В это время в район конвоя прилетели две четверку Пе-3 13-го. Привел их майор Богомолов.
Ведущие групп обменялись короткими радиограммами, и Кирьянов со своими улетел на юг в сторону невидимого берега, а командир 13-го, оцепив обстановку, разделил группу: четверку Щербакова отправил барражировать с левой стороны конвоя, а сам с ведомыми перешел в западную.
Константин Усенко уже был во власти ожидания предстоящей схватки: он летел с сержантом Макаровым на некотором удалении от ведущей богомоловской пары и зорко высматривал противника. Всего несколько минут назад в этом квадрате произошел напряженный воздушный бой — он слышал его звуки: короткие команды, возгласы одобрения и возмущения, разговоры, которыми обменивались по радио летчики Кирьянова, просьбу о поддержке, и потому вслед за Богомоловым спешил сюда на максимальной скорости. Но они не успели: конвой находился от аэродрома на удалении 240 километров. Когда истребители подлетели, врагов уже не было.
Прилетевшие заняли зоны охраны. В четырех-шести километрах дымили суда конвоя. Где-то за ними на востоке барражировали пары Щербакова и Устименко, до них было не меньше двадцати километров, и поэтому, сколько в ту сторону ни вглядывался Усенко, увидеть друзей ему не удавалось. А видимость сегодня была хорошей: в легкой дымке даже различалась ровная линия горизонта. Однако небо, и, соответственно, море были пестрыми: семибалльная облачность удерживалась на высоте чуть больше тысячи метров. От этого вода покрылась бесформенными пятнами теней, которые, чередуясь со светлыми, освещенными солнцем участками, скрадывали расстояние, затрудняли наблюдение и облегчали противнику выход в атаку.
Действительно, погода для скрытых атак была идеальной, и враги не заставили себя ждать. Богомолов первым заметил вываливающееся из-за облаков звено «юнкерсов», резко увеличил скорость и помчался к нему. Усенко не отставал. Но вражеские бомбардировщики боя не приняли, при приближении «Петляковых» они сбросили бомбы в море и нырнули в спасительные облака. Командир авиаполка приказал Усенко остаться в зоне, а сам с Новиковым бросился вдогонку.
Не скрывая огорчения, Константин повел свою пару чуть пониже облаков, когда его вывел из задумчивости Кронид:
— Командир! Правый борт курсовой тридцать, вижу пароход. Но почему-то один? Отстал, бедолага?
В указанном направлении километрах в пяти от конвоя на серо-стальной воде солнечные лучи освещали транспорт. Даже с воздуха он поражал своими крупными размерами. Посередине его корпуса из двух широких труб кверху тянулись чуть сносимые в сторону ветром шлейфы дыма, но знакомого буруна у форштевня и пенной дорожки за кормой не было: пароход стоял без движения. Нос его был слегка задран, корма опущена.
— Да он не один. Левее в километре — сторожевик! — Константин взглянул на снимок в планшете. — Английский.
Обойщиков сначала не увидел корабль: тот прятался под тенью облаков, и его узкий корпус сливался в цветом моря. Но сторожевик периодически освещался вспышками пламени — стреляли его носовая и кормовая пушки, а рядом с бортом транспорта из воды выскакивали белые столбики всплесков.
— Это что? Он стреляет по пароходу? — возмутился Кронид. — Что ж он, сукин сын, делает?!
— Транспорт, наверное, поврежден. Добивает, зараза.
— Как так можно? Он же держится на воде, а до мыса Канин Нос всего двадцать километров! Разве нельзя подвести судно к берегу и снести грузы? Там же не меньше восемнадцати эшелонов!
Гнев вскипел и в душе Константина. Он выругался:
— Командир! «Юнкерс»!
Из облаков появился пикирующий бомбардировщик. Он коршуном бросился на неподвижный пароход.
— Ага! Вот этого мы смеем сбить! — Обрадованный летчик так круто развернулся к врагу, что из крыльев вышли предкрылки, а с консолей сорвались белые струи воздуха. Не ожидавший такого маневра, Макаров отстал. Пе-3 в одиночку устремился на гитлеровца, но тот уже выходил из пикирования, а расстояние до него было большим — около пяти километров. Сбросив бомбы, фашист удирал на полных газах, моторы его густо дымили.
Летчики увидели, как на транспорте и у его бортов, смешавшись со снарядными всплесками, рванули крупные авиабомбы. Судно еще больше осело на корму, нос его поднялся, и оно пошло под воду. Через несколько минут все было кончено: на месте транспорта пузырилась и кипела вода, на поверхность всплыли какие-то ящики, тюки, во все стороны расходились концентрические круги волн. Фашистский «юнкерс» скрылся в облаках. Английский сторожевой корабль развернулся и, зарываясь носом в бурун, пошел догонять конвой.
— Чисто сработали!.. — ругался Кронид. — Командир! Надо возвращаться к конвою! Как бы туда еще кого не принесло.
