— Дивчата, дивчата, у хлопца ливорверт! — закричала она и ухватилась за борта моего «спинжака».
— Зачем тебе ливорверт? — спросила другая.
— Так воны, наверно, из леса, — предположила третья.
— А ну, Галька, беги покличь дядьку Степана! — приказала девчонке, вертевшейся у колодца, пожилая женщина. Женщины заговорили все разом, поднялся невероятный шум.
На деревенской улице появились двое мужчин и торопливо зашагали к нам. Дело принимало нежелательный оборот. Борода закричал:
— Чего ты копаешься? Давай неси воду!
Я рванулся из рук женщины, державшей меня, и, выхватив браунинг, крикнул:
— Прочь с дороги!
Бабы с криком шарахнулись в стороны, а я, подхватив котелок и зачерпнув из ближайшего ведра, бросился к бричке.
Мужчины уже бежали к колодцу; из ближайшего дома, на ходу заряжая обрез, выскочил босоногий парень. Злобно лаяли неизвестно откуда набежавшие собаки.
— Давай быстрее! — кричал Борода.
— Стой! Стой! — орал парень.
— Бандюги чертовы! — кричали бабы. — Стреляй, Микита, стреляй!..
Грохнул выстрел. Расплескав воду, я бросил котелок и на ходу вскочил в тачанку. Борода хлестнул лошадей, и тотчас же позади снова хлопнул выстрел. Пуля подняла столбик пыли у ног лошадей, они рванули в сторону и едва не перевернули тачанку.
— Стреляй, стреляй! — во весь голос закричал Борода. — Заткни им глотку!
Я два раза выстрелил из пистолета. Пули ударили в дорогу у ног парня, и он, бросив обрез, низко пригибаясь, пустился наутек. А Борода по-разбойничьи свистел, нахлестывая и без того стелющихся на галопе сибирок.
Вдогонку нам раздалось еще несколько выстрелов…
Мы проскакали версты три. Потом Борода стал сдерживать коней и, переведя их на шаг, заговорил:
— Люблю быструю езду, только без стрельбы. Вот, Саня, как Катериновка незваных гостей принимает!
— Хорошо еще, что заставы на выезде не было, да и стрелок не аховский! — сказал я.
— Такой же, как из тебя водонос. И не напились, и казенное имущество загубили, и гражданина Аркадьева не напоили. Придется где-то поискать воды.
— Думайте лучше о себе, — заговорил молчавший все время Аркадьев. — Неужели вы надеетесь, что вам везде удастся проехать безнаказанно?
— Посмотрим! — нахмурился Борода. — Только вы на благополучный для себя исход не рассчитывайте. — И обратился ко мне официально, на вы: — Товарищ младший сотрудник, если меня убьют, а вы не сможете пробиться… — Он помолчал и, отчетливо выговаривая каждое слово, закончил: — Задержанного бандита Аркадьева приказываю расстрелять! Если пробьетесь, сдадите его и ценности товарищу Лемберу и доложите все, что знаете и видели. Понятно?
— Понятно, товарищ Борода!
Аркадьев привстал и удивленно вскрикнул:
— Как! Вы… вы… и есть тот самый Борода?..
Не ответив и даже не взглянув на генерала, Кирилл Митрофанович приказал:
— Повторите приказ, товарищ младший сотрудник!
До этой минуты я не совсем понимал всю серьезность и опасность нашей операции, и если иногда у меня и появлялись опасения или сомнения, то своим спокойствием, уверенностью в удаче либо шутками Кирилл Митрофанович тотчас рассеивал их. Да и захват Аркадьева прошел настолько легко, что казался игрой. Сейчас же я не узнал Бороду. Голос его был сух, а приказ необычен и суров. Внутренне содрогаясь, я стал повторять приказ:
— Если… если с вами что-либо произойдет, — я не мог выговорить страшное слово — убьют, — доставить и сдать бандита Аркадьева в Губчека, лично товарищу Лемберу, а если не смогу пробиться… — Голос мой задрожал.
— Ну, ну! — подбодрил Борода.
— Задержанного бандита расстрелять! — наконец выдохнул я.
Аркадьев пытался улыбнуться, но губы его кривились и дрожали.
— Поздравляю вас, господин Борода! Вы себе достойную смену выращиваете: этот гаденыш убьет и не моргнет глазом!
— А зачем же ему моргать? Моргнет и промажет. Правильно, палка-махалка? — Борода снова шутил, он был совершенно спокоен.
Дорога, обогнув рощицу, выбежала на открытую местность. Далеко на горизонте виднелись белые домики под соломенными крышами, медленно проворачивались крылья ветряной мельницы. Вскоре дорогу пересекла речушка. На узеньком мостике с обломанными перилами стояла одноконная бричка. Возле лошади возился пожилой мужчина. Когда мы подъехали, он оглянулся и, не ответив на приветствие Бороды, продолжал что-то прилаживать.
