Дул сырой западный ветер, нагоняя с моря низкие облака. Пахло землей, полынью, запахами осеннего тлена. Где-то справа звенели буфера, слышались свистки маневровой «кукушки». Ориентируясь по этим звукам, Максим уверенно шел вперед. Наконец они вышли на Верхнюю Чапаевскую.
В доме у Гузова они застали Костю Белоконя, который, идя в ночную смену на пристань, занес порошок для типографской краски.
Максим посвятил товарищей в задуманный план, оставил Жоре листовки, кроме двух, отложенных для себя, и вместе с Ваней поспешил на Исторический бульвар.
Кустарником, росшим вдоль стены бульвара, они пробрались к высокой восточной скале Четвертого бастиона и залегли в камнях.
Эту скалу по соседству с покалеченной взрывом беседкой-грибком Максим выбрал неспроста. Место глухое, неприступное. Справа, слева и впереди — отвесный обрыв, высотою не менее пятидесяти метров, у подножия — станционные пути и руины вокзала. Единственный подступ — сзади, от развалин панорамы и от Язоновского редута, где стояли теперь зенитки с прожекторами. Но между ними и скалой — метров четыреста, изрезанных буераками, поросшими колючим кустарником.
Максим и Ваня лежали тихо, присматриваясь. Черная пропасть зияла внизу перед ними, полная приглушенных шумов и звуков. Слышался сдержанный говор, топот, скрип вагонных дверей и деревянных трапов, по которым что-то втаскивали и грузили на платформы. Искрил и тяжко вздыхал паровоз. На путях то там, то тут мелькали зеленые, красные огоньки, иногда светлячками вспыхивали карманные фонари.
— Кузьма говорил, что в половине двенадцатого отправляется эшелон с людьми, а следом за ним — с боеприпасами, — прошептал Ваня.
— Знаю, — тихо ответил Максим. — Бей не спеша вот от того зеленого огонька по паровозу и голове состава, а я по хвостовым вагонам. Запасную обойму береги… Огонь!
Треск винтовки и автомата распорол ночную тьму и прокатился по котловине. Максим вскочил, кинул гранату и бросился наземь.
На станционных путях закричали, с резким свистом вырвался пар из пробитого котла локомотива, заверещали тревожные свистки жандармов.
Солдаты выскакивали из вагонов и вели беспорядочную винтовочную пальбу. Над скалой взвизгнули пули, две из них клюнули соседние камни.
Максим и Ваня отползли немного в сторону и, вскочив, снова метнули две гранаты. Взрывы на мгновение осветили вагоны и бегущих солдат. Максим дал очередь по бегущим.
Донеслась команда, винтовочная пальба стихла. Слева и справа от поезда замелькали огоньки фонарей; они придвигались к тропинке, которая с Портовой поднималась вверх к бульвару.
— Ну, Вань, началось, обходят, — облегченно вздохнул Максим. — Теперь давай заманивать их.
Позади, правее Язоновского редута, вспыхнул прожектор и осветил остатки беседки, скалу и косогор. Ваня с Максимом бросились наземь под кусты. Выждав, когда луч, обшаривая кустарник, отодвинулся в сторону, перебежали поближе к развалинам панорамы и остановились на дорожке в миндалевой рощице. Прожектор скользнул по обрушенной восточной стене и задержался на проходе, как бы указывая преследователям путь на бульвар. Вскоре в проломе стены и в калитке сверкнули бляхи полевых жандармов.
Максим дал короткую очередь и вместе с Ваней перебежал на главную аллею чуть левее панорамы. На выстрелы жандармы не ответили и по команде рассыпались цепью. Максиму был ясен их замысел: пользуясь темнотой, окружить. Сам он остался на аллее, а Ване велел выйти с бульвара и на Четвертой Бастионной улице прикрывать его с тыла.
В миндалевой рощице хрустнула ветвь. Жандармы приближались. Максим дал длинную очередь. Луч прожектора выхватил его из тьмы, осветив всю главную аллею. Максим рванулся через дорогу и обронил полевую сумку.
Отбежав шагов сто, он спрятался за дерево и увидел, как двое жандармов, выскочив на дорогу, бросились к сумке, Максим ухмыльнулся и побежал к поджидавшему его товарищу.
Спустя полчаса Максим и Ваня были уже на Лагерной. Николай Андреевич открыл калитку и пропустил их в хату. Позднее появление подпольщиков не удивило его: нередко случалось, что после выполнения ночных заданий они заходили к нему переночевать.
— Это не вы там на грибке стрекотали? — полюбопытствовал Михеев.
— А кому же еще? — засмеялся Максим. — Маленько пощекотали их, чтоб не спалось.
— Так, та-ак. Ну, я, конечно, не спрашиваю — что и почему, то ваше дело. Ну, а не ровен час с обыском нагрянут? Ведь как что, так к нам первым жалуют, хата наша крайняя.
— Верно, старина, твою хату надо беречь. Бери-ка оружие и схорони подальше.
