Несколько недель спустя Кунерт был приятно удивлен вежливостью и даже дружелюбием, проявляемым двумя немцами в штатском, которые сопровождали его в специальном купе поезда Базель — Берлин. Внешне они поразительно походили на американских офицеров, с которыми он совсем недавно встречался…
Наконец наступил день встречи адмирала со старшим унтер-офицером. Это произошло в пасмурный мартовский день. Кунерта провели в кабинет начальника оперативного отдела. Адмирал, сидевший за письменным столом при свете настольной лампы, приказал адъютанту включить люстру. Кунерту неприятно было стоять на ярком свету перед такой важной персоной.
Вот оно, это место, где он надеется найти справедливость, где должна победить правда. Моряк был неприятно поражен, заметив, что адмирал не ответил на его приветствие.
С язвительной улыбкой тот начал разговор:
— Так. значит, это вы! Мы не предполагали, что вы будете так торопиться на родину. Но это хорошо, иначе мы сами бы вас затребовали. Ну, так что же вы хотите?
Кунерт был ошеломлен. Так вот как с ним разговаривают на родине! В нем поднялась волна лютой ненависти. С каким удовольствием он ответил бы сейчас этому наглому типу! Но он быстро овладел собой:
— Я полагаю, господин адмирал, что должен кое-что разъяснить! Я обязан это сделать ради своих погибших товарищей и ради самого себя.
Адмирал с большим трудом подавил ярость. С напускным равнодушием он сказал:
— Разъяснить? Я не знаю, что вы можете разъяснить нам. А если нам и нужно было бы что-нибудь выяснить, то я не представляю, чем могли бы помочь нам вы, именно вы.
Кунерт пропустил мимо ушей это циничное заявление и упрямо, громким голосом спросил:
— Я прошу сообщить мне фамилию командира подводной лодки, который…
Адмирал изо всех сил ударил по столу.
— Это вас совершенно не касается, понятно!
Кунерт вздрогнул. Ничего не сказав, он только крепче сжал губы. Он, наверное, ослышался. Ведь он пришел сюда, чтобы высказать свое мнение, а вместо этого его самого разделывают под орех, как будто это он виновник происшедшей катастрофы! Или, может быть, из него хотят сделать козла отпущения, и он должен отвечать теперь за грехи военно-морского командования?
Словно издалека, он услышал предостерегающий голос адмирала:
— Вы много перенесли, Кунерт. Каждый, кто хоть немного об этом знает, отдает должное вашему мужеству. Но именно поэтому я не могу понять, почему вы хотите сделать из себя несчастного. Командира лодки, от которого вы требуете ответа, уже нет в живых. Но вам должно быть ясно, что вы не имеете права задавать подобный вопрос офицеру. Не превратило ли странствование по океану дисциплинированного военного моряка в дерзкого штатского? Надеюсь, что я ошибся в этом предположении!
Прищурив глаза, Кунерт молча смотрел на адмирала.
— Господин адмирал… я маленький человек, незаметная песчинка в океане, я знаю это. Но все же я имею право узнать, кто виновник всего этого несчастья, кто отправил нас на дно? Неужели триста шестьдесят пять человек не заслуживали лучшей участи, чем быть оклеветанными после своей гибели только потому, что это входит в расчеты штаба руководства войной на море?
Начальник оперативного отдела побледнел.
— Как вы смеете! — взревел он. — Разве вам неизвестно до сих пор, что переход «Хорнсрифа» был совершенно секретным? Ваши намеки — это неслыханная наглость! Вы ответите соответствующим органам за свое поведение.
Адмирал сделал знак своему адъютанту, означавший, что неприятная беседа окончена. Кунерт был так ошеломлен, что, выходя из кабинета начальника оперативного отдела, забыл отдать честь.
Если до разговора с адмиралом моряк полагал, что его снова отправят в море, предоставив предварительно отпуск, то теперь у него уже не было больше оснований надеяться на это. Не успел он выйти из кабинета адмирала, как его тут же мягко, но властно взял под руку адъютант и провел в соседнюю комнату. Дверь за ними захлопнулась, и Кунерт увидел, что в комнате находится еще один человек, одетый в штатское. Сидя в небрежной позе на подоконнике, тот курил сигарету. Моряк в ожидании остановился посреди комнаты. Мужчина, сидевший на подоконнике, сделал последнюю затяжку, бросил окурок на пол и растоптал его. Пододвинув стул, он молча указал Кунерту на него, давая понять, что тот может сесть. Потом он снова взобрался на подоконник. Вся эта процедура совершалась в полном молчании. С серьезной миной на лице человек в штатском бросил несколько многозначительных взглядов на Кунерта. Затем он спросил:
— Расскажите, как вам жилось в Америке.
Не столько по наивности, сколько желая выиграть время, Кунерт ответил вопросом:
— Вы что, с луны свалились?