— Проезжайте, добродию, — вежливо попросил Борода.
— Подождешь, не великий пан! — огрызнулся дядько.
Борода соскочил с тачанки и направился к нему, но едва он ступил на мостик, Аркадьев взвизгнул:
— Берегись — чекисты!
Мужчина бросился к бричке и закричал:
— Федя, Федя, сюда!
Из кустов выскочил долговязый парень.
Что произошло в следующие секунды, я не видел: мужчину и Бороду заслонила от меня лошадь. Я услыхал выстрел и голос Бороды:
— Отойди в сторону и держи руки вверх!
Потом я увидел долговязого парня, который бежал от брички к кустам.
— Вернись! — крикнул Борода и снова выстрелил. Парень остановился как вкопанный, затем повернул назад и с поднятыми руками стал медленно подходить к Бороде.
— Становитесь рядом! Кто такие? Почему не съехали с моста? — гремел мой начальник.
— Та мы незаможние селяне, — залепетал дядька. — Ездили с сыном на мельницу.
— А где зерно или мука? Не вижу что-то! — сказал Борода. В правой руке он держал кольт, а левой стал рыться в бричке и вытащил из-под сиденья обрез. Потом он нащупал в соломе еще один обрез и ручную гранату. Обрезы полетели в речку, а гранату Борода положил в карман. — Эх, вы, му-ко-мо-лы! Что мне с вами делать?
— Да отпустите, нас, товарищ, — затянули в два голоса задержанные.
— Ладно, отпущу, но лошадь реквизирую, чтоб неповадно было разъезжать с оружием. Понятно?
— Как же не понять! Незаможнего селянина только бьют да плакать не дают.
— Ну, ну, заныл, бандитская кость. Я еще до тебя доберусь, выясню, какой ты незаможный! — пообещал Борода.
Молодой свел с моста бричку, выпряг лошадь и, когда она была привязана к спинке нашей тачанки, мы тронулись.
Через некоторое время Борода передал мне вожжи и пересел к Аркадьеву.
— Как прикажете понимать ваше офицерское честное слово, гражданин Аркадьев? Молчите? Теперь уж мы услышим ваш голос только в Чека.
За моей спиной послышались возня и брань. Потом ругань Аркадьева сменилась глухим мычаньем. Оглянувшись, я увидел налитые кровью и злобой глаза.
Неподалеку от деревни Борода перерезал ножом уздечку нашей «трофейной» лошади, и она, обогнав тачанку, галопом понеслась вперед.
— Вот чертова кобыла! — выругался Борода. — Если те «незаможники» здешние, то как бы нам не нарваться! — Он пересел на козлы. — Ты, Саня, не зевай! Чуть что — бей из карабина! Да надень арестованному капюшон.
На хорошей рыси мы въехали в деревню. По длинной улице, которой, казалось, не будет конца, мальчишки с криками ловили наш «трофей». Из-за плетней, из окон выглядывали селяне…
У самой околицы путь нам преградило стадо коров. Коровы затерли тачанку со всех сторон. Возле нас оказались две тетки. Одна из них, прижатая к тачанке, встала на подножку и очутилась лицом к лицу с Аркадьевым.
— О, лышечко! — испуганно закричала она и бросилась в самую гущу стада. — Люди добрые, спасите!
Вторая, не понимая, что напугало первую, тоже стала кричать. Щелкая кнутом, к нам поспешил пастух. Он схватил сибирок за уздечки и потащил в сторону.
— А ну, брось! — строго прикрикнул Борода. — Занимайся своим делом! — Пастух, однако, продолжал тащить лошадей и громко кричал. На его и бабьи крики к нам со всех сторон бежал народ.
Между тем почти все стадо уже прошло. Борода несколько раз хлестнул сибирок, но они не в состоянии были сбросить пастуха, повисшего на оглобле, и лишь вставали на дыбы.
— Стреляй над головой! — по-французски скомандовал Борода. Я выстрелил из карабина. Пастух опустил оглоблю и упал, сибирки рванулись, и тачанка, подскочив два раза левой стороной, вынеслась на околицу. Позади кричал пастух. К нему бежали несколько мужиков. Один из них держал обрез.
Вспомнив наставление Бороды, я прицелился, стараясь, чтобы пуля легла около ног вооруженного дядьки, и выстрелил. Дядька бросился в сторону, к куче хвороста, и оттуда тотчас же раздались два выстрела.
— Чего там у тебя? — не оборачиваясь, крикнул Борода.
— Тут один дядько баловался с обрезом, — ответил я.
На бешеном галопе сибирки вынесли нас в поле. Когда деревня скрылась за пригорком, Борода, лукаво улыбаясь, спросил:
— Как, палка-махалка, не сдрейфил?
— Нет, товарищ начальник, — бодро ответил я. — Вот только стрелять при такой тряске трудно. — И, вспомнив про пастуха, спросил: — Как вы думаете, мы его не раздавили?