— Пого-одь. Сперва за удачу вашу, — Николай Андреевич достал из шкафа лафитничек, три стакана. — Ну давайте.
— Я не пью, — Максим отставил стакан в сторону.
— Тогда давай, Ванюша, с тобой.
Николай Андреевич выпил, понюхал корочку и, взяв оружие, вышел во двор.
— Как, Вань, думаешь — клюнут они? — спросил Максим.
— Подождем — узнаем.
Им не пришлось ждать долго. Вскоре прибежал с пристани разгоряченный, запыхавшийся Костя Белоконь.
— Вот хорошо, что вы тут, — сказал он с порога. Максим подался вперед, чувствуя, что появление Кости связано с их ночной вылазкой.
— Ну говори же, не тяни!
— В городе переполох, объявлена тревога, — выпалил Костя. — Только и разговоров, что о десанте под Севастополем. На пристань звонили из городской комендатуры. Разгрузка транспорта приостановлена. Жандармы все на ногах. Партию пленных обратно в лагерь угнали — боятся бунта. А нас, наемных, загнали в конторку и заперли.
— Значит, паникуют? — улыбнулся Максим.
— Еще как! Ты бы видел, как они мечутся. Я сам слышал, как жандарм говорил Шульцу: «Керчь — десант. Севастополь — десант, партизан. Капут». И ни один поезд со станции не ушел!
— Клюнули! Блеск! — Максим обнял Костю. — Молодчина, что прибежал.
— Ну, Максим, ради такого случая и ты должен выпить, — пристал Ваня к товарищу.
— Ну уж давай, — Максим опорожнил половину стакана, поморщился и поспешил проглотить кусок хлеба с тюлькой.
Закусив, Максим спросил Костю, как ему удалось сбежать.
— Я Шульца разыграл. Схватился руками за живот и говорю: «Господин Шульц, пустите домой, живот болит — мочи нет, я же рядом живу». А он и не смотрит. Тогда я заложил пальцы в рот и всю баланду, что съел, вытравил ему на пол. Он обозлился и сам меня выгнал.
Максим смеялся громче всех.
— Ты, дядя Коля, не знаешь, каковы он и твой Колька в деле. Орлы! А как они орудуют на поездах! Блеск!
Костя вспыхнул и, напялив кепку, заторопился на пристань.
— Ты там всем рассказывай о десанте и ребятам накажи, — напутствовал его Максим. — Чтоб побольше шуму и паники было…
Лицо Максима раскраснелось, холодные серые глаза потемнели и метали буйные огоньки. Обычная сдержанность покинула его. Он долго рассказывал старику, как была подброшена полевая сумка с приказом и как он с Ваней заманивал жандармов.
— Ну-у, пора! — сказал он наконец, с усилием вставая из-за стола.
— Куда вы, гуленьки, пойдете? — запротестовал старик. — Перебыли бы до утра. Места на всех хватит.
— Н-нет, старина, — Максим покачал головой. — Саша ждет донесения, и пропуск надо вернуть Кузьме. Ему утром в поездку. Ты лучше достань-ка Колин пистолет с запасной обоймой.
Старик вышел. А Ваня забеспокоился:
— Зачем нам пистолет? Мы пойдем прежней дорогой, вкруговую.
— Не-е. Туда я не ходок. Пойдем напрямик, через пути. Ну чего ты глаза пялишь? Думаешь, я пьян? Не-е, я не пьян.
— Да ты в уме? Ночью идти по путям? — заволновался Ваня. — У меня пропуска нет, а без него, сам знаешь, что будет.
— Не бойсь, пройдем! — повторил Максим с упрямым хмельным задором. — Мы по своей земле ходим. Она не выдаст.
Максим отдал Ване принесенный стариком пистолет, надел кепку и вышел из хаты.
Выйдя из калитки на косогор, они остановились. С бухты тянуло сыростью, наползавшие облака и туман стирали с неба звезды; за северной стороной рейда голубые лучи прожекторов то вспыхивали и упирались в небо, то опускались и лихорадочно шарили в море.
— Смотри, как паникуют, — усмехнулся Максим. Приближаясь к станции, Ваня клял себя за то, что уговорил Максима выпить, его все больше охватывало беспокойство. Никогда он не видел товарища столь беззаботным.
На переезде они остановились. Сырая осенняя темь. Ване казалось, что-то зловещее неотвратимо надвигалось на них из этой странной, необычной для станции тишины. Он потянул за рукав Максима, предлагая вернуться назад. Мгновение тот колебался, но вдруг, высвободив руку, снова пошел вперед. Ваня последовал за ним.
Они спустились вниз, по ту сторону станции. Идти дальше через проход в заграждении, сделанном из колючей проволоки, было опасно — нарвешься на часового. И они свернули вправо, чтобы стороной, через запасные пути, обойти вагон, в котором располагались полевые жандармы, а затем проскочить через дыру в колючей проволоке или чуть правей перелезть через глинобитный забор и скрыться в развалинах Зеленой горки.
