Генерал умолк и достал сигару. Тут же щелкнул десяток зажигалок. Снаружи грохотала артиллерия. Небольшой особняк слегка содрогался. Подвески люстр позвякивали. Довольный генерал с улыбкой оглядел офицеров.
— Господа, осмелюсь сказать, что будет прекрасно встретить свою участь на этой исторической земле. Мы должны…
Его слова заглушил грохот взрыва, яркая вспышка осветила сцену. С оглушительным грохотом рухнула половина потолка.
Командующий пехотой оберcт Габельсберг склонился над генералом и с помощью начальника штаба отнес его на диван. Спину ему пробил осколок снаряда. Врач оказался бессилен спасти его.
— Господа и товарищи, наш генерал мертв, — спокойно сказал оберcт Габельсберг. —Давайте простимся с ним подобающим образом.
Он щелкнул каблуками и поднес руку к козырьку. Все офицеры последовали его примеру.
— Генерал Вайль, солдат замечательной доблести, долгое время вел нашу дивизию от победы к победе. Благодаря ему мы всегда получали возможность сражаться на переднем крае. Благодаря ему мы на этой войне добавили много названий к великим битвам уже начертанным на наших знаменах, которые развевались при Ватерлоо. Наш генерал встретил ту смерть, которой желал бы. Бог принял решение об отставке здесь генерала Вайля и призвал его в свое великое воинство. Зиг хайль. товарищи! Слава нашим павшим героям!
Офицеры стояли. держа в руках фуражки и скорбно опустив глаза. Так полагаюсь.
— Я, как старший по званию, принимаю командование дивизией, — торопливо продолжал оберcт Габельсберг. Он с трудом скрывал радость по поводу смерти генерала. — У нашей танковой дивизии самые благородные традиции в великом германском вермахте, и, как ее командир, я позабочусь о том, чтобы они сохранялись. Мы не будем оплакивать наших павших, но, слава Богу, они пали за честь нашей дивизии. Господа, я был бы горд немедленно пасть за моего фюрера, мою родину и моих соотечественников.
Прощание было торжественным. Генерал пал на поле чести. Это требовало соблюдения такта.
Сигары не зажигались, женщины не упоминались. Немецкий офицерский корпус состоял из воспитанных людей.
Новый командир дивизии уехал в своем «кюбеле», из-под задних колес летела грязь. Тяжелая машина раскачивалась, скользила в глубокой грязи, с трудам преодолевала скопления грязного снега.
Водитель вздохнул с облегчением, когда ощутил наконец под колесами твердую дорогу.
Командир дивизии закутался в три одеяла, сунул ступни в грелку из шерсти поярка и поднял меховой воротник шинели. Немецкий оберcт не позволял себе мерзнуть. Он уютно откинулся на спинку сиденья. Время вздремнуть у него было. Он передаст полк оберcт-лейтенанту[53] Ройфу, потом вернется в расположение дивизии, где его ждала настоящая постель. Теперь война станет более приятным занятием. Оберcт считал, что заслужил возможность немного расслабиться. И основательно приложился к фляжке с коньяком.
Бедный генерал Вайль, подумал он. Так и не увидел Москвы. Теперь он, оберcт Габельсберг, поведет дивизию к Кремлю. Станет генералом на несколько лет раньше срока. В конце концов, это не такая уж скверная война.
В этот миг «кюбель» сильным взрывом разнесло на куски. Тела оберста, адъютанта и водителя взлетели в воздух, упали и глубоко погрузились в грязь.
Темные силуэты быстро скрылись в лесу. Партизаны устанавливали мины.
Гауптфельдфебель сидит, упорно глядя прямо перед собой. Руки его лежат на столе. На нем подбитая мехом зимняя шинель; большую, тупую голову украшает каракулевая шапка.
Порта с Малышом молодцевато козыряют, докладывают о своем прибытии, трижды щелкают каблуками, жестко вскидывают правые руки в нацистском приветствии и, громко топая, идут к гауптфельдфебелю. Крепко берут его под руки, поднимают со стула и бросают так, что он описывает плавную дугу, прямо в окно. Гауптфельдфебель падает и остается в снегу в сидячем положении. Выглядит он до того естественно, что двое проходящих пехотинцев браво козыряют ему.
Порта и Малыш осматривают все в его походной канцелярии, забирают печати и чистые бланки. Уходят, унося столько пропусков, печатей, билетов, что их хватило бы пять раз отправить весь полк в туристическую поездку по Европе. Они уже далеко от замерзшего гауптфельдфебеля, когда Малыш останавливается, будто пораженный молнией.
