Василий коротко рассказал о себе.
— Хочу слесарем-механиком на Трубочный завод, — закончил он. — Помогите, если можете.
Куйбышев не то что сердито, но жестко ответил:
— Для вас есть работа поважней.
Василий разочарованно посмотрел на Куйбышева:
— К другой работе не способен.
— Нам лучше знать, голубчик. Вы ведь пришли не в лавку, а в партийный комитет.
Василию не понравился ни тон, ни настойчивость Куйбышева. Ему захотелось встать и уйти, хотя бы потому, что в глазах собеседника мгновенно исчезло любопытство.
— Какая же это такая важная работа? — ради интереса спросил он, заранее зная, что откажется от нее.
— Вы, как георгиевский кавалер, должны записаться добровольцем в сто второй запасный полк, который квартирует в городе.
— Это зачем?
— Солдатскую массу перетянуть на нашу сторону. Это раз! Избрать полковой комитет. Два! Постараться его возглавить. Три!
Василия обожгло. Он сразу понял, какая это, в сущности, важная работа именно сейчас, и тут же представил себя в новой роли.
— Слушаюсь! — выпалил он так, словно перед ним сидел полковой командир.
— Вот это другой разговор, — улыбнулся Куйбышев, — а слесарем-механиком успеете.
102-м пехотным запасным полком командовал полковник Курбатов. Рьяный царский служака отделился казарменной стеной от города и оберегал солдат от влияния событий и проникновения революционных агитаторов. Пышная черная борода и длинные усы придавали его лицу, на котором выделялись зеленые, как трава, глаза, суровое выражение.
— Мы, военные, не политики, — кричал он офицерам. — Наше дело — сторона. Увольнительные отменяю!
С трудом Василию удалось добиться разговора с Курбатовым.
— Ваше высокородие, прикажите зачислить рядовым в вверенный вам полк.
Полковник разгладил бороду обеими руками.
— Ну зачем ты мне нужен? И кому ты будешь присягать?
— Тому царю, который сядет на трон.
— Сейчас, голубчик, неопределенное положение.
— Ваше высокородие. — умолял Василий, — опять же примите во внимание, что я унтер-офицер и георгиевский кавалер.
— Это я вижу. С рядовым разговаривать бы не стал. Что же мне с тобою делать?
— Вы отец солдатам, ваше высокородие, вам и решать.
— Как звать? — спросил полковник, сдаваясь под напором Василия.
— Унтер-офицер Василий Блюхер!
— Вот так знатная фамилия! Ладно!
И Василия зачислили унтером 102-го запасного пехотного полка. Теперь он не переступал ворот казармы, не имел связи с комитетом партии, но знал, что Куйбышев ждет его решительных действий.
Полковник Курбатов был недалекого ума, не понимал, что солдат нельзя отгородить от революции. В полку шла незаметная, но большая внутренняя борьба.
Новый унтер быстро освоился с обстановкой, подобрал несколько смелых солдат и ночью поговорил с ними.
— Ты не бойся, — уверял его солдат Кошкин, высокий, белобровый весельчак. — Мы тебя поддержим.
— Пять человек не поддержка, — объяснил Василий. — Здесь надо навалиться всем полком, Курбатову дать коленом под зад, а офицеров, которые будут нам мешать, — в карцер.
— За две недели все будет готово, — убедил его Кошкин. — Не сразу бог сотворил мир.
Как-то на занятиях Василий заметил, что командир полка стоит у окна и наблюдает за ним. «Все вижу, — подумал он, — меня не проведешь». Вызвав из строя Кошкина и поставив его рядом с собой, Василий стал показывать, как надо колоть чучело штыком. Курбатову, очевидно, это понравилось. Он вышел на плац и, приблизившись к Василию, одобрительно воскликнул:
— Молодец! Вот так и учи солдатушек.
— Рад стараться, ваше высокородие!
Курбатов удалился, а Василий, желая узнать, как солдаты к нему относятся, прошипел вслед:
— Царская шкура! Скоро посадим тебя на наш харч.
Солдаты втихомолку рассмеялись, но Василий тут же пригрозил:
— Цыть! — И снова, оглянувшись, спросил: — Не убрать ли его, землячки? Сами справимся с полком. Как думаете? Повсюду комитеты, а мы вроде как за решеткой.
— Давно пора! — решительно поддержал Кошкин, не выходя из строя.
— Братва! Вам сообщат, на какой день и час мы возьмем полк в свои руки, — повторял Василий чуть ли не каждому, проходя вдоль строя. Скосив глаза, снова заметил в окне полковника. — Смирно! — мгновенно раздалась его строгая команда. Солдаты замерли.
— Артист! — прошептал Кошкин своему соседу, намекая на унтера. — Понимает дело.
Встречая Кошкина, Василий оглядывался и, убедившись, что никого рядом нет, всякий раз спрашивал:
— Что твой бог сотворил?
— Ночью доложу.