Штатский оторопел. Он не ожидал такого- дерзкого ответа.
— Послушайте, не валяйте дурака. У меня нет времени возиться с вами.
Кунерту стало жарко. Если этот штатский здесь, рядом с кабинетом адмирала, разговаривает с ним таким тоном, значит, тут что-то не то. Он судорожно глотнул. Проклятье! Ведь сегодня с самого утра он ничего не ел! Кунерт почувствовал, как во рту у него собирается слюна, а горло пересохло.
— Я не понимаю… — только и смог он выдавить.
— Так-так… Значит, вы не понимаете… В таком случае я вам скажу, что вы порядочный негодяй! Предатель! — Последние слова штатский громко выкрикнул.
Кунерт вскипел:
— Я не предатель! Вы что здесь, с ума все посходили, что ли? Я вернулся на родину, чтобы… — Он замолчал, подыскивая слова. — Вы хотите убить меня!! — Несколько мгновений он смотрел прямо в глаза штатскому, и вдруг из груди у него вырвались глухие рыдания. Он рухнул на пол.
— Спокойно, спокойно, моряк…
Штатский медленно поднялся с подоконника,
перешагнул через лежавшего на полу Кунерта и, открыв дверь, крикнул в коридор:
— Отто, иди сюда. Еще один слабонервный!
В комнату вошел огромный детина в кожаном
пальто. В движениях его рук, в выражении лица угадывалось что-то скотское, животное, какая-то дикая, необузданная сила и — ничего человеческого. Он молча остановился около Кунерта, все еще лежавшего на полу, и так же молча стал рассматривать его, в то время как штатский давал ему указания:
— Останешься здесь, пока он не придет в себя. Потом сразу же сведешь его вниз в столовую. Пусть он думает, что ты санитар. Покорми, если захочет. А я пойду к «старику», узнаю, что делать с ним дальше. Понятно?
…Уже несколько часов автомобиль мчался в ночной тьме. Мимо мелькали населенные пункты. Нигде ни огонька. Сейчас, как узнал Кунерт от своего сопровождающего, был воздушный налет. Поэтому они, несмотря на большую скорость, ехали с потушенными фарами. Впереди, рядом с водителем, сидел штатский, допрашивавший Кунерта, а рядом — верзила в кожаном пальто. Моряк молчал, в голове у него шумело. Один раз он попытался узнать, что с ним хотят сделать. Но ему ответили:
— Заткнись! Слишком много хочешь знать? А то живо успокою! — При этих словах огромный детина в кожаном пальто несколько раз многозначительно подбросил на руке пистолет.
Автомобиль остановился у железнодорожного переезда. Кунерт случайно бросил взгляд через ветровое стекло и увидел щит с надписью: «Вильгельмсгафен». Из отдельных замечаний, которыми перебрасывались оба немца, Кунерт понял, что именно в эти дни различные отделы главного командования германских военно-морских сил переезжали в Вильгельмсгафен. Вдруг водитель круто свернул вправо, но автомобиль нырнул влево, в какую-то дыру. Последовал резкий удар, и машина остановилась.
«Черт бы тебя побрал!» — выругался про себя Кунерт, когда верзила в кожаном пальто всей тяжестью тела навалился на него.
— Чтоб тебе пусто было! — проворчал штатский, сидевший рядом с водителем. — Только этого нам не хватало!
Они попали в воронку. Мужчины вышли из автомобиля и вывели Кунерта, недвусмысленно ткнув его пистолетами в ребра. Водитель принялся хлопотать у машины, но потом, тяжело вздохнув, объявил, что сделать ничего нельзя. В этот момент где-то совсем рядом послышались разрывы бомб: начинался новый воздушный налет. Небо над городом во многих местах окрасилось в кроваво-красный цвет…
В подвале одного из гамбургских домов, в котором размещался сейчас один из отделов главного командования военно-морских сил, сидел старший унтер-офицер Геллер. Недавно его перевели сюда из штаба подводных сил, и теперь он числился в штате одного из подразделений флотилии тральщиков. Сегодня случайно, только потому что привозил почту, он оказался в Гамбурге.
Забравшись в самый дальний угол бомбоубежища, Георг Геллер пытался прочесть полученное накануне письмо от Анни. Наверху, у входа, раздались шаги: кто-то спускался по лестнице. Стальная дверь отворилась, и в убежище вошли трое мужчин. Лицо одного из них было бледным и растерянным. Двое других охраняли его. Геллер тотчас же заинтересовался ими. На одном было надето кожаное пальто, другой сразу же бросался в глаза перекошенным ртом, придававшим его лицу наглое выражение, и неприятным взглядом. Этот косоротый был, по-видимому, старшим. Он сказал несколько слов верзиле в кожаном пальто. Геллер не разобрал что, но увидел, как тот утвердительно кивнул головой. После этого косоротый быстро вышел из убежища через второй выход, ведущий наверх, в штаб.
