— Не корову проигрываешь, — радость в глазах у Иванова на секунду приугасла. — Нормально твои держались, но в виражах слабоваты…
— Да какие там виражи… — Виктор обреченно вздохнул. — Я же этого Рябченко полгода учил. В голову вбивал, сам показывал. Зачем он в них вообще полез, когда преимущество по высоте захватил? Только ведущим стал – враз хвост распетушил, а думать за него дядя будет? Ну пусть только сядет… Вообще, молодежь какая-то убогая пошла. Раньше сказал молодому и можно, больше не напоминать. А теперь? В одно ухо влетело, в другое вылетело. Балбесы! Ничего, сейчас я им клизму ведерную-то поставлю. Для улучшения мозговой активности…
— Кстати, ты сегодня вечером сильно занят? — Иванов вдруг стал серьезным, — если можно дела спихнуть, то поехали.
— Куда? — удивился Виктор.
— Узнаешь, — ухмыльнулся Иванов, — я тебе обещал как-то…
…Проснулся Виктор затемно. Долго глядел спертую, липкую темноту, потом нашарил на подоконнике папиросы и зачиркал зажигалкой. Огонек осветил скромное убранство комнатенки, сложенную одежду, остатки вчерашнего пиршества на столе. Несмотря на очень раннее утро, все еще было душно, лицо ощутимо зудело от комариных укусов и он подумал, что зря не открыли на ночь окно. Сделал первую, самую вкусную, затяжку и откинулся на тощую подушку с грязной наволочкой.
— Чего не спится? — ослепленный светом, Саблин скорее услышал, чем увидел движение на другой кровати, — дай огоньку! — У противоположной стены ночевала одна из проживающих в хатке – врачиха Роза. Они познакомились накануне вечером. Это знакомство должно было завершиться пробуждением Виктора не на узкой и неудобной лавке, а ее в кровати, но не срослось. Его несостоявшаяся партнерша заскрипела пружинами матраса, зачиркала поданной зажигалкой и, наконец, зажгла керосинку. Свет показался ему очень сильным и ярким.
— Кинь папироску, — Роза уселась на своей кровати по-турецки, ничуть не смущаясь минимумом одежды и посторонним мужчиной в комнате. Закурила, затягиваясь жадно, по-мужски. Свет осветил лицо с сеткой морщинок у глаз, темные круги под грустными черными глазами, выпирающую из-под майки грудь…
Они курили молча, думая о своем. Виктор жалел, что ввязался в эту авантюру Иванова, с посещением его "подружек". Он сперва вообще не думал идти и сначала хотел отказаться, но длящееся третью неделю мозгоимение, с переучиванием на новую матчасть, добило остатки воли. Организму требовалась хоть какая-то разрядка и он, скрепя сердце, согласился.
Как оказалось, соглашался зря. Обеим "подругам" оказалось за тридцать – в глазах Саблина, еще конечно не старухи, но… В общем, желание реализовывать намерения, в нем поугасло. Вдобавок, оказалось, что для хозяек и сам Саблин далеко не подарок. Женщины от недостатка мужского внимания отнюдь не страдали и потому седой, обожженный субъект не вызвал у них ни малейшего энтузиазма. Возможно, прояви Виктор побольше настойчивости, и он получил бы сватанное Ивановым, но, как говорится, не сложилось.
И напрасно Иванов разливался соловьем, расписывая Виктора как некоего Терминатора, без пяти минут Героя (уже все утвердили, буквально завтра в газете напишут) и просто хорошего человека. Напрасно расхваливал Розу, как чудо-врача и громко шептал Виктору в ухо, чтобы тот не сидел, а действовал. Все было зря. В итоге Иванов уединился вместе со второй женщиной в соседней комнате, а Виктор с Розой, стараясь не глядеть друг на друга, легли спать. Скрип кровати и возня, доносящиеся сквозь хлипкую дверь, сновидениям отнюдь не способствовали.
Обратно выехали еще затемно. Ветер свистел в ушах, немилосердно трясло от дикой скорости на ямах и ухабах. Дорога была убита в хлам, мотоцикл стонал, ревел мотором, и Виктору казалось, что он вот-вот рассыплется, но слепленный Ивановым из всякого хлама агрегат упрямо несся вперед. Ваня собирал его два месяца, из обломков доброго десятка разбитых нашими танкистами немецких "Цундапов" и, видимо, собрал неплохо, потому что, несмотря на безумную скорость, агрегат ломаться и рассыпаться не собирался.
— Ваня, ты зачем меня нахваливал? — закричал Саблин, стараясь перекричать рев мотора. — Я понимаю, реклама… э-э-э… агитация… но не нужно было Героем называть.
— Чего? — Иванов повернул голову, мотоцикл вильнул, заставив Саблина похолодеть и вцепиться в сиденье. Ваня засмеялся. Пришлось повторять вопрос…
— Ты, Витя, дурак, — обиженно прокричал Иванов, — чего сидел как бедный родственник? Думал, она сама трусы снимет? Надо было решительно действовать, а ты? Не возьму больше…
Виктор больше в гости к "подружкам" и не собирался. Лишь после третьего раза, он получил ответ.
— Тю, на тебя! На той неделе документы отправили! Я думал, ты знаешь…
…В небольшую командирскую землянку народ набился густо. Собралось все полковое руководство: начальники служб, командиры эскадрилий, их замы. Сразу как-то тесно и жарковато.
— Товарищи командиры, — Шубин оглядел присутствующих, — у меня для вас… известие.
Собравшиеся настороженно примолкли. Для полка, вот уже три недели просидевшего в тылу, известие могло быть только одно – отправка на фронт. Вот только верилось в это плохо – полк толком так и не переучился. Последнюю неделю вылетов почти не было, упор шел главным образом на теоретическую подготовку, да и самолетов было получено едва больше половины штата. Войска фронта начали новую наступательную операцию и весь бензин, все ресурсы уходили туда.
— Получен приказ! Завтра перелетим на аэродром Белый Колодец, будем оттуда работать, тута. Машины полка распределим по двум эскадрильям. Одна эскадрилья, — он обвел глазами комэсков. — Вторая сегодня же убывает в тыл, за новыми самолетами. — Товарищ капитан, — обратился Шубин уже к Щеглову, — очень надеюсь, что вы быстро справитесь. Остающиеся начнут воевать.
Он немного помолчал и продолжил
— Я разговаривал с комдивом. Он сказал, что полк будут использовать главным образом как резерв командования ну и еще для разведки. Так что у нас еще остается время для ввода в строй молодежи… А теперь хотелось бы услышать ваше мнение по вопросам предстоящего перебазирования…
Для перелета техсостава выделили два "дугласа", поэтому перебазирование прошло быстро. Фронтовой аэродром встретил легким дождем и слабым ветерком. Дождь подкрасил молоденькую, появившуюся после недавних дождей траву, прибил пыль, и казалось что здесь, на фронте, даже дышится легче. Видимо поэтому все прибывшие действовали быстро. Быстро рассредоточили самолеты и также быстро принялись осваивать жилой фонд ближайшей деревни. Здесь правда пришлось вспоминать старую пословицу "в тесноте да не в обиде". Жилья практически не было, а все мало-мальски пригодное для проживания, оккупировали прибывшие штабы полков дивизии. Летчикам третьей эскадрильи пришлось ютиться в каком-то сарае, радовало лишь, что используемое вместо матрасов сено было свежим…
Полеты начались в тот же день, но к разочарованию полкового молодняка, брать их в бой никто не спешил, да и летали мало. Четыре, максимум, шесть вылетов на разведку и десять-пятнадцать тренировочных на слетанность пар и обучение новичков. Так прошло пять дней. За это время младший лейтенант Подчасов, из первой эскадрильи, умудрился в разведывательном вылете сбить "юнкерса". А младший лейтенант Осипов, из третьей, разбился в тренировочном вылете. Потом приезжала комиссия из дивизии, пропесочили Шубина, помурыжили Саблина, досталось даже ведущему Осипова – Коту. В итоге, виновным оказался покойный, письмо его матери пришлось писать Виктору. Конечно, можно было обойтись стандартной казенной формой, но Саблин считал, что и мать и отец погибшего должны знать обстоятельства и место гибели своего сына. То, что Осипов еще не успел сделать ни одного боевого вылета, никакой роли не играло. Потом, на новеньких самолетах вернулась вторая эскадрилья, на аэродроме, как-то незаметно скопились запасы топлива и Виктор понял, что уже очень скоро они пойдут в бой по-настоящему…
Солнце еще припекало, но это была уже не та иссушающая июльская жара, та жара закончилась давно. А теперь заканчивалось и само лето. И хотя внешне все было практически так же как и вчера, но в небе, в воздухе, что-то неуловимо менялось. Менялась и жизнь полка.
— Товарищи командиры, — Шубин кивнул вскочившим при его появлении летчикам и плюхнулся на свой, скрипучий до невозможности стул. Совещание можно было считать открытым.
— С обеда начинаем, тута, работу, — он обвел присутствующих колючим взглядом. — Первая задача: прикрывать боевые порядки частей четвертого кавкорпуса в районе Анастасиевка – Малая Екатериновка. Работать будем шестерками.
— Разрешите, — влез в монолог Виктор, — может, есть возможность усилить патрули? Немцы в июле ходили большими группами. Шестеркой против толпы много не навоюешь.