— Из гвардейского Сталинградского?
— Так точно.
— Здравия желаю, — генерал подал ему руку. — Ну и темнота у вас тут, сам черт ногу сломит. Только на танках и ездить!
— Это так с улицы, после яркого солнца. Сейчас присмотритесь.
— Да уж как-нибудь присмотрюсь. Но мне, видимо, надо было этажом ниже.
— Я вас провожу.
— Спасибо.
Они пошли рядом.
— Значит, вы сталинградец? Очень приятно. Не так часто уже встретишь офицера или солдата из нашего корпуса. Но что же вы не позвонили мне ни разу?
— Я недавно здесь.
— Тогда простительно. Вы уж извините меня, но напомните мне, пожалуйста, свою фамилию.
— Майор Шорников.
— Да, да. Был такой гвардии лейтенант Шорников. Припоминаю. Орден Отечественной войны я вам вручал. Одному из первых. Когда он появился, всем хотелось его иметь. Очень рад встрече. Так вы звоните и заходите. Все у вас в порядке тут?
— Спасибо, все в порядке.
— Не стесняйтесь. Заходите запросто. Для меня «сталинградец» звучит как пароль… Между прочим, сюда, в Москву, скоро съедется вся наша братия! Намечается первый сбор гвардейцев-сталинградцев. Вас тоже пригласят.
Генерал мало изменился. В нем и сейчас чувствовалось что-то от кавалерии, в которой он воевал в гражданскую войну. Ходит немного неуклюже, но ступает твердо. Танкистом он стал перед самой Отечественной войной, когда на смену кавалерийским соединениям создавались танковые и механизированные. А до этого командовал кавполком.
Осенью сорок первого года танковая бригада Прохорова сдерживала натиск немецких войск под Москвой. Под Сталинград он прибыл уже с корпусом. А теперь — видный военачальник.
Шорников проводил генерала до пятого этажа и вернулся.
В кабинете сидела девушка. Разложила на столе книги и рассматривает Шорникова каким-то холодным взглядом. У нее смуглое лицо цыганки и черные, слегка вьющиеся волосы, глаза темные, большие.
— Меня зовут Еленой, — сказала она немного насмешливо. — Я здесь вроде книгоноши. Помните, что мне надо выполнять план. Какими книгами вы интересуетесь?
Он смутился.
— Дайте хоть немного подумать. Интересуюсь!
— Надеюсь, не так, как всеми уважаемый наш Леонид Маркович. Он уже все перечитал, все знает. У него все есть! За весь год не купил ни одной книги. А я ему приносила самые лучшие. Вы уж повлияйте на него.
— Постараюсь.
— И не верьте ничему, что он обо мне вам будет говорить! — засмеялась она. — Знайте — по злому умыслу!
Шорников отобрал несколько книг, стал расплачиваться. Появился и подполковник Прахов.
— Порядочек! Берите, берите побольше, товарищ майор. Особенно литературу по тактике и стратегии. Остальное вам просто некогда будет читать. Разве в дороге, когда поедете в командировку.
Елена взяла две какие-то книги и положила их Прахову на стол:
— Деньги можете отдать после!
— Что вы! Что вы!
Но она направилась к двери и не остановилась.
— Видали! — сказал Прахов, — Генеральская дочка, ГИТИС закончила. С характером! Однажды она чернильницей в своего начальника запустила. Когда работала в другом месте… А вам, я вижу, она понравилась?
— Понравилась.
— Ну, пропала моя головушка! Теперь она все книги тащить к нам будет. И зачем она связалась с ними? Как будто для нее мало основной работы.
— А какая у нее основная работа?
— Она же секретарь у генерала. Сидит в приемной. Если пойдете, увидите.
Прахов стал смотреть в окно:
— Погодка-то какая — благодать! Весна! Был в командировке — в лугах все цветет.
Прахов окутывал себя клубами табачного дыма. Хотя окно было и раскрыто, можно было задохнуться.
Стекло ближней створки рамы находилось под острым углом к Шорникову, и он вдруг увидел странное отражение — сразу многих Праховых. Все они сидели в той же позе, что и Леонид Маркович, — сосредоточенные, тяжеловатые — и дымили. Не молодые и не совсем состарившиеся.
Ветер колыхнул створку — все видения исчезли.
— А вы, наверное, поедете на учения «Облако», — сказал Прахов. — В разработке его есть скромная доля и моего труда.
Бал гвардейцев-сталинградцев! Одни в погонах, другие в штатском. Знакомые фамилии, а людей как будто подменили. Только те, которые в войну были уже в летах, остались почти прежними, их меньше коснулось время.
Шорников ожидал этой встречи. Пе верилось, что возможно собраться снова всем вместе, — разбрелись однополчане по необъятной стране: одни на Курилах и Чукотке, другие в Кушке, третьи в Прибалтике.
