— Да так, пойду в Афгане в театр, скину калоши в гардеробе и в чистой обуви — на своё место.
— Ну, если только в театр, — вполне серьёзно отозвался музыкант.
Прапорщик молча подал команду водителю, машина тронулась и через несколько минут въехала в расположение учебного центра. Сашка пошёл договариваться о своей отправке первым же бортом, а остальные, пройдя регистрацию, смешались с полутора сотней офицеров, будущих боевых товарищей, собравшихся со всего Советского Союза на маленьком клочке огороженного колючей проволокой учебного центра 105-й дивизии ВДВ.
Первые два дня в военном городке царила суматоха. Офицеры либо слонялись по территории, отгороженной от остального мира колючей проволокой, либо сновали по административным зданиям и кабинетам. Рекрутов осматривали врачи, тасовали, как колоду карт, кадровики, разводя личный состав по отрядам в соответствии с предполагаемыми местами дислокаций в Афганистане. Каждый день проводились политзанятия, инструктажи и лекции. Работали баня, парикмахерская, спортивный зал. Постепенно разномастное воинство приобретало единообразный вид. К концу второго дня вся территория учебного центра запестрела грязно-зелёным цветом офицерского камуфляжа.
Герман новой формой остался недоволен. Вместо песочно-кремовых курток и брюк спецназа всем выдали пятнистые ядовито-зелёные комплекты с телогрейкой, шапкой-ушанкой и чёрными негнущимися ботинками с ботфортами. Проблемы начались уже на вещевом складе. Замотавшийся каптёрщик никак не мог подобрать Герману подходящую шапку-ушанку и пилотку шестьдесят второго размера.
— Не бывает таких в армии! — отчаянно повторял прапорщик.
— Бывают! — настаивал головастый офицер. — Что я, в ПВО не служил, или только там у народа мозги остались?
— Десантникам это добро без надобности, — соглашался прапорщик, притаскивая очередную коробку с шапкой-ушанкой. — Я бы тебе, мил-человек, может, что и подобрал, будь ты в звании повыше. На складе старшего офицерского состава выбор поболе будет.
— Да мне хоть с генеральского, лишь бы голову не давило, — отвечал на всё Герман.
— Ты, браток, не кручинься, шапка тебе ни к чему. В Афгане — всегда тепло, — успокаивал его каптенармус.
— А как в горы пойдём, тогда что? Уши в руках нести, что ли?
— У нас в Днепропетровске отродясь таких головастых не було, — продолжал причитать прапорщик.
Герман насторожился. «И этот — хохол, что ли?» И уже вслух:
— Ты, братец, за всю батьковщину-то не размовляй, — подбирая ключик к сердцу кладовщика, парировал Герман, запуская очередной виток лукавства, — у нас на Полтавщине каждый второй такой.
— А ты что, тоже с Украины?
— А як же! — радостно откликнулся притворщик. — Хутор Высокий, Пирятинского района, Полтавской области, — скороговоркой озвучил он место рождения своего отца.
— Земляк, значит? — несколько ободрившись, переспросил уставший прапорщик.
— А то!
— Ну ладно-ть, пойду в другой склад, пошукаю...
Герман ждал недолго. Вскоре перед ним лежали две коробки с искомыми шапками-ушанками шестьдесят второго размера.
— Примерь, — предложил прапорщик.
Нахальный молодой человек выбрал самую большую шапку с отличным переливистым мехом и, примяв уши, водрузил её на свою голову.
— Класс! — оценил он себя в зеркале. — А пилотку?
— Отстань, земляк, нет таких, даже у начальников на складе нет.
— А в генеральском — шукал?
— Окстись! Генералы в пилотках не ходють! На, уж так и быть, бери вторую панаму, поля отрежешь и под каской носить будешь.
Герман сдался, нахлобучил на голову обе панамы и прикрыл их полковничьей шапкой. В таком виде с двумя вещевыми мешками за плечами он и вышел со склада.
Погода налаживалась. Южное солнце, одержав временную победу над зимой, растопило подёрнутые льдом лужицы и проело зелёные проплешины в грязно-белой снежной простыне. Горизонт слегка дрожал в лёгком мареве испарений, заставляя трепетать вереницу синих гор и силуэты взлетающих на дальнем аэродроме транспортных самолётов. Герман радостно жмурился, часто останавливался, прислушиваясь к ранней птичьей перекличке. Его приподнятый настрой прервало ехидное хихиканье. На скамейке в курилке, напротив открытых дверей столовой сидели похожие на кукол-неваляшек два молодых субъекта. Оба — в новёхонькой форме и оба — с бутылками шампанского, торчащими из карманов. Перехватив недовольный взгляд Германа, братья-«неваляшки» дружно заулыбались, уставившись на него добрыми глазами.
