лесопосадку, что соединяет наши и украинские позиции. Но попали под тепловую ловушку. Следом нужно минировать Т-образный перекресток, где дорога от Кронштадтского упирается в шоссе Бесполезное — Громовское.
— Ну что, полковник, — «Аляска» снова закуривает и буравит «Маки» взглядом, — кончились твои саперы. Сам иди!
«Маки» медлит, словно готовится что-то сказать, смотрит перед собой в стол. На лице полковника отражается борьба. Наконец встречается глазами с «Аляской». У обоих взгляд твердый. «Маки» встает и, не говоря ни слова, выходит из блиндажа.
Часовой приносит пять кружек кипятку из тамбура блиндажа. Каждый из сидящих заваривает себе растворимый кофе из трубочки «Нескафе». Чашек больше, чем нужно. «Проза» берет себе две.
Из щели, где бетонное перекрытие касается бруствера, слышится шорох.
— О! Пришел! У нас тут мышонок живет, — поясняет кэп и бросает туда крошку овсяного печенья.
«Проза» вскакивает, но успевает заметить лишь хвост мышки-полевки.
— Да не обижайся ты, — обращается «Аляска» к мышонку. — Вот тебе побольше!
Кэп кладет туда, где исчез мышонок, четверть печенья.
— ВОГи с квадриков достали! — жалуется «Аляска». — Вчера одиннадцать «трехсотых»!
Все пьют кофе. «Проза» рассказывает, как вчера два зама командира полка уговаривали экипажи подготовить к бою БМД.
— Вот этого я очень боюсь, — кэп расправляет ладонью морщину на лбу. — Знаете, что Россию в 1917 году погубило? Солдатские комитеты. У нас то же самое. Комполка и комдив уговаривают бойцов идти в атаку. Жуть!
В блиндаж входит очень смуглый, заросший щетиной по самые скулы мотострелковый старший лейтенант. Две роты приданы десантникам в усиление, «Алабама» — командир одной из них. Он докладывает кэпу о состоянии обеих рот. Его рота — на трех БМП-3, четвертая только что подорвалась на мине. Соседняя — на БТР-82, комроты не смог прийти — вытаскивает бронетранспортер из воронки.
«Проза» вспоминает реплику «Синицы» про «ежедневных мудаков» и улыбается.
«Аляска» слушает состав вооружения мотострелков и явно получает удовольствие от перечисления моделей и количества ПТУРов, РПГ и минометов.
— Чего грустный такой, «Абама»?
Старлей усмехается и уточняет:
— «Алабама»
— Боевой дух каков?
— Нет веры в победу, — невесело отвечает «Алабама», — из сорока человек у двадцати четырех 14-го сентября оканчивается контракт. Продлевать никто не собирается. И нет моей роты.
— За уши их держи! — говорит кэп. — Хотя бы пару дней.
У «Алабамы» странная манера улыбаться — сначала на каменном лице дрогнет рот, потом заискрятся смешинкой глаза, и только потом губы изобразят улыбку.
«Аляска» хмурится:
— У нас то же самое. Пришло пополнение — тридцать человек, через Днепр переправились двадцать один. На передок пришли восемь.
— Вы — «вэдэвэшники», вам похер.
— «Вэдэвэшники» в фонтанах 2 августа купаются, а мы — десантники, — «Аляска» делает паузу, смотрит на «Прозу» — оценил ли тот афоризм? И снова обращается к старлею:
— Ладно! Карту смотри!
Они склоняются над картой. Кэп кончиком карандаша указывает места для позиций мотострелкам.
В блиндаж спускается военный, снимает автомат, каску, броник, прислоняет автомат к обтянутому целлофаном откосу, водружает сверху каску, ставит вертикально бронежилет.
— Здравствуйте, товарищ писатель, — шепчет он «Прозе».
Тот силится вспомнить, знакомились ли они? Но тщетно.
— Костя, — жмет он руку «Прозе».
Косте лет сорок, он лысый, крошечная родинка на щеке делает выражение лица лукавым. Он молча слушает разговор «Аляски» со старлеем-мотострелком.