Сбор был назначен на двенадцать часов в ЦДСА, но Шорников задержался в штабе и приехал только к часу. Работники телевидения уже сматывали свои провода и уносили горячие еще юпитеры. Играл духовой оркестр, несколько пар танцевали.
На площади Коммуны стоят автобусы, на них гости направятся в ресторан «Прага», предстоит торжественный обед.
— Коля! — окликнул кто-то Шорникова.
Он обернулся и увидел: по лакированному паркету, опираясь рукой на палку, к нему спешил невысокий, сухощавый человек. Рукав пиджака заправлен в карман.
— Павел!
Шорников и лейтенант Павел Морозов когда-то командовали взводами в одной роте.
— Ну, давай обнимемся, — Морозов отставил свою руку с палкой для объятий. — Тебя-то я хотел увидеть больше всех!
Морозов лет на десять старше Шорникова. Он сразу выделился среди взводных, почти мальчишек, и вскоре стал начальником штаба батальона. Но приятельские отношения у него с Шорниковым сохранились. Иногда по ошибке их называли братьями: они и правда были похожи — и ростом одинаковы, и оба синеглазые, даже в голосе было что-то общее. И фамилии путали: Шорникова называли Морозовым.
— Наверное, тебя генерал Прохоров перетянул в Москву? — сказал Морозов, когда узнал, где Шорников служит.
— Нет. Я даже не предполагал, что он здесь, совсем недавно встретились. А ты где?
— Я на целине!
— Сам попросился?
— Не сам, но и не возражал.
К ним приближался полковник. В новеньком парадном мундире, но почему-то в сапогах и с кортиком. Уже немного навеселе, улыбается.
— Неужели это Огульчанский? — говорит Морозов. — Не знаешь, как с ним теперь — на «ты» или на «вы»?
Полковник останавливается перед ними, щелкает каблуками и слегка кланяется. Морозов смотрит на его огненные погоны:
— Неужели полк получил?
— Дивизию!
— Ух ты! Поздравляю. Быть тебе генералом!
— Посмотрим. — И Огульчанский обратился к Шорникову: — Вы, наверное, представляете здесь высокий штаб?
— Нет, я представляю только самого себя.
— И все же… — Огульчанский взял под руку Морозова и Шорникова. — Идемте, я познакомлю вас со своей женой.
Он подвел их к женщине с девчоночьей челкой. На ней было шерстяное платье — английское джерси — и туфли со сверкающими пряжками.
— Зина? — удивился Морозов.
— Все меня помнят! — пожала плечами женщина. — Вот не рассчитывала.
Шорников тоже знал Зину. Она брила на фронте корпусное начальство, иногда и лейтенантов. Платили ей за стрижку и одеколон столько, что Зина, наверное, в мешке возила деньги. Прежде она была худенькая, а теперь перед ними стояла представительная дама, но не блондинка, а брюнетка.
На улице разразился ливень. Асфальтированные дорожки у подъезда стали руслами черных ручьев. Пузырьки на воде весело подпрыгивают, будто под ними пружинки.
— Когда я приезжаю в Москву, обязательно бывает дождь! — говорит Зина.
— Старики считали, что это к удаче, — ответил Морозов.
— Но какая у меня может быть удача!
По радио объявили, чтобы люди выходили на площадь, садились в автобусы.
— Борщ остывает! — сказал Огульчанский. — Пора ехать.
— Я не могу в своих туфлях под такой дождь, — возразила Зина. — Иди поищи машину!
И Огульчанский куда-то ушел. Шорников и Морозов направились по лужам к автобусу.
Уже в пути их обогнали Огульчанские, ехали с кем-то на новенькой «Волге».
Дождь сменился градом. Казалось, дороги были усеяны мелкими стеклянными шариками, и колеса разминали их.
Когда автобус остановился у ресторана «Прага», град уже прекратился, но дождь все еще густо сыпал и небо висело над самыми крышами, придавив дома. Все спешили зайти в подъезд. Там стоял полковник Огульчанский.
— Пожалуйста, пожалуйста, товарищи. Осторожно, не шумите, генерал уже здесь. Сейчас должен подъехать маршал.
Морозов иронически посмотрел на его сапоги и кортик.
— Ничего не поделаешь, люблю сапоги, — сказал Огульчанский.
Он то и дело отвлекается от разговора, посматривает в окно. Морозов смеется:
— Есть люди, которые, где бы ни оказались, стараются обязательно наводить порядок. Неуемный какой-то он, этот Огульчанский. Не то в генералы метит, не то за полковничьи звезды отрабатывает. Но не будем придираться. Главное, что наши товарищи — комдивы!
