— Смотрите, какая пестрая гамма цветов, — сказал Таланов, закинув голову вверх. — Такое можно наблюдать только у нас в Заполярье.
Геннадий присмотрелся: всходило солнце, у самого горизонта небо было темно-синее, выше к зениту оно незаметно светлело и постепенно переходило в бледно-розовый цвет. Действительно, чудеса природы! Ни одному художнику не придет на ум такое фантастическое сочетание цветов.
Они подошли к кораблю. Вслед за командиром боевой части Геннадий спустился в центральный пост и первым, кого он увидел, был мичман Пчелка-Дубовик.
Комкая в руках ветошь, он рапортовал Таланову, а затем, словно желая подчеркнуть свое уважительное отношение к Кормушенко, произнес громко и раскатисто:
— Здравия желаю, товарищ лейтенант! Як здоровья, товарищ лейтенант?
Геннадия трогало участие, забота и больше всего подкупала интеллигентность этого добродушного, круглолицего, улыбчивого человека.
По утрам Геннадий с удовольствием наблюдал, как мичман, облачившись в комбинезон, командовал: «Дать давление гидравлики!» — и начинал проверку рулевого хозяйства.
Не так сложились отношения у Геннадия с другим своим подчиненным — старшиной команды штурманских электриков Василием Голубевым. Он, скрытный, замкнутый, нелюдимый, ко всем, в том числе и к Геннадию, относился с подозрением.
Хотя Геннадий знал, почему так происходит, но от этого не легче столько времени быть рядом с человеком и ничего от него не услышать, кроме служебных разговоров. Отчасти Геннадий винил себя, свою неопытность. Нужно обладать какими-то качествами, чтобы человек проникся доверием, а он прямо в лоб спрашивает: «Ну, как жизнь?» И Голубев так же отвечает: «Ничего, живем нормально».
Однажды Геннадий обратился за советом к Пчелке и услышал, что ничего в таких случаях не надо делать. Пройдет время, и все образуется. «Он привыкнет к вам, вы к нему. Через годик не узнаете Васю Голубева».
«Год — слишком долгий срок. Хорошо бы побыстрее», — подумал Геннадий. Зато на службу он не сетовал. Через несколько месяцев после прихода на корабль стать полным хозяином штурманского комплекса — это немало. А все он, Таланов, со своими причудами, странностями… Одно хорошо: ни во что не вмешивается, не сует всюду нос, не нервирует… Обычно, придя утром на корабль, выслушивает доклады подчиненных, как будто думая о чем-то другом, но в ходе разговора умеет схватить главное, даст указания, затем отпускает всех, в виде напутствия повторяя одну и ту же любимую фразу: «Время деньги, а денег нет», и больше не мельтешит перед глазами, забьется куда-нибудь в укромный уголок и читает научно-фантастические романы.
Геннадия не давит командирская опека, он принимает это с благодарностью, как знак особого доверия, и думает только о том, как бы не подвести Таланова.
Еще накануне командир корабля предупредил: скоро пойдем на зачетную стрельбу. Важное событие.
Первый раз Геннадий будет свидетелем ракетного удара. А пока надо все трижды проверить, исключить какую-либо случайность.
Геннадий привычно вошел в помещение боевого поста. Голубев, возившийся у основания прибора, поднял голову, вскочил и наспех вытер руки ветошью.
— Товарищ лейтенант, произвожу чистку блока датчиков, — доложил он и замер, вытянув руки, как всегда пугливый, настороженный.
Геннадий поздоровался:
— Ну, как дела?
— В порядке, товарищ лейтенант. Лично проверил.
— Давай посмотрим.
Геннадий за короткое время службы выработал золотое правило: свой глаз — алмаз. Все прощупает своими руками… Он нажал рычажок «питание», вспыхнули сигнальные лампочки счетно-решающих приборов, послышался мягкий шелестящий шум работающих механизмов. Вместе со штурманскими электриками он проверял навигационный комплекс, недавно установленный заводской бригадой. Геннадий забыл обо всем на свете и даже о том, что рядом стоит Василий и надо бы с ним переброситься живым словом. Сам Голубев не решался напомнить о себе.
«Оба офицеры, а какие разные, — думал он, сравнивая Кормушенко и Таланова. — Этот все может сделать, а тот — книжный человек. Аппетит большой, любит красивую жизнь».
Вспомнился недавний случай. Таланов приобрел телевизионный комбайн «Беларусь». Казалось бы, чего больше — тут и телевизор, и радиоприемник, и проигрыватель. Так нет, пришло в голову придать ему «художественное оформление»: пусть телевизионная антенна возвышается в виде маяка. Где ее такую достать? Тут он и вспомнил о Голубеве. Вспомнил потому, что Василий сам сконструировал радиоприемник с телевизором. Таланов позвал его к себе: вот, полюбуйся моей покупкой и построй антенну-маяк.
