Уже на первых стрельбах Конюшов прожёг себе новенький бушлат автоматом Калашникова. Разом выпустив две обоймы, Володя лихо, раскалённым стволом вниз забросил автомат за плечо, пошёл на исходный рубеж и сразу же задымился, как сбитый в бою «Мессершмитт». Но на этом его беды не закончились.
На упражнениях по метанию гранаты двое из троих показали просто фантастически низкие результаты. И только Конюшов был на высоте. Он легко метал гранату на сорок шагов, в то время как его друзья с изяществом капризных балерин укладывали РГД-5 чуть ли не себе под ноги. Герман был уязвлён до глубины души. Ему было чертовски стыдно. Олег же сохранял присущее ему благодушие, завершая очередной бросок сакраментальным: «Опять мимо!»
— Да не мимо, — орал за бетонным ограждением взбешённый и слегка контуженный близким разрывом гранаты руководитель боевой подготовки, — ты себя подорвал!
— Зато душманам не сдался, — с кроткой улыбкой отвечал Филимонов.
Конюшов ходил гоголем. Он глубокомысленно молчал, изредка цедил в адрес соседей ценные замечания и мрачно обозревал панораму полигона, картинно раскуривая очередную сигарету. Малахольные гранатомётчики только стыдливо прятали глаза и восхищались своим другом.
Видимо, окончательно уверовав в свои метательные навыки, Конюшов при очередном броске с изрядной долей рисовки нехотя кинул снаряд и, отвернувшись, подался за бетонное укрытие. По неизвестной причине его граната лишь слегка преодолела рубеж, на котором остановились Олег и Герман. Грохнул взрыв, и полигон огласился конюшовским воплем.
— А-а-а! — вопил чемпион, прижав обе руки к левому уху. Инструктор и оба друга остолбенели, но, быстро придя в себя, бросились на помощь. Оторвав его ладони от уха, перепуганные офицеры увидели капельки крови и висящую из мочки серьгу. Рваный кусок металла разлетевшейся оболочки гранаты, словно гарпун, пронзил ухо и застрял в нежной мякоти, слегка поранив шею. Попытки инструктора вытащить осколок не увенчались успехом. Раненый стонал. Острый жестяной край с зазубриной в виде жала рыболовного крючка мешал извлечению осколка.
— Молчи! — прикрикнул инструктор. — Пулей в санчасть! — И, срывая досаду, брезгливо добавил: — Сколько служу — такого отродясь не видел.
Троица, не дожидаясь повторной команды, будто воробьи с куста, бросилась на выход. Конюшов, придерживая серьгу двумя пальцами, тихо матерился. Наконец друзья добежали до медпункта. Раненый отпустил руку и взлетел по ступеням к двери.
— Стой, — вдруг закричал экс-чемпион, — серьгу потерял!
Друзья остановились.
— Олег, Герка, пошли лучше домой, — сконфуженно заговорил Вовка, разыскивая на ступенях злополучный осколок, — а то опозоримся на весь «Каскад».
Пришедшие в себя офицеры охотно согласились, но тут, как назло, к ним подбежал запыхавшийся инструктор.
— Что застряли, недомерки! Бегом к врачам!
— Товарищ старший лейтенант, всё в порядке, — ласково улыбаясь, доложил Олег. — Он уже вылечился.
— Вот, — протягивая найденный осколок, добавил подранок, — он маленький... сам выпал.
— Лучше пойдёмте к нам, — присоединился к хору Герман, — выпьем шампанского перед обедом...
— А если водочки? — уже миролюбиво уточнил инструктор.
— А как же, — хором ответили «недомерки».
— Под килечку и чёрный хлебушек, — заискивая, продолжил расписывать прелести предобеденного аперитива добродушный Олег.
Две недели, отведённые для подготовки личного состава к ведению оперативно-боевой деятельности в условиях Афганистана, пролетели быстро. Все со дня на день ждали отправки. Но, как назло, помешала погода. Солнечные, почти весенние дни сменились полнейшим ненастьем. Над всей Ферганской долиной опустился густой туман. Казалось, что дни сменились нескончаемыми сумерками. Беспрестанно моросил мелкий дождь. График привычной боевой подготовки пошёл коту под хвост. Никому не хотелось лежать в грязи и палить по мишеням, которые даже на близком расстоянии сливались с серой мглой. Попытки командования компенсировать вынужденную бездеятельность офицеров дополнительными политзанятиями потерпели провал.
Совершенно неожиданно в последние дни перед вылетом всему «Каскаду» выплатили дополнительное денежное довольствие в размере трёх окладов. Заскучавшие было курсанты потянулись на почтамт, чтобы оформить переводы семьям, как вдруг последовал приказ: деньги истратить на месте! Массовый наплыв явно неместной молодёжи в почтовые отделения, да ещё с огромными суммами руководство расценило как нарушение конспирации. «Каскадёры» не стали спорить. Начался массовый загул.