— Что скалитесь? — приветствовал их обладатель шапки для руководящего состава.
Новобранцы, побросав бычки в огромный чан, врытый посередине площадки для перекуров, синхронно встали и с вытянутыми для приветствия руками подошли к Герману.
— Здорово, земляк, давай поможем, — предложил чернявый с жидкими, только-только проклюнувшимися усами и ещё более жидкой порослью на подбородке.
Герман, скинув мешки, пожал братьям руки. При ближайшем рассмотрении «неваляшки» имели больше различий, чем сходства. Чернявый был неизменно приветлив, широко улыбался, скаля белые зубы. Второй — светлый курчавый шатен — был чуть старше товарища, серьёзен и не столь улыбчив. Брюнет звался Олегом Филимоновым, а шатен — Вовкой Конюшовым. Шатен во всём проявлял основательность и лёгкую настороженность. А его друг, напротив, как-то легко и беззаботно относился ко всему, не лез с расспросами, легко соглашался и так же легко отзывался добродушным смехом. Олег и Володя были из Омска, поэтому их обращение «земляк» применительно к Герману было обосновано.
— Может, к нам переедешь? — спросил Олег, сбрасывая мешок Герману на кровать и оглядывая большое полуказарменное помещение.
— А у вас чем лучше? — спросил Герман.
— У нас комната на двоих, но, если нарастим на кровати второй ярус, можем жить втроём.
Друзья снова схватили мешки, дорожный чемодан и повели нового товарища в свои апартаменты. Комната была не просто маленькой, а — очень маленькой. Из мебели наличествовали только две кровати и старая тумбочка. Все вещи лежали большой кучей прямо у входа. Герману новое жильё понравилось. Быстро нарастили одну из кроватей вторым ярусом, и Олег великодушно предложил занять нижнюю палубу.
— Да ладно, Олег, я и на верхней умею спать, — не желая ущемлять друга, ответил Герман.
— Не... это не из-за тебя, это из-за меня, — разливая по стаканам шампанское, добродушно отвечал чернявый. — Животиком я слаб, Гера.
— Как это? Болит что?
— Да нет, я это... временами пердю, — ласково глядя новому жильцу в глаза, признался товарищ и, чтобы не быть голословным, тут же продемонстрировал недуг.
— Ну что, запах есть? — участливо поинтересовался Олег.
— Это ты что... Взбзднул? — скривился Герман.
— Нет, только размялся. Вот видишь, а на верхней полке всё сквозняком сносить будет... Воздух оттуда тёплый, вот он по верху в дверь и уйдёт.
Тут уж не выдержал Конюшов:
— Олег, зараза! Перестань человека пугать... Гера, не верь ему. Мы оба с гороховой каши с утра «постреливаем».
Друзья ударили в склянки и припали к гранёным «бокалам».
— Прописан! — провозгласили братья, стряхивая капли шампанского на пол.
Будни лагерной жизни шли своим чередом. По просьбе жильцов «коммуналки» всех троих приписали к отряду «Тибет» с перспективой отправки в провинцию Нангархар, потом начальство передумало и «воткнуло» Германа в отряд «Кавказ» для заброски в Кандагар. На просьбы не разрушать землячество сухонький кадровик тоном, не терпящим возражения, ответил отказом. Оперативный отряд «Тибет» был малочисленным, так как почти с десяток офицеров первого заезда пожелали остаться на второй срок. Личный состав «Кавказа» был не только более полновесным, но и буйным. Если в «коммуналке» предпочитали выпить на сон грядущий шампанского или кислого сухого вина, то в казарме «Кавказа» глушили всё, что может гореть. С кавказских посиделок Герман возвращался к «братьям» еле живой. Он отказывался от походов «по бабам», с трудно скрываемым отвращением пел жалостливые каскадовские песни, избегал пьяных разборок, которые изредка вспыхивали в буйном «Кавказе» по самым незначительным поводам.
— Ну как ты, ещё живой? — участливо спрашивали «братья», идя с Германом на утренние стрельбы. Жертва товарищеского алкоголизма удручённо отшучивалась, с тоской предвкушая очередную «сходку».
Огневая подготовка, тренировки по десантированию с бронетехники, рукопашный бой и топография были ежедневными в расписании спецназа. С непривычки почти у всех курсантов болели растянутые мышцы, многие получили лёгкие травмы, и все поголовно — шикарные гематомы выше правой подмышечной ямы.
