Франция запаниковала. Противостоять совершенной немецкой военной машине в одиночку она не могла, и в Петербург полетели мольбы о помощи.
В то время бытовало мнение о молниеносности этой войны. И германские генералы, и российский Генштаб рассчитывали завершить эту кампанию до зимы и поэтому спешили сделать удачный дебют. По настоянию Антанты, на помощь союзной Франции раньше сроков окончания всеобщей мобилизации в непроходимые Мазурские болота Восточной Пруссии Россия выдвинула две армии: с севера – 1-ю армию Петра Карловича Ренненкампфа, с юга, – 2-ю армию бывшего генерал-губернатора Туркестана Александра Васильевича Самсонова.
Более неудачного тандема командующих армиями придумать было невозможно. Еще в Русско-японскую кампанию Ренненкампф и Самсонов, будучи соседями на фронте, стали заклятыми врагами после того, как Самсонов без каких-либо оснований не поддержал атаку частей Ренненкампфа, что привело к чудовищным потерям и срыву наступления. С того времени оба генерала при нечастых встречах никогда не подавали друг другу руки, а на балах и приемах вообще старались не замечать присутствия «обидчика».
Союзники умоляли Петербург надавить на немцев, и российский Генштаб слал к Самсонову депеши: «Только вперед!» И Самсонов наступал. Наступал, надеясь, что Ренненкампф, верный своему воинскому долгу и присяге, забудет былую ссору и ударит по немцам с севера.
* * *
Адъютант командира Гвардейского Кексгольмского полка лейб-гвардии поручик Борис Петрович Нелюбов грыз семечки, которыми его угостили казаки конвойной сотни есаула Глотова, и пытался представить себе, что сейчас делает в далеком Петербурге его Варя. Год назад по безумной любви он женился на дальней родственнице видного государственного деятеля, друга Александра III, обер-егерьмейстера, члена Государственного совета графа Сергея Дмитриевича Шереметева и теперь с надеждой и оптимизмом смотрел в будущее.
В начале войны, получив назначение во 2-ю армию генерала Самсонова, в последний вечер с женой Борис старался казаться беспечным и веселым, как будто ехал на прогулку, а Варя молчала и только грустно смотрела на него своими умными голубыми глазами, в которых отчетливо читалась несказанная тревога за судьбу мужа.
Как же Борис любил эти васильковые глаза, этот милый овал лица, ласковую улыбку и неповторимый запах волос. Когда в июне, за месяц до войны, Варя сказала ему, что ждет ребенка, Нелюбов, не найдя слов от охватившего душу восторга, подхватил жену на руки и долго носил по их большой квартире на Троицкой улице, не в силах расстаться с женой и с новой зарождающейся в ней жизнью.
А ведь каких-то три-четыре года назад все было иначе. Мот и повеса, картежник и дуэлянт, поручик-кавалергард Борис Петрович Нелюбов был известен всему Петербургу. Его успехи у замужних столичных дам превышали все нормы и без того не пуританской столицы. Обманутые мужья, даже зная о близких отношениях Бориса со своими дражайшими половинами, не решались открыто вступить в конфликт с лихим поручиком, который был превосходным стрелком из револьвера, а на саблях фехтовал так, что даже бывалые вояки, пройдя не одну войну и прожив не один год в столице, удивлялись ловкости Нелюбова. Великий князь Дмитрий Павлович, однажды посетив полковой тир кавалергардов, увидел, как ранее неизвестный ему высокий, красивый поручик на спор от бедра влет, раз за разом из двух револьверов расстрелял четырнадцать пустых бутылок из-под шампанского – именно столько у стрелка было патронов. Причем два полупьяных ассистента-сослуживца, совсем не старались облегчить тому задачу и подкидывали бутылки в разные стороны. Пораженный такой дьявольской меткостью, великий князь попросил командира полка представить ему поручика и, узнав, что они почти ровесники, тут же пригласил Нелюбова составить ему компанию на вечер. Дмитрию Павловичу понравился простой и веселый характер офицера, и с тех пор тот стал неизменным товарищем двоюродного брата Николая II на всех вечеринках гвардейской молодежи. И хотя раньше Борис, как и многие другие, сам частенько злословил об «особых отношениях» великого князя Дмитрия Павловича и Феликса Юсупова, оказавшись в одной компании и приглядевшись к обоим повнимательней, понял, что всему виной скука, которая обуревала не только этих великосветских бездельников, но и разлагающе действовала на добрую половину Петербурга. «Бог им судья!» – решил тогда для себя Борис и, стараясь не пропустить ни одной вечеринки, вдохновенно бросался на штурм любой крепости, которая носила юбку и была хороша собой.