Днём учебный центр пустовал, а к вечеру на КПП вереницей тянулись потрёпанные бойцы «невидимого фронта» — группами и поодиночке, поддерживая сломленных телом и духом товарищей. Вечерние переклички фиксировали массовый падёж среди офицеров. В подтверждение слов бравого коменданта железнодорожного вокзала Фергана вздрогнула от внезапного наплыва элитных самцов.
Герман коротал дни в «Кавказе», а вечерами отходил в обществе друзей из «Тибета». Он всё же умудрился отправить часть денег семье, но вопрос, как истратить последние, оставался неразрешимым. Легче всего было просадить всю сумму в ресторанах, но там надо пить, а он уже устал от ежедневных возлияний. С ребятами из «Кавказа» Герман уныло плёлся в очередное «гнездо разврата», поднимал тосты, давился кулинарными изысками, мрачно подмигивал томным красавицам и неизменно норовил слинять до финальных разборок. Исход таких вечеров не изобиловал разнообразием: либо «Каскад» бил морды местным, либо они — «Каскаду». Иногда приезжала милиция, тогда либо их забирали, либо они договаривались. Периодически «каскадёры» попадали в лапы женщин известного поведения, где всё повторялось... били морды, посуду, иногда доставалось и гостеприимным хозяйкам, доившим своих клиентов в извращённой форме.
К счастью для руководства, погода пошла на поправку. Истомившиеся офицеры как избавления ждали вылета! Весь последний день паковались вещмешки, прятались в потайных местах заветные безделушки и остатки денег, не подлежащие вывозу за границу. Герман по совету Володи Конюшова, в прошлой жизни обслуживавшего аэропорт, свернул в трубочку сиреневые двадцатипятирублёвые купюры и засунул их в тюбик из-под пасты. Собрав личные вещи, он пошёл сдавать 20 бутылок водки «в общак» «Кавказа». Не мудрствуя лукаво, «каскадёры» вскрыли ящики с медикаментами и наполнили их спиртным, переложив драгоценный груз перевязочными бинтами и ватой.
Покончив с подготовкой к вылету, ожившее воинство вознамерилось в последний раз «тряхнуть» Фергану. И только прилёт высокого начальства из Кабула спас город от новых «варваров».
Тусклый свет стоваттных казарменных ламп матово поблёскивал на генеральских защитных погонах, отражался золотом и рубиновыми всполохами от орденов Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды. Вся эта отнюдь не парадная атрибутика высшего командного состава завораживала и внушала уважение, а ровный усталый голос выступавших медленно, но верно остужал горячие головы. Перед распоясавшимися балбесами ставились конкретные задачи, приоткрывавшие отнюдь не радужные перспективы войны. Постепенно к каскадовцам приходило осознание, что их предстоящая работа будет достаточно опасна, трудна и ответственна. Герман, привыкший устраивать балаган на партийных собраниях, сидел как вкопанный, преисполненный щемящим чувством сопричастности с большим делом, которое не только ломает людские судьбы, но и меняет ход исторических событий. Он смутно догадывался, что в Союз ему предстоит вернуться совсем иным. Видимо, такие же чувства испытывали остальные. Герман привстал и обернулся по сторонам. Даже завзятые балагуры, выпивохи и резонёры сидели торжественно-спокойно, не отрывая взгляд от трибуны. «А может, любая война — такая? — мелькнуло в голове у Германа. — По фильмам — трагическая, с несгибаемыми героями, жертвами, предателями и злобными врагами, а на деле — будничная, неустроенная, безалаберная и шальная».
С оперативного совещания в казармы возвращались совсем другие люди. Побросав багаж в грузовики и проводив их до КПП, каскадовцы рано угомонились. В «коммуналке» было тихо. Олег пытался острить, но сразу скис, потом влез на свой второй этаж, свернулся калачиком и затих. Вовка сидел на тумбочке и цыганской иглой шил себе «лифчик-разгрузку» для автоматных рожков. Очередной раз уколовшись, он чертыхнулся, засунул палец в рот и отбросил рукоделие.
— Жаль, Герка, что ты не в нашем отряде, — промолвил он, выразительно подняв пшеничные брови.
— На обратном пути встретимся, — заверил друга Герман, трогая руками недавно проклюнувшиеся усы.
Утром началось формирование колонны. Герман, закинув за плечо вещмешок, пожал друзьям-соседям руки и пошёл к своим «кавказцам». Началась перекличка, затем прозвучала команда «По машинам!», и отряд, забрасывая за спину вещмешки, потянулся на выход.
