— Я знаю. И считаю, что это не так плохо.
Гартман подошел ближе, сел за стол напротив Альбрехта.
— Я бы тоже считал, что это неплохо, товарищ Альбрехт, если бы это оставалось в разумных границах, — сказал он. — Последнее время парню все легко давалось, и он решил, что достаточно работать вполсилы, чтобы все шло так же хорошо, как и раньше.
— Вот здесь вы попали прямо в точку, — поддержал его Куммер.
— Итак, теперь вопрос ясен, — подвел итог Гартман. — Если человек на своем месте не имеет возможности расти дальше, ему надо дать более сложную работу.
— Ну хорошо, а как ты собираешься с ним об этом говорить? — рассмеялся Куммер.
— Попытаюсь подействовать на его совесть. Я просто спрошу, возьмет ли он к себе Кольхаза на воспитание, и таким образом сразу убью двух зайцев.
Куммер обменялся взглядом с Альбрехтом и удивленно заметил:
— Но это не соответствует уставным правилам и нашим старым традициям.
— Ну и что же? — возразил Гартман. — Кольхаз тоже не похож на остальных. Так что же?
Куммер прикусил нижнюю губу, подумал несколько секунд, склонив голову набок, и сказал:
— Хорошо… Да, вот еще что: как быть, если он все же откажется?
— Он не откажется, — ответил Гартман. — Можешь мне поверить. — Он снова повернулся к Альбрехту и внимательно посмотрел на него. — Ты неважно выглядишь. Тебе с твоим желудком давно следовало бы обратиться к врачу. Не тяни, а то будет поздно…
После обеда Гартман вызвал к себе Рэке. Он расспросил его о том о сем, а затем стал рассказывать о рядовом Вольфганге Кольхазе, который вскоре должен был прибыть в часть.
Рэке слушал не особенно внимательно, он рассматривал Гартмана, его волосы, выгоревшие надо лбом.
Вдруг офицер нагнулся над столом и спросил:
— Вы не догадываетесь, почему я вам это рассказываю?
Рэке удивленно взглянул на командира и растерянно ответил:
— Нет. Я думаю… Нет, я и правда не знаю.
— Что вы скажете, если мы переведем Кольхаза в ваше отделение?
Фельдфебель мгновенно сообразил, какого солдата ему хотят дать, и, собравшись с духом, холодно ответил:
— Но прибывшие уже распределены. В мое отделение зачислены рядовые Поль, Кениг и Райнгард.
Гартман улыбнулся;
— Ну, если вас беспокоит только это… то это не проблема. Ну, так согласны?
— А почему именно ко мне?
Гартман встал, подошел к фельдфебелю, который тоже встал:
— Я объясню. Вы опытный воспитатель, уже через три года службы получили медаль «За отличную пограничную службу». К тому же вы член партийного комитета.
Заметив нерешительность и удивление в глазах фельдфебеля, спросил:
— Вас еще что-то беспокоит?
— Нет. То есть да. Ваше предложение кажется мне несколько необычным. Раньше об этом не просили, а приказывали.
Гартман с облегчением рассмеялся:
— Вы правы. Мы пока еще не отказались от такого метода. А если я сегодня решил поступить иначе, значит, на то есть причины.
Он взял со стола несколько листков и протянул их смущенному фельдфебелю со словами:
— Не теряйте мужества. Вот вам его автобиография и характеристика, через два часа скажите, что вы об этом думаете. Согласны? И не торопитесь. Обдумайте все как следует.
— Разрешите идти?
— Идите.
Рэке повернулся кругом и вышел из кабинета.
«Что бы это могло значить? — думал он. — Почему именно мне предоставлено право выбора? Почему командир не решил сам?
Вольфганг Кольхаз… Наверное, один из тех, кто вечно чем-нибудь недоволен. Фантазер какой-нибудь. Ну, да посмотрим».
Он сел за стол и начал читать бумаги. Ветер стучал в окно каплями дождя. Темнело.
В биографии солдата, на первый взгляд, не было ничего необычного. Двадцать лет, в десять лет потерял отца. В восемнадцать окончил школу, ушел из дому и работал в газете. Однако через полгода потребовал расторжения договора. До призыва в армию еще дважды менял работу.
Последние строчки заинтересовали Рэке, он улыбнулся, затем громко рассмеялся. Косым, несколько вычурным почерком в автобиографии было написано: «Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я решил изменить свое имя. Для меня очень важно, чтобы меня называли не Вольфганг, а Вульфганг».