— Противника надо уважать! — говорит кэп. — Как же отважно они воюют!
— Наши люди, — перебивает «Проза».
— Мы им переправы бьем! Каждый день! А они каждый день их заново наводят. Две трубы в Ингулец опустили, по ходу течения, чтобы вода свободно уходила, и щебнем засыпают. Дамбу строят. Мы с «орлана» их видим, артиллерию наводим, а там гражданские самосвалы щебенку возят. И прямо под нашим огнем выгружают.
— Не все у «немцев» с боевым духом в порядке, — возражает «Алабама» — На крайнем участке мы танк сожгли, а у него люки заварены. Раз своих же в танках заваривают, не хватает им отваги.
— Не верю, — из-за плеча «Прозы» заявляет Костя.
— Знакомься! — обращается к «Алабаме» «Аляска», — это наш противотанкист. Главный! Позывной — «Бальзак».
— Не верю! — повторяет командир противотанковой батареи Костя-«Бальзак».
Пожав руку «Алабаме», «Бальзак» гладит лысину.
— Он у нас главный «пиджак», но воюет лучше всех, — хвастается подчиненным «Аляска».
«Бальзак» говорит:
— Во-первых, хохлы воюют на Т-64, я их недели две не видел. Сейчас напротив нас — польские Т-72, и воюют на них поляки. Хрена лысого они дадут себя в танк вварить. А во-вторых, есть у меня гипотеза, откуда это легенда пошла.
— Валяй, — разрешает «Аляска».
— Давеча слышу в радийку: «Куст едет!» Смотрю в бинокль, не вижу ни черта. Ваня, мой второй номер, разглядел и мне тычет. И правда, лесопосадка, а за ней едет огромный ком зелени. Больше танка раза в два. В четыре глаза в бинокли сечем, как просвет в лесопосадке он заслонил, вижу ствол из куста торчит. Танк! Ванек уже ПТУР на станок поставил. Выстрелили. Не видно попадания. Но танк дыманул и сквозь лесопосадку на нашу сторону ломанулся. Мы второй ракетой шмяк его! Тут я сам целился для верности. Танк заискрил, но не остановился, свернул вправо и пошел вдоль позиции. Не стреляет, не маневрирует, едет не спеша.
Дежурный по «Шале» капитан протягивает «Бальзаку» кружку кофе. «Бальзак» делает глоток кипятка и продолжает рассказ:
— Поперечную лесополосу проскочил и вроде как напротив роты «Дрездена» оказался. Там мой второй расчет по нему ПТУРом третий раз — шарах! И ребята из РПГ два раза, и никакого толку. Прет куст дальше! Танкистов по радийке кликнули, и «Кластер» его первым же снарядом зажег. Потом лазили смотрели на него. Не! Не мы — пацаны. Нам-то чё, старым, по степи лазать? Они мальчишки, любопытные. Говорят, танк мы сделали то ли первым, то ли вторым ПТУРом, экипаж в башне погиб, только мехвод остался, пытался танк увести. Так вот, каких только железяк хохлы на него не наварили! И от ракет, и чтоб маскировку держать. Куст в два раза больше танка был! Может, потому легенды про вареные люки и пошли. Вот это и был последний Т-64, который я видел.
— К делу! — командует «Аляска», едва затушив очередную сигарету.
Офицеры обсуждают размещение ПТУРов на позициях десантников и мотострелков.
— Завтра главный день, «Алабама», — заканчивает совещание кэп. — Если у нас что не так пойдет, придем в твои окопы умирать.
Старлей собирается уходить, но «Аляска» останавливает его:
— Мехвода из 17-го заберите. Шесть часов полз по степи. Из Сухой Балки. Устал человек, спит у «дырчика». Вам часовой покажет.
«Дырчиками» на войне называют генераторы. «Алабама» кивает кэпу и уходит. Следом уходит «Бальзак».
— Стержень обороны — это отсутствие всякой конкуренции между пехотой и ВДВ, — обращается «Аляска» к «Прозе», — СВО показывает доминирование Войск над всеми.
Слово «Войск» кэп произносит с большой буквы,