От воспоминаний Бориса оторвал вестовой из штаба полка, маленький деревенский паренек, который всегда почему-то смущался и робел, передавая приказания командира:
– Ваше благородие! Приехал командир дивизии. Они с господином генералом срочно просят вас к себе.
Когда вестовой виновато отвел глаза, Нелюбов улыбнулся и, легко поднявшись на ноги, направился к штабу.
В палатке командира полка было нестерпимо жарко, и клубы табачного дыма в замкнутом пространстве медленно и величаво плавали среди штабных офицеров, изредка колыхаясь при приближении тел. Командира 2-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Мингина Нелюбов видел впервые, зная только, что тот прибыл вместе с Самсоновым из Туркестана, где генералы дружили семьями.
Генерал Мингин, оглядев щегольской вид Бориса, что в условия передовой выглядело слегка вызывающе и, старательно пряча улыбку в своих огромных усах, спросил:
– Поручик, вы, кажется, раньше служили в кавалергардах? А потом случилась какая-то история? Вы нам не расскажете?
По лукавому взгляду генерала Борис понял, что тот все знает, но хочет услышать, что ответит ему Нелюбов.
Роковая дуэль, лишившая Нелюбова веселой и бесшабашной жизни кавалергарда, произошла как всегда по глупости и как всегда случайно. Тот подполковник был в стельку пьян и, то ли от избытка чувств, то ли желая показать, какой он хороший стрелок, начал палить в висевшую посреди зала огромную люстру. Дело происходило вечером в ресторане, который был явно не приспособлен к упражнениям в стрельбе. Поднялась суматоха, усиливающаяся женскими криками и визгом, и Нелюбов как самый близко сидящий к пьяному стрелку офицер, подошел к нему и отобрал револьвер. Подполковник, лишившись личного оружия, по началу оторопел, а затем, как видно, обидевшись, что ему помешали превратить ресторан в стрелковый тир, вскричал, что не позволит какому-то щенку безнаказанно отбирать его оружие, и потребовал сатисфакции. Друзья Бориса попытались замять скандал, но было уже поздно – оскорбление нанесено публично.
Через три дня состоялась дуэль, и Нелюбов убил подполковника выстрелом в лоб, куда и обещал попасть перед началом дуэли. Возможно, на этом все бы и закончилось, да только впоследствии оказалось, что убитый подполковник находился под покровительством Григория Распутина, и целитель царской семьи каким-то образом сумел убедить императора, что убит святой человек, а Российская империя понесла невосполнимую потерю.
Что за потеря случилась для Российской империи, тогда никто в Петербурге так и не понял, все лишь знали, что Распутин потерял своего постоянного собутыльника и сводника, – в обязанности подполковника входил поиск легкомысленных петербургских дам, которые еще не испытали божественного воздействия Распутина и не прикоснулись к его святыне. В общем, ни заступничество великого князя, ни общественное мнение, которое было целиком на стороне Нелюбова, не уберегли Бориса от царского гнева, и бравый поручик был сослан в какую-то второстепенную часть в Самару, где почти три года прозябал вдали от высшего света.
Служба в Самарском полку была ужасной. Офицеры постоянно ругались меж собой, в квартире Борису было отказано, так что ему пришлось все время жить в грязной провинциальной гостинице. Но именно в этом городе судьба свела его с удивительной девушкой, в которую он влюбился так, что попросил ее руки раньше, чем узнал, что она родственница всесильного графа Шереметева.
Этот брак оказался удачен не только для личной жизни Бориса. После женитьбы хлопотами родственников Варвары Нелюбова перевели в Петербург, и молодые стали жить в его большой квартире на Троицкой улице. Друзья-гвардейцы, встречая поручика, часто предлагали вспомнить былые дни и звали на вечеринки, но Борис с улыбкой неизменно отказывался и спешил домой к своей Варе.
И хотя Нелюбов давно уже привык к расспросам о причинах своей трехлетней опалы, сейчас этот вопрос генерала застал его несколько врасплох, однако, не мудрствуя, он ответил то, что отвечал обычно:
– Защищая честь офицера, подрался на дуэли, господин генерал!
Генерал Мингин улыбнулся и, обратившись к командиру полка, сказал:
– У меня в штабе с недавних пор все как с ума посходили. Соревнования меж собой устроили, кто сумеет больше всех мишеней порубать. А виной тому ваш адъютант.