«У всех офицеров антенны куплены в магазине за десять рублей, и видимость отличная», — заикнулся было Василий, а он и слушать не хочет: «Пусть у всех будет покупная, а ты сам сделай». Спорить бесполезно. Василий пошел на берег, раздобыл журналы. Там десятки вариантов антенн. Есть схемы, страшно поглядеть — еж с колючками. За «ежа»-то и ухватился Таланов. «Такую мне и сделай». Много вечеров сидел Василий и мастерил маяк и замысловатую антенну; один тросик сплести чего стоит… Привез, установил. Появилась на экране сетка для настройки. Все, как полагается, а хозяина не устраивает: «Вот этих квадратиков сбоку почти не видно. Давай сделай яснее…» — «Это же сетка, товарищ командир», — объясняет Василий. А он сердится. «Вот ты добейся, чтобы каждая точка на ней была отчетливо видна». Пришлось переделывать антенну, убить еще несколько вечеров, и все оказалось бесполезным: изображение четкое, а эти проклятые квадратики по краям так и не прояснились…
Геннадий устал, прервал работу, сел и задумался.
— Василий, новая техника требует больше внимания. В инструкции по обслуживанию приборов придется кое-что добавить…
— Как прикажете, товарищ лейтенант.
— Я хочу знать твое мнение.
— Оно, может, и надо. А народу у нас — минимум.
— Тяжело будет — я помогу.
— Ну, с вами другое дело…
До ухода в жилой городок последнего рейсового автобуса оставалось сорок минут. Геннадий надел китель и поднялся к Таланову доложить, что новая техника, недавно поступившая с завода и установленная на корабле, требует большего ухода. Старые инструкции уже не годятся, их придется основательно переделать. Но не успел он и слова проронить, как Таланов протянул ему «Листки извещения мореплавателям».
— Геннадий Данилович, сами понимаете, поход на носу. Убедительно прошу, задержитесь и откорректируйте карты.
О том, что через несколько минут уходит автобус, а там, дома, с нетерпением ждут жена и дочь, Геннадий не посмел заикнуться.
— Есть, будет исполнено, — привычно ответил он и все же напомнил насчет инструкций, что вот-де сама жизнь требует внести в них изменения. Дескать, новая техника таит много возможностей, а инструкции отстали от жизни.
Таланов слушал рассеянно, торопливо надевая шинель.
— Вы подготовьте свои соображения, и мы завтра с утра потолкуем.
— Разрешите, я набросаю инструкции.
— Добро, делайте, что считаете нужным… С моей стороны поддержка обеспечена, — откликнулся Таланов, на ходу застегивая пуговицы, и, уже открыв дверь, добавил: — Не волнуйтесь, я позвоню дежурному, вас отправят домой на машине.
Геннадий сел к столу, расстелил карты, положил перед собой извещения. Болела шея, веки слипались, все тело ныло. Стоило больших усилий перебороть себя, заставить сосредоточиться над картами. А впереди еще прокладка…
Геннадий в последнее время поздно возвращался со службы, а после ужина еще сидел за книгами о полярных плаваниях. Не оставляла идея стать Нестором-летописцем. Для начала хотелось узнать по книгам историю завоевания Северного полюса. Вера видела увлеченность мужа, радовалась. Огорчало только, что он изо дня в день не высыпается. Она даже собиралась попросить Таланова, чтобы он пораньше отпускал Геннадия. Но стоило ей заикнуться об этом, как Геннадий начинал сердиться.
— Не смей и думать, мышонок. Лейтенантам везде достается. Иначе быть не может. Зато набираешься ума и опыта. А насчет отдыха и удовольствий — успеется. Вся жизнь еще впереди…
Вера поверила: может, и в самом деле нагрузка только на пользу — и отступилась. Вот и сегодня утром она не догадалась, в какое дальнее и ответственное плавание уходит муж. Он только обнял ее, заглянул в глаза и сказал: «Не беспокойся, недельки две меня не будет». Собрал вещи в маленький чемоданчик и уехал.
Сейчас он сидел за широким прокладочным столом, подбирал походные карты.
Вошел, как всегда неожиданно, Таланов, протянул руку.
— Я вижу, не укладываетесь в служебное время. Не удивляйтесь, Геннадий Данилович, все не укладываемся, все не поспеваем… Грех винить кого-нибудь… Попробуй справься с этаким хозяйством. — Он сделал широкий жест рукой в сторону отсека, уставленного шкафами навигационного комплекса.
