Над Бугаевым заколыхалась тяжелая туша; длинные волосы гитлеровца упали на морщинистый потный лоб, концами почти касаясь синеющего лица политрука.
— Га-ад, не дамся! — задыхаясь, прохрипел Бугаев.
Гитлеровец засмеялся, склоняясь ниже, брызгаясь слюной. С судорожной быстротой изогнув руку, Бугаев ударил его в живот. Напряженный миг усилия — и гитлеровец свалился на землю. Но руки не разжались; еще сильнее стиснули они горло Бугаеву. Будто во сне политрук услышал сорванный голос комиссара:
— А-аг… Получай!
На лицо Бугаева брызнула кровь. Костлявые цепкие пальцы врага ослабли, разжались. Политруку легко стало высвободиться из мертвенной хватки гитлеровца.
— Вставай, Павел, — сердито, быстро проговорил Рождественский, мгновенно окидывая взглядом все поле боя.
Чтобы подняться, Бугаев напрягал ослабевшие силы. Он встал напротив капитана, расставив ноги, покачиваясь. Несколько тусклым и виноватым голосом сказал:
— Налетел сбоку. Если бы он не подножку…
— В бою комаров ловишь открытым ртом… подножку!.. Подними-ка свою винтовку!
Эти слова упрека комиссар произнес не злобно, но Бугаев покраснел от стыда. И он тотчас наклонился, чтобы скрыть смущение и в то же время взять оброненную им винтовку.
* * *Всю рукопашную схватку Симонов наблюдал из окопа. Лейтенант Мельников, стоявший рядом, не мог разжать судорожно сведенных пальцев. Стиснутым кулаком методично ударял по земле. Глаза старшего адъютанта беспомощно блуждали от первой ко второй роте. Сначала исход этой схватки для него был не ясен.
Мельников заметил, когда офицер свалил Бугаева, и мучительно застонал, вскинув ладонь к глазам.
Симонов грубо дернул Мельникова за руку.
— Потрудитесь взять себя в руки, лейтенант! — и, отвернувшись, засопел сердито. — Враг не избирает тех кого он захочет. Сражает того, кто спиной подвернется.
— На него же напали сбоку!
— Будет вам!.. Сбоку! — оборвал Симонов. — Я видел…
Спустя несколько минут лейтенант зашептал радостно:
— Погнали! А-а-а… Молодцы петелинцы! Легко пошли! Вы посмотрите, Андрей Иванович…
Не оборачиваясь, Симонов ответил:
— Мы гоним врага из своего собственного дома, Мельников.
— Много, ох, как много полегло наших! — взволнованно проговорил лейтенант.
— Магуру сюда! — приказал Симонов. — Магуру, живо чтоб ко мне, на помощь к людям. Сигнальте, лейтенант!
Из-за изгиба траншеи послышался приглушенный голос:
— Андрей Иванович, я здесь, я жду.
— Нечего ждать… Видите, немцы уже начали отход против всего батальона… давайте!
Она повернулась и, взглянув на своих санитаров, приказала:
— За мною. Пошли!
Симонов провожал ее взглядом; по его лицу скользнула чуть приметная улыбка.
— Мельников, а что это за девушка выскочила из окопа? Вон она с санитарной сумкой побежала к раненым?
— Не могу знать, — ответил лейтенант, позабывший, что утром еще он приписал к численному составу батальона медсестру Елену Кудрявцеву.
— Ишь ты, какая! — удовлетворенно проговорил Симонов. — За перевязку сразу — расторопна, видать.
— Товарищ гвардии майор, — прошептал связист, тыча пальцем в телефонную трубку. — Ко-омдив!..
Симонов услышал голос подполковника:
— Сейчас двумя колоннами к вашей третьей роте подойдут наши танки. Сосредоточьте людей, приготовьтесь к десанту!
— Разрешите доложить: первая и вторая роты прорвались, товарищ гвардии подполковник. Вражеская пехота отступила на всем моем участке.
— Я видел, — сказал Василенко и, помолчав, признал с неохотой: — Начало положили хорошее. Приступаем к расширению прорыва. Обеспечьте прикрытие.
Симонов не успел ответить комдиву, как донесся гул танков. Машины показались из-за обгорелой сопки, а со стороны противника с шелестом пролетели снаряды, сметая воцарившуюся над передним краем тишину. Танки шли, ныряя с бугров в низины, словно плывя в высокой траве, поднимая серыми тучами пыль и пепел.
Сразу же за первой группой появилась вторая, затем третья. Симонов легко выскочил из окопа.
— Наша очередь, — сказал он и выстрелил из ракетницы.
Когда десант был посажен на танки и машины двинулись вперед. Мельников пережил минуты необычного возбуждения. Ему все казалось, что танки слишком громко грохочут, а движутся медленно. Бьющий в лицо свежий ветер постепенно успокаивал лейтенанта. Но больше всего успокаивал его невозмутимый вид командира батальона.
