Рождество 1944 года прошло очень однообразно. Кунерта пригласили принять участие в богослужении, а затем снова быстро водворили обратно в палату. Он видел только полную сестру, когда она, немного более любезная, чем обычно, принесла в маленькой соломенной корзиночке небольшой рождественский подарок и поставила его на ночной столик. Там лежало несколько яблок, пачка печенья, сигареты и маленькая бутылочка джина.
В расположенном неподалеку длинном деревянном бараке отмечали праздник ходячие больные госпиталя вместе с персоналом. Если бы Кунерт мог быть среди них, то этот рождественский подарок был бы настоящей радостью для него. А так его одиночество действовало на Него еще сильней.
Но вскоре после рождества положение Кунерта изменилось.
Однажды январским утром 1945 года сестра, войдя в палату, попросила его встать и одеться, так как к нему скоро должны были прийти важные посетители. Больше она ничего не сказала. Кунерту было безразлично, что с ним будет. Главное, что кончится наконец это томительное ожидание.
Побрившись, он надел обычный для американских госпиталей темно-красный махровый халат и стал ждать важных американцев. Спустя некоторое время сестра проводила его в комнату для посетителей, где уже находился офицер американских военно-морских сил. Кунерту предложили сесть. То обстоятельство, что разговор предстояло вести не в палате, как раньше, а в специальной комнате, позволяло сделать вывод, что речь пойдет о чем-то необычном. Это подтвердилось после того, как сестра появилась в комнате с подносом, на котором стоял кофейник с ароматным кофе.
На раздумье у Кунерта оставалось немного времени. Удовлетворенно посмотрев на дрожащие руки немца, когда тот потянулся за сигаретой, офицер без обиняков начал:
— Наше военно-морское командование сообщило по радио о потоплении «Хорнсрифа». Можете себе представить, какое впечатление произвело это сообщение в Германии. Ну, а поскольку сейчас война, о сентиментах думать не приходится. — Офицер сделал паузу, чтобы посмотреть, какое действие произвели его слова на немца. Затем, сделав несколько затяжек и выпустив густую струю дыма изо рта, он продолжил:
— Странно, как немецкие власти реагировали на наше сообщение… Главное командование военно-морских сил не опровергло его, как оно это обычно делает, а, наоборот, подтвердило. Правда, подтвердило весьма своеобразно, и я хотел бы, чтобы вы узнали об этом…
Кунерт почувствовал, что на верхней губе у него выступили капельки пота. Он взволнованно затянулся, не сводя глаз с американца.
— Да, Кунерт, когда подумаешь… — офицер сделал искусственную паузу, — когда подумаешь, что вам пришлось перенести, какой ужасной была для людей эта катастрофа, то утверждение германского военно-морского командования следует считать бесстыдным оскорблением всего экипажа «Хорнсрифа». Берлинское радио передало, что немецкая подводная лодка была вынуждена потопить «Хорнсриф», именно вынуждена… потому что его командир собирался направить «Хорнсриф» в английский порт и тем самым совершить предательство. Командир подводной лодки реабилитирован, поскольку своими действиями он предотвратил большое несчастье. Далее в сообщении говорилось, что офицеры и команда «Хорнсрифа» отмечали какой-то праздник и перед лицом, так сказать, врага напились пьяными. По мнению германских властей, в несчастье виноваты все члены экипажа «Хорнсрифа», в том числе и вы сами… Мне очень неприятно сообщать вам об этом, так как в настоящий момент я не вижу возможности разоблачить эту ложь!
Кунерт откинулся на спинку стула. Это сообщение подействовало на него, как удар обухом по голове. Сначала он не мог ничего возразить. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Какая подлость, какая мерзость! Неужели в Германии остались одни мошенники и подлецы? Моряк весь кипел. С большим удовольствием он разбил бы что-нибудь сейчас. Но, к сожалению, приходится сидеть тихо! Как немецкое военно-морское командование могло решиться на такую бесстыдную ложь! Да еще раструбить ее по всему миру!
Американец внимательно следил за выражением лица Кунерта. Он был большим специалистом своего дела и умел правильно оценивать слова и поступки. Этот унтер-офицер сейчас на нужном пути. Американец прекрасно понимал, что происходит сейчас в голове Кунерта, и знал, к какому решению тот придет.
В действительности главное командование военно-морских сил Германии, конечно, опровергло сообщение о потоплении «Хорнсрифа» немецкой подводной лодкой, утверждая, что судно было потоплено англичанами. Но для американцев было важно, чтобы Кунерт согласился на обмен.
