, — нарушил молчание Мордалевич, когда они отъехали с полкилометра. — Я сам неоднократно спрашивал Чепилко и Наконечного: когда начнем? Говорят — подожди! А ждать больше нельзя! Большинство — да, да, я не ошибся — большинство людей в отряде не разбегается по домам из-за страха перед возмездием со стороны Советов и своих атаманов. Они, правда, слышали об амнистии, но мы внушили, что это большевистский обман. А если они перестанут нам верить? Тогда мы останемся без людей! А кучка дезертиров и воров да десятка два-три офицеров — это не войско. Вот какое дело, пан сотник!
Я сказал как-то Наконечному, что чем так воевать — сидеть без дела в лесу да торговаться с иноземцами из-за Украины, как будто она их будущая колония, — то не лучше ли закончить эту «Вандею» и пойти с повинной головой к Советам, если они не лгут? Он обозвал меня изменником.
— А вы, Юрий Арсенович, это сказали, чтобы подтолкнуть Цупком к более решительным действиям или на самом деле думаете, что конец «Вандее» — это наилучший выход из данной ситуации и гарантия, что Украина не станет колонией? — мягко спросил Андрей.
Атаман даже приостановил коня. Пристальным взглядом долго рассматривал Андрея, который тоже придержал своего жеребца. Глаза их встретились.
Мордалевич первым отвел взор. Он явно был смущен прямо поставленным вопросом. Тронув поводья, он выехал вперед, оставив вопрос Андрея без ответа. Чекист понял, что дальнейшего разговора не получится…
Почти неделю Мордалевич после ужина оставлял Андрея в землянке одного и куда-то уходил. Возвращался поздно и, если даже Андрей не спал, молча раздевался и ложился в постель, как будто избегая продолжения разговора, начатого ими в лесу, у ручья.
Андрей терпеливо ждал, не рискуя торопить атамана, в котором происходил важный поворот.
В один из дней, когда Мордалевича не было, в лагерь явились Комар и Оксаненко. Комар вскоре уехал, а Оксаненко остался. Его приезд Цупком объяснял необходимостью усилить командование главным своим соединением на время съезда, на который вскоре должен был уехать атаман.
Мордалевичу этот приезд еще одного офицера явно не понравился, поскольку подтверждал, что Цупком относится к нему с недоверием.
Рассказал Оксаненко Андрею и историю сына лесника.