Василий, Кошкин и привлеченная ими группа солдат тайком готовились к перевороту. Уговорились арестовать Курбатова, всех офицеров и открыть ворота казармы. Решено было проделать это в воскресный день за полчаса до начала подъема. Стоявших на внутренних и наружных постах предупредили — никого из начальства не выпускать из казарм.
— Это плевое дело, унтер, — уверял Кошкин, — я наших солдат знаю.
Кошкин оказался прав. Стоило Василию сколотить вокруг себя несколько расторопных и верных солдат, как арест кучки офицеров оказался вовсе не трудным делом.
В назначенное утро у Василия, как назло, разболелись раны на спине, но он скрыл это от друзей. Превозмогая боль, он вошел к Курбатову на квартиру и арестовал его.
— Сволочь! — процедил полковник, натягивая с трудом сапоги.
— Зачем так грубо? — осклабился Василий. — Мы с вами потом поговорим культурненько.
Непокорные офицеры были обезоружены, их посадили под замок.
После завтрака полк собрался.
— Лишнего не болтать, — начал свою речь Василий. — В России давно революция, а нас держат взаперти. Война с германцем нам не нужна. Солдату охота вернуться домой и отхватить себе землицу. Кресты мне больше не нужны, да и погоны тоже. — Он тут же сорвал их и спрятал в карман. — Я предлагаю избрать полковой комитет. Называйте фамилии, а Кошкин запишет. Проголосуем. Выбирать надо таких, которые никого бы не боялись и дрались за народную власть. Я принадлежу к партии большевиков, они думают о рабочем и мужике, а не о помещике и фабриканте.
Не обошлось без шума. Солдаты курили, каждый хотел «высказаться». Василий терпеливо слушал всех, подбадривал, хлопал им в ладоши. Под конец избрали полковой комитет во главе с председателем Блюхером.
В то же утро Василий, не застав Куйбышева в горкоме партии, отправился к нему домой на Предтеченскую улицу.
— Где пропадал, солдат? Достанется тебе, — шутливо пригрозил Куйбышев.
— Революцию делал в полку, — ответил в тон Василий. — Разрешите доложить?
— Садись, рассказывай! — Куйбышев подчеркнул этим, что принимает не рапорт, а информацию большевика, которого горком направил в полк.
— Час назад сто второй запасный пехотный полк избрал Совет солдатских депутатов. Командир полка полковник Курбатов и часть офицеров под арестом.
— Кого председателем комитета?
Василий смущенно опустил глаза:
— Меня!
— Хорошо! А ты упрямился: «Хочу слесарем-механиком, к другой работе не способен». Теперь, голубчик, надо продумать план работы, но в полк ни одного меньшевика и эсера на пушечный выстрел не подпускай.
Только через неделю Блюхер вызвал к себе бывшего командира полка.
— Садитесь, гражданин Курбатов! — пригласил его Василий, сидя за столом в том самом кабинете, где совсем недавно полковник кричал и грозил наказанием всем, кто снюхается с революционерами. — Я не собираюсь с вами детей крестить, — продолжал Василий. — Вы думаете о том, какую, дескать, змею отогрели на своей груди. Пустое дело. Не я, так другие бы вас арестовали и посадили в карцер. Никто вас не обижает. Рукоприкладство, которое вы так любили, отменено, поэтому бояться вам нечего, а харчи получаете с солдатской кухни. Все в полном порядке. Спасибо скажите, что солдаты вас пощадили, а могли и вздернуть, как в других полках. Это очень просто, гражданин Курбатов. Давайте поговорим по-деловому.
— Какие у меня могут быть дела с бунтовщиками? — окрысился Курбатов.
— Неужели вы не понимаете, что вся Россия взбунтовалась и дала царю по шапке. Теперь у помещиков отберем землю, у фабрикантов заводы.
— Я присягал царю и останусь верным ему, — упрямился Курбатов.
— Не поплывете со всеми — волна вас смоет, и не станет гражданина Курбатова. Подумаешь, одним полковником меньше. Вы боитесь самосуда? Этого в полку не будет. Я от вас требую одного: дайте подписку, что не будете участвовать в борьбе против большевиков, — и через час вы свободны. Катитесь куда глаза глядят.
— Отказываюсь! — глухо произнес Курбатов.
Василий поднялся, подошел к полковнику, заглянул ему в лицо:
— Вот у вас и Станислав и Анна. А за что? Вы в глаза видели немцев и австрийцев? Вшей кормили в окопах? Баланду ели из грязного котелка? А вот у меня не спина, а мясное варево. Два года не залечиваются раны, два года тяжело лежать на спине. За кого я воевал? За царя-батюшку? А он мне что дал? Смог бы, так набил бы мне полный рот свинца. А мы, большевики, великодушны. Мы вас не расстреливаем, а просим — уходите к чертовой бабушке и не мешайте нам. Помешаете — запомните! — тяжелая рука опустится на ваши головы. Всё! Идите и обдумайте! — И громко крикнул: — Товарищ Кошкин!