План офицера удался. Кунерт вскочил и возбужденно заговорил:
— Господин офицер… это же невозможно! Наверняка есть выход! Я не могу оставить так дело! Этого пятна не должно быть на нас, на всей команде «Хорнсрифа». Какая-то сволочь издает дурацкие приказы, а из-за этого гибнут триста шестьдесят пять человек! Да они еще оказываются виноватыми в этом! Я требую, чтобы все было поставлено на свое место, чтобы люди узнали, как все было на самом деле! — В волнении Кунерт начал кричать и теперь спохватился: — Простите, но вы должны меня понять! Я не могу примириться с этим обвинением. Я обязан разоблачить их ради тех, которых больше нет. Скажите, вы не можете…
— Нет, дорогой Кунерт, в этом деле я помочь вам ничем не могу. Подумайте сами: если мы сообщим, как все произошло на самом деле, кто нам поверит? Кроме того, какую помощь это окажет лично вам! Для германского командования вы такой же дезертир, как и все ваши товарищи. — Офицер произнес это, пожав плечами. На лице его было написано лицемерное сочувствие.
Кунерт провел тыльной стороной руки по лбу, несколько раз судорожно глотнул воздух и взял сигарету из пачки, лежавшей на столе.
— Господин офицер, я подумал… мне кажется… я не знаю, возможно ли это, но я когда-то слышал об этом… — Кунерт замолчал, но, увидев ободряющий жест американца, продолжал — Нельзя ли сделать так, чтобы я сам мог что-нибудь сделать, ну, я имею в виду, чтобы дело дошло до общественности?.. Я хотел бы попасть в Германию. Нельзя ли меня обменять? Вы извините, может быть, это глупость, но я думаю, что я мог бы тогда… — В волнении Кунерт не подумал о том, что в нацистской Германии ему никогда не удастся сделать так, чтобы правда о гибели «Хорнсрифа» стала известна широким кругам.
Американский офицер внимательно посмотрел на немца и задумчиво произнес:
— Да, мистер Кунерт, эта мысль не так уж плоха. Мы вас можем обменять. Более того, это совершится очень быстро, я уже думал, что вы можете изъявить такое желание. Храбрый моряк никогда не допустит, чтобы на нем оставалось позорное пятно. Мне это было ясно. Я ведь тоже моряк и понимаю, как сильно задела вас эта история. Итак, если вы думаете…
— Так точно, я совершенно уверен, что мои земляки поверят мне. Правда пробьет себе дорогу, и я хотел бы посмотреть на того адмирала, который посмеет назвать меня лжецом!
— Значит, вы возвратитесь в Германию, если это будет можно? Вы предлагаете, чтобы вам путем обмена предоставили возможность вернуться на родину?
— Вот именно! И немедленно!
Американец встал. Кунерт тоже.
— Хорошо, мистер Кунерт, мы все это сделаем… очень скоро!
Моряк готов был броситься американцу на шею, настолько он был рад предстоящему возвращению на родину. Да и американский офицер имел все основания радоваться. Ведь немцы предложили Кунерта как объект для обмена, а за него можно получить двух очень нужных американцев.
Несколько недель спустя Кунерт был приятно удивлен вежливостью и даже дружелюбием, проявляемым двумя немцами в штатском, которые сопровождали его в специальном купе поезда Базель — Берлин. Внешне они поразительно походили на американских офицеров, с которыми он совсем недавно встречался…
Наконец наступил день встречи адмирала со старшим унтер-офицером. Это произошло в пасмурный мартовский день. Кунерта провели в кабинет начальника оперативного отдела. Адмирал, сидевший за письменным столом при свете настольной лампы, приказал адъютанту включить люстру. Кунерту неприятно было стоять на ярком свету перед такой важной персоной.
Вот оно, это место, где он надеется найти справедливость, где должна победить правда. Моряк был неприятно поражен, заметив, что адмирал не ответил на его приветствие.
С язвительной улыбкой тот начал разговор:
— Так. значит, это вы! Мы не предполагали, что вы будете так торопиться на родину. Но это хорошо, иначе мы сами бы вас затребовали. Ну, так что же вы хотите?
Кунерт был ошеломлен. Так вот как с ним разговаривают на родине! В нем поднялась волна лютой ненависти. С каким удовольствием он ответил бы сейчас этому наглому типу! Но он быстро овладел собой:
