Или грозил:
— А вот возьму и сам по-грузински напишу.
Это была страшная угроза, я не знал ни одной грузинской литеры.
Переписчики приходили. Некоторые из них вовсе не знали русского языка. Они приносили написанный командиром русский текст для того, чтобы я знал, о чем идет речь, и я знаками показывал, где и как писать.
Газета, выходившая в дневку, подводила итоги пройденной пятидневки — мы завели страницу «Чему учат горы», где кратко обсуждали вопросы горной тактики и политработы в горах. В эту страницу охотно писали слушатели Военной академии — Задовский, Твердохлебов, Стельмах и адъюнкт Куцнер.
Рядом с этой страницей шла страница рационализатора. Редактировал ее одногодичник Смирнов, руководивший рационализаторской работой в полку.
В первые же дни похода в полковой газете обнаружился тактическо-стрелковый перегиб. Вопросы политические выскользнули. На это было указано на ближайшем разборе.
Мы выправились.
На походе кипела большая политическая жизнь: газета стала по-настоящему органом партии, разъясняя политические задачи Красной Армии на походе, борясь за идеологическую крепость партийно-комсомольских рядов, за примерность коммунистов, за высокую дисциплину.
Научились все номера газеты, посвященные тактическим занятиям, насыщать политическим содержанием.
К нам в горы доносились вести из того обширного мира, который находится там, за хребтами. Эти вести приносил аэроплан: белыми листочками газет осыпались над нашими колоннами эти волнующие вести.
Их подхватывала полковая, ротная, взводная печать и несла в массу рвущихся в горы бойцов.
На дневках было не так уж трудно выпускать газету. Редактор и начальник техники, отказавшись от всяких надежд на отдых, располагались где-нибудь на зеленой траве, если было сухо, или в палатке, если шел дождь, и, переругиваясь, проклиная всех и вся, оставаясь без обеда, выпускали газету.
Еще пахнущая шапирографскими чернилами, не просохшая, она забиралась полковым библиотекарем и разбрасывалась по ротам.
3
На дневках не так уж трудно выпускать газету.
В походе — труднее.
Приходим вечером, усталые, тут поесть, отдохнуть надо, а не газетой заниматься. Идет дождь, клубная палатка промокла, нет нигде сухого местечка. А газету выпускать надо. Завтра — трудный марш, надо обеспечить его.
Газета в пути выходила в уменьшенном формате. Здесь были задачи на ближайшие дни похода, схема маршрута, особо важные итоговые материалы и самое главное — отмечались герои, передовики, волевые командиры, образцовые бойцы.
Выдвинуть, поощрить, показать примерных — это была одна из главных задач газеты. И на этих образцах учились.
«Если Попов может, разве я не могу?» — думал каждый и лез из кожи, чтобы не отстать.
Мы скоро, однако, убедились: регулярность выхода газеты в походе не есть еще ее добродетель. Газета, выходящая с точностью аккуратного чиновника, еще не хорошая газета.
Сегодня, например, день выхода газеты, но завтра не особо важный марш. Зато послезавтра — встречный бой. Вот где нужна газета.
Так, карта, приказ командира полка, Боевой устав пехоты и тематическая книжка штаба главного руководства стали ценнейшими пособиями редактора.
Я смотрел в приказ командира полка, в карту и решал:
— Газету надо дать тогда-то и такую-то.
Но и этого оказалось мало.
В течение боевого дня обстановка менялась. Захотелось выпускать газету на поле боя.
Бюллетень № 2 делается и печатается всего в течение тридцати минут.
Первый опыт сделали в обороне.
Тогда-то впервые оказался у меня на седле мешок с походной типографией.
Читаю приказ: «Нашему полку приказано для обороны занять участок: перевал (дорогу) между 1050 и 1025 (Циви-Цкаро), перевал (дорогу) между 1025 и горой Чин-Чахи; южные скаты горы Горис-Сери у отметки 765».
Я смотрю в карту, нахожу все эти высоты, они набросаны здесь маленькими камешками, я знаю: на месте все будет иначе. Горы встанут между ротами, ощерятся обрывы, запрут дороги. Где быть редакции, так чтобы все знать и со всеми держать связь? На командном пункте? Нет, там мешать будешь. Демаскировать будешь. Значит, при штабе.
