И старое оно. Зачем нам стволы фашистов времён Второй мировой войны? Ещё и ржавое, наверное.
— В смазке и в условиях соляного рудника это оружие и через сто лет стрелять будет, как новое. Сюда, кстати, и после первой Карабахской войны вооружение свозили… Но не суть. Карты составлялись. Всё расписано, где что лежит. К тому же пулемёт Дегтярёва очень даже дельная вещь.
— Ух ты! Так нам надо добыть карты и по ним собрать пулемёты! — потёр руки подросток.
— И патроны тоже нужны, — вставил Сергей Васильевич.
Владимир Константинович закивал:
— Но для начала туда надо попасть. Осторожность не помешает. Кто знает, кто за кого в это смутное время. Коли под угрозами в украинские батальоны людей будут сгонять, то по разные стороны в прицел станут смотреть те, кто сегодня один хлеб делят. Горечь именно от этого осознания… — он прокашлялся. — Подъезжаем. На КПП под гитару споём, а потом к клети. Там уж будем договариваться на каждом уровне, чтоб ниже дали спуститься.
— У нас получится? — задёргался паренёк, приметив вооружённых людей.
Отец сухим тоном изрёк:
— Иначе никак. Даже деревья выживают наперекор бурям.
Сергей Васильевич поднял сжатый кулак:
— Правый люд обязан подняться и поднимется. Вот увидишь, — и он процитировал строку из стихотворения Павла Беспощадного, — «Донбасс никто не ставил на колени».
Мирон притаился в засаде за диваном. Мальчишке невероятно хотелось услышать то, о чём родителям будет рассказывать дядя Толя, он же военкор, который будучи в отпуске собрался навестить брата. Десятилетний Мирон, случайно услышав переговоры мамы с папой, смекнул, что его могут отстранить от якобы не детского разговора, поэтому придумал обходной манёвр. Сказав маме, что пошёл делать уроки к соседу, он спрятался в гостиной. Дядя Толя должен был прийти с минуты на минуту. Мальчик вспотел от щедро дарившей тепло батареи, ноги начинали затекать. Он хотел поменять позицию, но услышал, как хлопнула входная дверь и из прихожей раздались радостные возгласы. Любое движение обозначало, что он выдаст себя колыханием шторы, и Мирон неподвижно замер, как игрушечный солдатик, которого он прихватил с собой.
На удивление мальчишки, разговор взрослых был наполнен чем угодно, но не историями о боях, которые он так надеялся подслушать. Мама спрашивала про семью дяди Толи, отец рассказывал о здоровье дедушки с бабушкой и планах на отпуск. Обливаясь по́том, Мирон сжимал солдатика и смотрел на ноги, которые ему почему-то казались ватными. Неожиданно папе позвонили с работы, и он поспешил в спальню с ноутбуком. Мама тут же объявила, что тоже собирается покинуть гостиную, и мальчишка воспрял духом.
— … Толик, жаркое уже на подходе. Я на стол буду накрывать. Ты посиди тут, телевизор посмотри. А я пока кухню проветрю.
Раздались лёгкие шаги. И как только мама прикрыла дверь, Мирон решил выползти из укрытия. Он появился перед родственником на четвереньках.
— О! А ты откуда? — рассмеялся дядя Толик.
— Вы не сердитесь? — исподлобья спросил племянник.
— Ты что? Как вымахал! Иди, обними дядьку! — воскликнул мужчина, широко раскинув руки.
Мирон, прихрамывая, рванул в объятия.
— А это у тебя кто? — полюбопытствовал дядя Толя, приметив игрушку.
— Это у меня самый лучший солдатик.
— А-а, понятно. А ты чего спрятался-то?
Мирон, понимая, что в любой момент вернуться родители, сразу перешёл к делу.
— Дядя Толя, вы героев видели?
Лицо мужчины на мгновение застыло.
— Видел. Там все герои.
— А расскажите, пожалуйста, хоть про одного? — взмолился мальчишка.
— Что рассказать?
— Герой — это как? Какой он?
Дядя Толя на какое-то время замолчал. Племянник уже хотел повторить вопрос, как тот вдруг оживился.
— Хорошо. Слушай. Сижу я, значит, в блиндаже. Это такое подземное укрытие от снарядов. Там тепло от печки, фонарь ярко светит. Приготовил блокнот, жду отличившегося солдата, чтоб интервью взять. Заходит командир. За ним парень, на вид ему чуть больше двадцати. «Вот он, наш герой» — отчеканил командир, и удалился. Начинаю выспрашивать, что да как. Без подробностей ведь статью не написать. А он мне сухо так отвечает: «Ну, командира ранило», «Ну, оттащил его в безопасное место», «Ну, вернулся в бой и БТР подбил», «Ну, медаль дали». Как тут из такого куцего наборчика данных на статью насобирать? Я и так и этак изловчался, а он мне по кругу то же самое толкует. Спрашиваю, где хоть этот БТР стоит, показать можешь? Он кивнул. Выходим из блиндажа. Ночь. В бинокль ничегошеньки не видно, как я только настройки ни крутил. А он вдруг говорит: «Эх, картину бы написать. Лесопосадка, где БТР подбитый стоит, силуэт лисы с лисёнком напоминает». Я присмотрелся и правда, что-то есть. Ещё подумал тогда, что парень-то не «одеревенел» от войны, живой сердцем. Я же ему: «Какие твои годы? Нарисуешь ещё!». Он соглашается: «Как война закончится, нарисую, а пока надо с нацистами разобраться» и постучал автоматом по левой руке. Раздался глухой звук… Спрашиваю, как же он с протезом на фронт пробился. А солдат отвечает: «Да вот так. Это моя земля». Вот и скажи мне, Мирош, какой он, герой?
Племянник изумлённо посмотрел на дядю, и крепко сжав солдатика, выдал:
— Как какой? Настоящий! Я завтра всем своим друзьям о нём расскажу!
Мужчина похлопал мальчишку по плечу:
— Вот и я думаю, что настоящий.
Они выполняют боевые задачи
Военный госпиталь работал в режиме типичного муравейника. Люди в белых халатах слажено делали свою работу. Вот и сейчас медсестра распахнула дверь в палату, въезжая с металлическими осьминогами-стойками, на которых болтались полимерные лианы-капельницы.
В стандартной палате на четыре койки шёл горячий спор. Приметив симпатичную практикантку из медколледжа, мужчины тотчас умолкли: у девушки для каждого всегда находилось ласковое слово, и они его ждали.
Практикантка, уверенно манипулируя иглами и зажимами, поприветствовав пациентов, защебетала как птичка:
— Сегодня видела первую ласточку. Скоро совсем тепло будет. Сирень уже так пахнет.
— И чем же она пахнет? — поинтересовался голубоглазый крепыш, которому она в этот момент выставляла скорость подачи раствора.
— Мёдом, — девушка одарила парня улыбкой, и заговорщицким тоном произнесла, — а сегодня двоих выписали с диагнозом, как у вас, но там случаи совсем тяжёлые были. Так что скоро сами пойдёте сиренью дышать.
Крепыш мечтательно вздохнул, а медсестра лёгкой походкой упорхнула к соседней койке, где расположился на подвесных механизмах, перебинтованный, словно мумия, пожилой десантник. Сделав ему укол, практикантка шёпотом сообщила:
— Свечки поставила. Не переживайте, — и более громко заявила, — доктор ваши снимки утром смотрел, очень радовался, восстановление идёт, как надо.
Она повернулась к третьему