Рэке еще раз пробежал глазами это место. «Итак, фантазер или в своем роде большой шутник, — думал он. — Значит, Вольф ему не подходит, только Вульф. Ну что же, чем бы дитя ни тешилось… Хорошо, если дальше хуже не будет». Но дальше было хуже. Написанная несколько дней назад характеристика свидетельствовала о том, что Кольхаз не сжился с коллективом.
В период одиночного обучения Кольхаз дважды получал дисциплинарное взыскание, причем во второй раз — строгий выговор за нарушение дисциплины и порядка в подразделении. Больше из скучного текста характеристики ничего нельзя было выяснить.
Кончалась характеристика следующими словами: «Рядового Кольхаза целесообразно поместить в крепкий, надежный коллектив, способный поручиться за его дальнейшее воспитание».
Рэке скривил губы в усмешке. «От таких всегда стараются избавиться», — подумал он, еще раз перечитывая характеристику. Первое, заочное, знакомство с Кольхазом состоялось.
Рэке встал, подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу. В темноте было трудно что-либо рассмотреть. Дождь прошел, и лишь отдельные капли ударялись о стекло и сбегали вниз извилистыми дорожками.
«Если верить характеристике, то Кольхаз замкнутый человек, одиночка. Встречаются и такие. Но если я соглашусь взять его к себе, он, чего доброго, мне остальных солдат взбаламутит. Три опытных пограничника демобилизуются, а Шонер и Раудорн стали разводящими. Когда в отделении есть такой сумасброд, многое может пойти не так, как надо. А что будет, если я откажусь? Гартман, конечно, сделает вид, что ничего не случилось, но… Нет, так не пойдет. Принимать такое решение нельзя, не обдумав все как следует. Если бы он сказал: «Бери его — и точка!», то все было бы ясно. Но так… К тому же я о нем так мало знаю, — думал Рэке. — Сегодня я не дежурю. Вечер свободный. Надо съездить в батальон и поговорить с командиром взвода Кольхаза».
Взяв бумаги, Рэке пошел к Гартману. Старший лейтенант был один. Увидев Рэке, он спросил:
— Это вы? Так быстро?
— У меня к вам просьба, — сказал Рэке. — Я хотел бы съездить в часть, где служит Кольхаз, и поговорить с командиром взвода. День у меня сегодня свободный.
— Просьба несколько необычная, товарищ Рэке…
— Простите, — перебил его фельдфебель, — но предоставлять подчиненному право выбирать себе солдат — тоже не совсем обычно.
Гартман посмотрел на него уже спокойно. Рэке ожидал от офицера резкого замечания, но старший лейтенант лишь сказал:
— Хорошо, поезжайте. Здесь я вам ничего не могу возразить… Отметьтесь у ротного фельдфебеля, что уезжаете по служебному поручению, я его предупрежу. — Он подошел к Рэке и посмотрел ему прямо в глаза. — Меня все-таки радует, что вы просите об этом. Последнее время мне казалось, что свою энергию вы растрачиваете не туда, куда нужно…
* * *
Казармы учебного подразделения были построены большим четырехугольником на невысоком холме, неподалеку от расположенного в долине военного городка. У ярко освещенного входа Рэке ждал офицер.
Крепко пожав Рэке руку, он представился:
— Шиндлер, Зигфрид Шиндлер. А вы, значит, знаменитый Рэке?
— Почему знаменитый? — удивился и в то же время несколько обрадовался столь необычной характеристике Рэке.
— А что, разве не так? Ну ладно, оставим это. Так вы ко мне?
Рэке кивнул. Имя командира взвода он узнал у Гартмана перед самым отъездом.
— Речь идет о Кольхазе, о Вольфганге Кольхазе из вашего взвода.
Шедший впереди Шиндлер неожиданно обернулся и воскликнул:
— О господи, опять этот Кольхаз! Почему он вас интересует?
Рэке подумал, стоит ли ему сразу открывать все карты, потом сказал:
— Я познакомился с его характеристикой и хотел бы побольше узнать об этом человеке.
— Тогда пойдемте, — пригласил Шиндлер, — у меня не слишком много времени, но выпить по чашечке кофе мы все же успеем.
— Может, лучше просто пройдемся?
— Хорошо. Моя жена не сегодня-завтра должна родить. Прошла целая неделя сверх срока. Я, кажется, с ума сойду.
— Тогда я не буду вас долго задерживать. Вы мне расскажете все, что о нем знаете.
— Хорошо.
Они шли по мокрому от дождя плацу, и Шиндлер рассказывал.
Во взводе Шиндлера Кольхаз находился с первого дня службы. Любознательный и спокойный в первые дни, он вскоре стал отдаляться от других солдат, а в последнее время вообще начал нарушать воинскую дисциплину, высказывал недовольство трудностями.
— Какими трудностями? — спросил Рэке.
