будешь делать, когда прилетит сюда? — настаивает тетя Наташа. — Здесь оставаться опасно.
— Было бы близко — стёкла бы вылетели, — хмыкает Мишка. — У нас два раза вышибало. Дядя Толик вставил.
Дядя Толик — это мамин брат. Он тогда Мишку и забрал. Он в соседней квартире живет. Но у дяди Толика своих трое, причем Антошка тогда совсем маленький еще был, титьку просил. А Мишка все время плакал. Даже не плакал — выл. Истово, монотонно, на одной ноте. Осиротевший в одночасье, испытавший ужас, когда в один миг вместе с обрушившимся на голову домом рушится вся его маленькая жизнь. Он никак не мог понять, почему нет мамы и папы, почему он плачет, а они не приходят. Тогда-то и появилась Анна Анатольевна. Пришла из соседней квартиры. Просто взяла Мишку и увела к себе. Что-то она ему говорила, во что-то они играли, кашу варили. Дядя Толик с женой были благодарны соседке за передышку. Мало-помалу Мишка выть перестал и… остался. Дядя Толик его забрать хотел, а Анна Анатольевна сказала: мол, пусть остается, она ведь одна, совсем никого не осталось, сыновей война забрала, незачем стало жить, а вот для Мишки она поживет еще. Мишка вновь стал говорить слоги. А первое его слово было: «Баба Аня». По-мишкиному — «Бабаня».
По документам он у дяди Толика жил. Тот опеку оформил, чтоб Мишку в детдом не забрали, всё как полагается. По-настоящему — у Бабани. Вместе куховарили, вместе полы мыли. Вместе спускались в подвал, когда стреляли по району. Бабаня теперь с трудом ходит, с работой по дому ей тоже справляться тяжелее стало, но Мишка уже подрос — во всем помогает. Когда им приходится ночевать в подвале, Мишка говорит:
— Бабаня, пошли спать. Во сне умирать не так страшно.
Его мир — война. Война была, сколько он себя помнит. В любой момент мог погибнуть кто-то из друзей, мог быть ранен кто-то из соседей. Были прилёты, горели дома. И всегда были фашисты.
— Никогда не поеду, — говорит Мишка. — От снаряда всё равно не убежишь. Но вы чай пить все равно заходите. Если не придете, волноваться буду.
Он не верит, что в мире есть место, где не бывает прилётов. Тетя Наташа — социальный работник. У нее такая работа — приходить и уговаривать. Кто-то даже соглашается. Потому что если есть возможность спасти своего ребенка… В общем, есть те, кто соглашается. Но не Мишка. Бабаня и сама ему предлагала, но Мишка даже обсуждать это запретил. Она его вернула в жизнь, она его вырастила. Теперь его черед заботиться.
— Тетя Наташа, у вас ведь есть муж? — вдруг спрашивает Мишка. — Он воюет?
— Да, — растерянно кивает соцработница. — Воюет.
— Передайте ему вот это. — Мишка вытаскивает картинку. Там нарисован российский танк с двумя флагами: белый, синий, красный и черный, синий, красный. Флаги России и Донецкой народной республики. Танк едет, даже еще не стреляет, а от него разбегаются маленькие фигурки — без лиц, но с рогами. Внизу большими буквами выведено: «ПАБЕДА!!!»
— Я желаю ему поскорее победить, — говорит Мишка. Он не верит, что есть мир без прилетов, но твердо верит, что такой может быть. Для этого нужно только одно — победить.
Мишка не поедет с тетей Наташей. Мужчины воюют, а у него тоже есть дело — зорко следить, чтобы с Бабаней ничего не случилось, чтобы Бабаня увидела, как победят наши.
«Вот бы сейчас в школу», — шепотом говорит Варя. Кто бы мог подумать, что непоседливая девчонка с вечно растопыренными косичками, сбившейся от беготни на переменах юбкой, — София Павловна всегда качала головой и молча возвращала непослушную юбку на положенное место, — девчонка, которая считала уроки письма самыми скучными на свете и, не раздумывая, променяла бы любой из них на беготню в парке, девчонка, которая нередко приносила домой четверки, а то и тройки из-за помарок в тетрадке, словом, обычная, немного суматошная, смешная, веснушчатая, Варька из третьей квартиры, будет зябко поеживаться в отцовской пайте [15] с подвернутыми рукавами, сидя за тетрадкой, и мечтать о школе.
Теперь она — Варька из подвала. Все они — дети подвалов. Правда, детей осталось уже не так много. Их поселок очень маленький. Маша, Алена, Катя больше не проберутся поиграть, их семьи уехали в эвакуацию. Перед отъездом девчонки поклялись: «Подружки навсегда!» Потом они уехали в Россию.
Интересно, какая она — Россия?
— МалАя! — позвал Женька. — Ты чего задумалась? Мне тоже еще домашку делать.
Рабочее место у них в подвале одно на двоих. В углу, у крохотного светового окошка, куда иногда проникает немного света, если отодвинуть закрывающую его заслонку, стоит старый стол. За ним занимаются по очереди Варя и Женя — сын соседей. На самом деле им еще повезло — их подвал довольно большой, в нем помещаются три семьи, у многих такого нет.
Школу разрушили год назад — попал снаряд. Возможно, из «Акации». Били прицельно, но в тот день уроки отменили — предупредил кто-то с другой стороны. С той стороны. Там у многих были родственники, друзья. Пока еще держалась мобильная связь в городке, бывало, с той стороны взрослые получали по телефону проклятия и пожелания «сдохнуть вместе со своей Россией» — от кумы или тети, которая еще недавно присылала детскую одежду в большой коробке, перемотанной почтовым скотчем. Но были и те, кто предупреждал об обстрелах.
Всего этого Варька и Женька, конечно, не знали. Они знали лишь то, что вечером придет Софья Павловна — учительница начальных классов. Учительница школы, которой больше нет. Уже год на месте школы руины. Уцелела только котельная со срезанной посредине кирпичной трубой, одноэтажное помещение, где проходили уроки труда и рисования, и стена спортзала — больше ничего. Даже на школьном стадионе большая воронка рассекает надвое беговую дорожку, захватывая футбольное поле и часть трибун.
А еще Варя знала, что делать уроки важно. Война закончится, будет мир, и в этой мирной жизни нужны будут знания. Так Женька объяснил, он большой уже — целых двенадцать лет. Басом старается говорить, а когда город «накрывают артой», если Варя боится, разговаривает с ней, чтоб не так страшно. Женька сказал — и Варя верила: война обязательно кончится. А сейчас… Софья Павловна говорит, что они и так сильно отстали от школьной программы — придется догонять.
И Варя пишет. Ей задано сочинение — «Мой город». Она очень старается. Варькины буквы — и без того неровные — в неверном свете из маленького окошка выходят
