куда кидается весть мусор: это пустые пачки от сигарет, остатки от сигарет и всякие бумажки, обертки от вкусностей, что брались курсантами в продовольственном ларьке. Сел на скамейке, закурил сигарету. Хорошо на улице. Август, Краснодарский край, Пионерлагерь – и все в моей жизни правильно. И этот «курорт» мне сегодня очень нравится. Мечта любого мужика. Звезды. Яркие звезды над моей головой. Там сбоку двухэтажный длинный корпус, кое-где горит тусклый свет в окнах. Это или светильники, или телевизоры включены. Вот еще кто-то выходит из нашего корпуса. Человек шесть, они направляются в мою сторону, в курилку. Люди присаживаются на скамейки. Я различаю старшину. Закуривают. Старшина продолжает беседу или рассказ свой, начатый, как я понимаю, еще по дороге сюда:
– Когда я приехал сюда из-за ленточки, запах был ужасающим от меня. Пропах весь. Я его не замечал, привык к нему. Всю одежду скинул сразу с себя. Там запах стоит трупный. Много скота валяется мертвого. Корова лежит там, разлагается, или еще что, все впитываем в себя.
– А там командир у нас кто будет? – спрашивает один из прибывших с фильтра.
– Саратов – позывной. Он хороший командир. Когда надо, поддержит и психологически тебя подготовит.
– А ты сейчас домой уезжаешь?
– Нет. Я по ранению здесь. Осколок попал в спину, легкое задел. И сейчас еще беспокоит, не могу стоять долго, начинает мучить. Я в госпитале уже отлежался. Сейчас еще немного и поеду снова.
– А тебе сколько заплатили за ранение?
– Мне пятьдесят тысяч дали. У меня легкое ранение. Здесь или легкое, или тяжелое, средней тяжести у нас нет. От трехсот тысяч, что ли, за тяжелое ранение выплачивают. А платят вовремя, и премиальные хорошие идут.
– А ты кем дома был? – спрашивает старшину кто-то сидящий там, на скамье сбоку.
– Я водитель. Всю жизнь проработал дальнобойщиком. На КамАЗе в последнее время работал. Где только не побывал за всю жизнь свою. Я сам из Саратова, а побывал, считай, везде, разве что на Дальнем Востоке не был.
Докурили. Не спеша двинулись в сторону входа в корпус.
Утро. Сразу подумалось, что вот «жене не звонил же, да и не надо пока об этом думать, ведь она у меня еще и боевая подруга в жизни, а значит, все понимает». Гигиенические процедуры, а это чистить зубы и бриться, пока есть возможность, а затем в душ. Я решил, что бриться буду до того момента, пока можно. Не надо бросать то, к чему привык и делал всю жизнь. Не будет возможности бриться, значит, не будет, это уже другой разговор. Сегодня, думается, уйдем в полевой лагерь, на учебу. Это меня радует. В этот день получали на складе полевую форму, в которой предстояло тренироваться в полевом лагере, а затем отправиться в командировку, за ленточку. Однако получить по размеру форму мне не удалось. На складе, перемерив два комплекта формы, я сказал кладовщику, что мне ничего не подходит и с такими размерами я не пойду в бой:
– Ну, не подходит ничего. Как можно привозить пятьдесят шестой размер? Мы здесь все верзилы, что ли?
– Форма будет. Все укомплектованные уезжают туда, – отвечает мне кладовщик. – Приходите завтра, узнавайте, всех одеваем.
– Хорошо. Завтра, так завтра. А вот панаму возьму.
Итак, рюкзак, такой длинный, камуфлированный и с разными кармашками, шнурами и ремешками, я получил. Выглядел он внушительно, красиво и озадачивал своим устройством. Панаму, две футболки защитного цвета, двое трусов, а также берцы африканские, светлые такие, легкие, замшевые, наверное (я так подумал), все это я так же получил. Кстати, старший по набору меня спросил тогда в роте:
– А как тренироваться будешь?
– В джинсах, – отвечаю я. – Найду в чем, и водолазка, и куртка есть.
– Тогда вопросов нет! – отвечает мне старшина.
Да, днем же, построив всех, кто вчера прибыл с фильтра, и еще часть тех, кто ранее прибыл за день до нас, рассчитали. Затем, уже к позднему вечеру, построив всех со своими вещами, скомандовали на выход. К нам подошли еще группы людей на выход. Мы, проследовав рядом с КПП, вышли за калитку Пионерлагеря. Уходили направо, за ту деревянную беседку по дороге дальше полигона, где стояли танки. Шли долго, взяв с собой и баллоны воды. Баллон? Баллон – это шесть бутылок, каждая из которых по полтора литра, они в пластике, народ их зовет «хершами». Я иду по дороге впереди всех, закинув свою сумку за левое плечо, а колонна движется сзади. С нами еще идут люди из других отрядов. Видимо, выход в полевой лагерь был организован сверху, и мы идем. Идем все. Нас человек тридцать пять. По дороге встречаются щиты с фото и надписями о боевой подготовке, с патриотическими лозунгами и инструкциями о том, как устроена граната.
Мы на полигоне. Вот срочники сбоку от дороги, они в касках и бронежелетах. Совсем юнцы. Некоторые из нас пожимают им руки, здороваемся. Переходим мост. Речушка так себе и название не помню, какое-то совсем деревенское. В гору идем. Еще шагов десять, и задние ряды завопили, что нужно баки с водой нести попеременно. Хорошо, я интеллигентный человек, как и рядом идущие со мной впереди, и мы перенимаем баки у них. Несу два бака. В одной руке шесть хершей и в другой. Идем. Дорога уходит куда-то туда, вьется поворотами, кругом лес, зелень, и если бы не эти баки, то прогулка могла показаться даже очень приятной. Но теперь я несу баки. Там вдалеке уже видны постройки, слева от меня проходит длинный корпус, и я мельком улавливаю надпись на нем: «Танковый полигон». Окна у здания большие, состоят из таких стеклянных кубиков, синего цвета и бесцветные, как у старых советских гаражей. Баки не тяжелые, но чем дальше идем, тем вес их становится все ощутимее. Кто-то несет их на плече, кто-то перенимает бак из одной руки в другую руку, а затем обеими руками прижимает баки к телу. Кто как. Я же, чтобы не напрягать руки, чтобы легче было, просто удерживаю баллоны на пальцах, и получается, что мускулы мои не напрягаются, а баллоны просто свисают у меня на пальцах. Так я с ними очень долго пройду.
Закат. Вдали багровый закат перед нами. Красиво, мы идем к этому закату в колонне, нагруженные сумками, водой и продуктами из продовольственного ларька. Несмотря на груз, все равно нельзя не замечать той красоты, что окружает тебя. Дорога, вдоль которой по правую сторону деревья, покрытые зеленой-зеленой листвой. Все зеленое, живое и прекрасное, и