Штабу приказано быть у отметки 765. Значит, по ротам сообщаем до выхода:
— Редакция «Горного бойца» у отметки семьсот шестьдесят пять.
Удобно, словно указал: «Москва, Малая Дмитровка, дом 48, кв. 15».
И вот редакция едет на свою «квартиру». Крутой, стремительный спуск приводит в неожиданно тихую солнечную долину. Плавно течет речка среди тихого зеленого леса, санитары уже купаются в реке, кипятят чай, музвзвод разложил свои трубы, кое-кто постреливает из мелкокалиберной.
Где будет штаб — неизвестно, но веселый помначштаба Владимиров говорит определенно:
— Вот на этой зеленой опушке.
— Почему?
— Больно симпатичная. Ее обязательно выберут.
Значит, тут и наша редакция.
Раскладываем с Бирюковым шинели и приступаем.
«Горный боец на обороне». Бюллетень № 1. Отметка 765. 16 июля 1931 года. 6 часов вечера. Содержание: лозунг, передовая о сегодняшнем учении, заказ рационализатору, тактическая обстановка, памятка бойцу на оборону, первые сведения из рот.
На выпуск бюллетеня ушло сто минут. Помыв руки в реке, гордый своей работой, редактор бюллетеня был поставлен, однако, перед задачей: как же доставить газетку в окопы через все эти горы.
Решили использовать все возможности: конного посыльного, едущего по делу; связных, идущих в роты; работников полкового политаппарата, рассылаемых по ротам; взвод, идущий на новые позиции; связную собаку… Вечером в окопах был бюллетень.
Редакция искупалась в реке, пообедала и легла спать. Ночью в штаб пришли тревожные сведения: сбито наше боевое охранение.
Решаю выпускать второй номер бюллетеня, но свечка колеблется на ветру, падает. Бирюков непробудно спит, дело откладывается до раннего утра. К утру приходят новые сведения: противник наседает на наш передний край, на первую роту; рота держаться не может.
Расстилаю на лужайке шинель. В бюллетене № 2 основная мысль: даешь упорную оборону! За ночь и утро приходили в штаб связные, возвращались после осмотра работники главного штаба, из рот звонили по телефону, редактор разговаривал со всеми: материалу много.
В пять часов тридцать минут утра бюллетень уже готов и рассылается по ротам.
До десяти часов утра в штабе непрерывно говорят по телефону, на храпящих от устали лошадях скачут конные посыльные, прибегают связные, вспыхивает гелиограф.
Но дело ясное: надо выходить из боя, противника мы не удержим.
В десять часов утра отдается приказ о выходе из боя. И я, даже не расстилая шинели, выпускаю бюллетень № 3.
Мы отходим для перегруппировки сил. Даешь высокую дисциплину, планомерность и боевую выдержку при отходе!
Опять памятка на выход из боя, сведения из рот, сообщения о лучших подразделениях…
— Скорее, скорее, товарищ редактор, — кричит мне начальник штаба. Уже смоталась связь, ушли вьюки. Начштаба Шапошников садится на лошадь и торопит меня.
— А то попадетесь противнику в лапы.
Из приказа мне известно: роты будут отходить по тропе мимо отметки 765. Скачу туда, спешиваюсь и раздаю газету текущему мимо меня усталому человечьему потоку.
— Лилоян, — кричу я командиру взвода, — держи газету!
Он схватывает маленький листок, кричит в ответ что-то. Не разобрать — он уже далеко. Знаю: на ближайшем привале будут его бойцы слушать наш бюллетень.
Все газеты розданы.
Опять на лошадь и — за полком.
В кочевке Байбург — большой привал. С удовольствием сбрасываю тяжелые сапоги и располагаюсь на берегу холодного Коблиан-Чая. Но мимо идет комиссар.
— Ночной марш будет, — говорит он мне озабоченно. — Противник наседает. Надо скорее оторваться от него.
Я с сожалением смотрю на реку. Я знаю: мне выпускать бюллетень № 4.
— Сколько будет привала?
— Три часа.