Устроившись за башней, Симонов сидел, хмуря брови. Казалось, он не слышал зудящего на фланге стрекота вражеских пулеметов. Еще вдали от сопок, там, где ему было указано занять оборону, Симонов увидел, как поднялась резервная пехота противника и покатилась наискось по ребристому склону, точно погнало ветром сухую полынь-траву. На ее пути то и дело поднимались дымные столбы разрывов. По всей степи виднелись зеленоватые холмики, — это были трупы вражеских солдат.
А мощное нутро танка рычало и грохотало. Слева, из травы, звонкой пулеметной струей ударило в броню, затем хлестнуло чуть выше. Сидящий рядом с комбатом боец схватился за плечо, но не вскрикнул. Он будто стыдился своего ранения. «Кажется, время», — подумал Симонов. Он дважды выстрелил из ракетницы. Люди зашевелились. Бег танков стал замедляться. Прыгая с танка, Симонов неловко плюхнулся на землю. Поднявшись, он увидел Сережу Новикова. Низкорослый и кряжистый политрук словно спрашивал глазами: «Ну, что? Скоро, товарищ майор?». Симонов оглянулся вокруг, пригладил растрепанные волосы, сказал отрывисто:
— Взвод Пантелеева, на правый фланг!
Его отяжелевшее, неподвижное лицо сразу ожило, в маленьких глазах вспыхнули суровые огоньки.
— Второй взвод очищает слева холм! — гремел уже его голос.
Но вот Симонов увидел, как в роте на какое-то мгновение перемешались люди отдельных взводов. Он сжал кулаки и протяжно крикнул:
— Ро-отный! — затем, словно не касаясь носками сапог желтой травы, легко, чуть подавшись грудью вперед, двинулся навстречу Петелину.
— Каша получается! — сквозь стиснутые зубы прохрипел он старшему лейтенанту. — Что это у тебя за порядок, люди…
Он уже готов был обрушить весь свой гнев на Петелина, но, взглянув через его плечо, увидел, как деловито справляются взводные с мгновенным замешательством, и, смягчая тон, сказал:
— Выполняйте задачу, Метелев!
Впереди третьей роты взорвалась граната, вторая, и затем сразу несколько. Было невозможно разобрать, чьи это. Потом поплыло протяжное: «А-о-о-о-р-ра!». Рота покатилась по склону. Симонов бежал между первым и вторым взводами.
— Ар-р-а-а!
— Ложат! — взволнованно произнес Симонов. — Ложат врага! Терпение наше иссякло!
В эти минуты хотелось ему вскинуть кверху свои тяжелые руки и закричать на всю степь так, чтоб до Терека было слышно: «Сыночки, вперед, соколики!». Но комбат знал, что уже наступило время окапываться. Все же он медленно подал сигнал. И было неловко перед самим собой, что ему лично не удалось увидеть живых эсэсовцев.
А наши танки, круто свернувшие к железной дороге, сливаясь цветом брони с горелым полем, скрылись в степной дали. Симонов остановился, подозвал Мельникова:
— Как думает старший адъютант, стоил ли нам дальше продолжать преследование?
Он раскрыл планшетку, доставая карту, а Мельников, глядя на него, думал: «Вот всегда так: задает вопрос, а сам уже принял решение. И чем больше стараешься узнать, что он думает, тем это труднее. Никому не дает проникнуть в свои мысли». В данный момент Мельников считал, что было бы преступлением выпускать врага из рук.
— Я думаю, — ответил он, — следует уничтожить разрозненные группы противника.
— Великое искушение! — вздохнул Симонов. — Однако, товарищ лейтенант, азарт не всегда нужен.
Он неторопливо развернул карту и стал отыскивать отметки, сделанные командиром полка.
— Тьфу ты! Все затерлось. Но вот дорога, — он показал рукой вдаль: — Видишь, впереди жиденькой лентой протянулся молодой ольшаник?
— Да, товарищ майор.
— За этим ольшаником должна пролегать дорога от полотна до оросительного канала «Неволька». Параллельно дороге от «Невольки» тянется глубокий безводный канал. Там наш рубеж, Мельников. На сегодня, конечно.
Передайте приказ: дорогу не пересекать. Канал временно использовать для обороны. Повторяю, временно.
Мельников отдал роте распоряжение через связных и снова склонился над картой. Симонов, водя по карте обкуренным ногтем, продолжал:
— Все наши танки, прорвавшиеся в тыл с правого фланга, сейчас действуют на главном направлении. По-видимому, там наши встретили мощное противодействие противника. Пока в направлении станции Терек они будут буравить толщу немецкой обороны, вся наша дивизия войдет в прорыв.