Появилась пара Богомолова. Четверка Пе-3 собралась вовремя: с юга в атаку на конвой выходили звенья чужих бомбардировщиков. Истребители помчались наперехват. Гитлеровские стрелки заметили «Петляковых» и издали открыли заградительный огонь. Но сбить советских летчиков с атаки не смогли. Нервы у врагов не выдержали: вниз полетели бесприцельно сброшенные бомбы. «Юнкерсы» пустились наутек, отворачивая к востоку подальше от богомоловской четверки. Но там они попали под удар щербаковцев, и одна из вражеских машин вспыхнула факелом. Почти в ту же минуту в небе забелели парашюты выбросившегося экипажа. Ю-88, прочертив в чистом воздухе дымную дорожку, под большим углом врезался в волны. Еще через минуту туда же заштопорил второй немец, сбитый лейтенантом Устименко.
Константин радовался победам друзей и по радио поздравил их. Но на душе скребли кошки: опять, как и под Архангельском, скованный дисциплиной строя, он не смог увеличить скорость, чтобы сблизиться с противником на дистанцию действенного огня: немец, которого он преследовал, был далеко и успел удрать.
— Командир! — прервал радиопереговоры Обойщиков. — Сзади на конвой выходят «фоккеры»! Вон, с севера!
Летчик сразу разыскал над водой неуклюжие силуэты торпедоносцев, встревоженно доложил ведущему группы:
— Сокол первый! Торпедоносцы с севера! Атакуют!
— Вас понял, семерка! Гадов вижу!
Командир полка разгадал хитрую тактику немцев: под прикрытием появляющихся с юга больших групп пикировщиков с противоположной стороны в атаку бросались низколетящие «фоккеры». Одновременно отражать их массированные атаки с разных направлений не хватало сил, да и серьезной помехой оказалась большая растянутость конвоя. Пока положение спасало то, что атаки врага были несогласованными по времени. Это позволяло руководителю боя направлять истребители поочередно то против «юнкерсов», то против торпедоносцев. Богомолов быстро оглядел южную сторону: пикирующих бомбардировщиков в ней пока не было. Надолго ли? А если опять появятся?
— Внимание, соколы! — прозвучал в эфире властный голос командира полка. Услышав его, все притихли. — Прекратить преследование. Соколу семь с ведомым остаться в воздухе. Семерка! Следи за «юнкерсами»! Остальные, за мной! — Богомолов рискнул разделить силы.
«Фоккеры» приближались к конвою двумя эшелонами. Они летели бреющим полетом, низко распластавшись над водой, фронтом, эшелон за эшелоном с очень малым интервалом. Сверху их черные силуэты с широко раскинутыми крыльями и выступающими палочками моторов различались плохо, но Богомолец увидел, прикинул удаление: что-то около пяти километр ров, менее минуты лета! Но для этого следовало лететь через конвой. Облетать корабли, как положено, кругом заняло бы не менее трех минут, а сбить немцев с боевого курса нужно было не позднее чем через полминуты. Что делать? Выбора не оказалось, и командир 13-го направился прямо! За ним понеслись остальные пары.
Но как только ведущий Пе-3 приблизился к первой линии кораблей охранения, все они заискрились огоньками выстрелов, и спустя несколько секунд под крыльями «Петляковых» стали рваться зенитные снаряды — закон охраны конвоя действовал жестко: любой самолет, появляющийся в зоне зенитного огня, считается вражеским.
Василий Павлович переворотом через крыло вырвался из огня. Его маневр тотчас повторили ведомые. К счастью, корабли стреляли не прицельно, а предупредительно, и для истребителей все обошлось благополучно. Но теперь они вынуждены были облетать корабли стороной. Торпедоносцы выходили на боевой курс. Все корабли и транспорты озарились частыми вспышками — по врагам открыла стрельбу вся артиллерия конвоя, Воздух на пути «фоккеров» заклубился черными шарами разрывов крупнокалиберных снарядов; количество этих шаров росло с такой быстротой, что буквально на глазах из них вырастало огромное облако, искрящееся багрово-желтыми сполохами. Облако густело, уплотнялось. Вот оно накрыло первую волну немецких машин, и одна из них вдруг осела, словно бы замерла на месте, а потом ударилась о серую воду, подняв к небу фонтан брызг. Остальные «фоккеры» продолжали продираться сквозь огненное облако, и расстояние между ними и транспортами угрожающе сокращалось. И тогда на пути врага из моря частоколом встали многометровые столбы воды, вздыбленные страшной силой взрывов тяжелых снарядов, — стреляли орудия главного калибра советских эскадренных миноносцев из эскорта. Напряженность боя нарастала с каждой минутой. Богомолов с тревогой следил за исходом немецкой атаки, одновременно старался угадать путь торпедоносцев при выходе из атаки, чтобы успеть перехватить.