— Что такое, черт возьми? — нервозно спрашивает Порта.
— Кажется, мы начинаем стареть, — отвечает Малыш, обеспокоенно покачивая головой. — Забыли взглянуть, есть ли у этого борова золотые зубы!
Они молча возвращаются к телу, кладут его на спину, вставляют ствол пистолета между челюстями… Быстрая операция — и Порта становится обладателем двух золотых зубов.
— На войне нужно шевелить мозгами, — объясняет Порта. — Вокруг нас повсюду ценности. Старый боров сидит и замерзает насмерть. У него даже лед был во рту. Может, он замерз нарочно, чтобы помешать честным людям, как мы с тобой, найти золото.
— Надо думать, мы уйдем из армии богатыми? — улыбается Малыш, бережно укладывая мешочек с золотыми зубами во внутренний карман.
— Не сомневайся, — заверяет его Порта. — Мы отправились на эту проклятую войну нищими, но вернемся с нее разбогатевшими, как торгующие золотом евреи, одетыми в шитые на заказ мундиры, с офицерскими сапогами на ногах, блестящими, как дерьмо на грифельной доске.
— Думаешь, нас произведут в офицеры? — скептически спрашивает Малыш.
— Нет, я не считаю это вероятным, но и не считаю невероятным. На службе Богу и Пруссии возможно все!
— Вот уж не отказался бы от возможности стать оберстом, — усмехается Малыш с мстительным блеском в глазах. — Лучше всего большой шишкой в Генеральном штабе, с красными лампасами на брюках. Я бы заставил этого треклятого гауптфельдфебеля Гофмана ползать на брюхе в свином дерьме по восемь часов в день. А гнусного Юлиуса Хайде — влезать на самое высокое дерево в лесу и орать «Зиг хайль!» с рассвета до сумерек. Притом в противогазе!
— Для этого достаточно быть лейтенантом, — говорит Порта, — это звание ты получишь быстрее, чем полковничье. Научись цитировать уставы в прямом и обратном порядке, и быстро станешь офицером.
— Приятель, я читать толком не умею! — с горечью бормочет Малыш.
— Пусть какой-нибудь раб тебя научит. Ни за что не признавайся, что не умеешь читать. Отправят в гестапо, и там из тебя начнут драть куски мяса раскаленными щипцами, пока не признаешься, что ты грамотный. В партийной программе говорится, что все немцы умеют читать, а ты немец, отрицать этого нельзя. Это своего рода проклятье. Если сможешь избавиться от него, получишь право брить дьяволу задницу тупым лезвием.
— Я никогда не гордился тем, что родился в этом треклятом рейхе, — раздраженно признается Малыш. — Родись я в другом месте, так, по крайней мере, не пришлось бы носить на груди эту треклятую дурацкую курицу[54]. Терпеть не могу домашних птиц!
— Это что? — неожиданно спрашивает Порта и указывает на большую белую вывеску.
Они соскабливают с нее снег. Порта прочел надпись задолго до того, как Малыш начал читать по буквам.
3 АРМЕЙСКИЙ КОРПУС
ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫЙ СКЛАД
ВХОД БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ
СТРОГО ВОСПРЕЩЕН
— Сюда нужно заглянуть, — решает Порта.
— Лишь бы в нас не попытались наделать дырок, — осмотрительно замечает Малыш. — Неохота связываться с этими колбасниками-сверхчеловеками. Когда они видят незнакомые лица в своих кладовых, у них появляется зуд в указательном пальце.
— Утри глаза, сынок! Если Моисей смог перевести через Красное море евреев, когда танковая дивизия фараона преследовала их по пятам, то двое таких, как мы, можем захватить немецкий колбасный склад, действуя одной рукой. Рта не раскрывай, говорить предоставь мне. Прими вид крутого эсэсовца, левую руку держи на кобуре, будто приросшую, а автомат под правой, с пальцем на спусковом крючке.
— Открыть огонь? — радостно спрашивает Малыш, перемещая автомат в положение для стрельбы.
— Нет, черт возьми! — кричит Порта. — Эти колбасники могут сдуру ответить нам тем же. Сперва нужно парализовать их страхом, поэтому что бы они ни говорили тебе, только рычи, как горилла, и вращай глазами.
Мы поступим с ними так же, как с железнодорожниками, когда те с перепугу отдали нам паровоз.
— Понял! — радостно улыбается Малыш. — Как думаешь, эти ковбои железных коней все еще сидят за решеткой?
— Очень на это надеюсь, — говорит Порта, — иначе нас уже ищут все, начиная с международной полиции и кончая Армией спасения.
