Ознакомительная версия.
Лейтенант отвел глаза в сторону, сплюнул и посмотрел на мальчишек.
— Накройте и пошли прочь.
Взлетело черное, жужжащее облачко, мальчишки бросились к кустам, постоянно оглядываясь, — наверное, боялись, что им начнут стрелять в спины.
Лейтенант достал пачку сигарет и пустил ее по кругу. Офицеры молча закурили.
Вдруг у них за спиной кто-то закашлялся. Молоденький солдат, подчиненный лейтенанта, стоял на обочине, сломавшись в поясе. Его выворачивало наизнанку. Солдат развел руки в стороны, дрожал и дергал головой.
Офицеры еще сильнее начали сосать сигареты. Лейтенант сошел с дороги и заглянул солдату в лицо. Оно было белым, мокрым и безжизненным.
— Ничего, пройдет. На пост сходишь — умоешься, — сказал громко лейтенант. — Я же говорил тебе перед выездом — не ешь консервы с хлебом, в дороге укачает. Видишь, как оно вышло. Не переживай, с кем не бывает, — ободряюще закончил лейтенант и отошел.
Но и сам он чувствовал, как что-то мутное и тяжелое перекатывается у него в животе, подступая к горлу…
Ранним утром офицер штаба армии подполковник Умкин спешно отправился в город. Путь его лежал на знаменитую своими дуканами улицу в районе Шахри-Нау, обозначаемую всеми советскими просто и без затей — «зеленый базар», или «зеленка».
В тесных полутемных открытых с улицы клетушках, которые язык с трудом поворачивался назвать магазинчиками, были складированы разнообразные пестрые товары. Они спрессованными стопами вздымались до потолков и были столь вожделенны всеми советскими в Афгане. Желания воплощались в виде отвратительного качества джинсов и рубашек, косметики, разъедающей лицо, и, конечно же, вонючих кожаных плащей, дубленок и меховых шапок. «Сладкие мечты оккупанта», как метко выразился сопровождающий Умкина вертлявый и пронырливый прапорщик Маркедонов — главный спец по торговле с афганцами.
Подполковник собирался в отпуск, и поэтому в одном кармане он держал многостраничное письмо, в котором жена четко указала требуемое, не забыв проставить количество, размеры и цвет, а в другом — скопленные за одиннадцать месяцев деньги.
С первой частью задачи справился подполковник быстро. Было куплено:
— десяток коробок разнообразной, на все случаи жизни — выход в свет, полусвет и просто выход без всякого света — косметики;
— пять пар иссиня-черных джинсов с металлическими заклепками на карманах;
— четыре пары ярких кроссовок сомнительной прочности якобы от ведущих мировых компаний;
— пара вышитых цветочками джинсовых платьев;
— восемь желтых китайских ручек «с золотым пером», где золота, конечно же, не было и в помине;
— три джинсовые рубашки опять же крайне престижных американских фирм, пошивочные мастерские которых гнездились почему-то на задних дворах тех же магазинов;
— четыре искрящиеся и бьющие током, если брать их в руки, нейлоновые куртки;
— три газовые зажигалки с весьма фривольными рисунками;
— два брелка для ключей в виде глобуса, где территория Китая занимала почему-то добрую часть Сибири и весь Дальний Восток Советского Союза;
— комплект игральных карт с голыми девками;
— три пары наручных кварцевых электронных пластиковых часов;
— две пары часов качеством получше — в металлическом корпусе — таинственной фирмы «Convoy»;
— и прочее барахло.
Умкин называл желаемое по списку, расторопные продавцы мгновенно бросались ворошить тюки ширпотреба, а услужливый Маркедонов принимал заказанное с сантиметровой лентой в руках, постоянно сверяясь с четкими и подробными письменными инструкциями-рисунками жены. Жена Умкина, судя по записям, была женщиной дотошной, последовательной, строго следующей последним веяниям провинциальной моды Страны Советов.
Затем Маркедонов долго и нудно торговался, брызжа слюной, активно размахивая руками и страшно распахивая глаза. Прапорщик много раз деланно желал вырваться из полутемного помещения, так ничего и не купив. Афганцы в ответ дружно висли у него на плечах, крича по-русски: «Хорошо, Маркедон! Давай-давай скидка. Бакшиш будет. Заэбис бакшиш, Маркедон!»
Подобные пляски, ужимки, прыжки на месте, взаимные похлопывания по плечам и спинам продолжались довольно долго. Умкин откровенно стыдился роли зрителя в не известном ему театре нескольких идиотов с непонятным и запутанным сюжетом. Но ушлый запыхавшийся прапорщик, уже хряпнувший в общей сложности грамм триста бакшишной водки, заверил напряженного офицера с пластмассовой улыбкой на лице, что это жестокая необходимость капиталистического восточного рынка, без которой «обдерут они нас как липку, товарищ подполковник, как пить дать обдерут, без трусов оставят». Хотя, положа руку на сердце, застиранные синие солдатские сатиновые трусы Маркедонова пронырливым афганцам были явно без надобности.
Справедливости ради следует отметить, что цены прапорщик сбивал мастерски, практически вдвое, но особого уныния на лицах афганцев, принимающих деньги, Умкин все-таки не замечал. Напротив, все как один, они клялись в вечной любви и дружбе, призывая заходить в гости чаще. «Приходи, командор! Заэбис будет, командор! Чай-водка пить будем, командор!»
Наконец наступил момент крайне ответственный и важный — покупка двух дубленок и трех меховых шапок исключительно из нутрии или же ондатры.
Зайдя в дукан, основательно запарившийся от предыдущих торговых схваток, духоты смрадных помещений и перетаскивания покупок за Умкиным из дукана в дукан, Маркедонов уселся запивать зеленым чайком очередную порцию халявной водки, предоставив право выбора исключительно подполковнику.
Прапорщик справедливо посчитал, что дубленки и шапки — дело святое. Промахнись он, Маркедонов, с советом, быть подполковнику немедленно порванным в Союзе женой в клочки. А затем уже ему, прапорщику, явно достанется «по самое не балуй» при встрече с подполковником. Так что Маркедонов неспешно тянул со старым знакомцем Абдуллой терпкий зеленоватый напиток из пиал, глядя на то, как десятилетний сын дуканщика Ибрагим мечется как шимпанзе перед Умкиным, постоянно сверяясь с рисунками в письме.
В итоге искомое было отобрано, и подполковник вопросительно взглянул на Маркедонова.
— На мех надо смотреть, на мех, — сказал опытный прапорщик, прихлебывая чаек, — подуть надо. А потом смотреть. Тогда качество видно.
Умкин неумело дунул, сложив губы трубочкой, и качества, ясное дело, не увидел.
— Возьмите за ворсинки и дерните. Слеганца так дерните. Если не вылезут, значит, нормально, — упростил задачу Маркедонов.
Подполковник неловко дернул. В пальцах у него остался пук рыжеватой грязной шерсти.
— Ого, ни хрена себе, — сказал прапорщик и взял меховую шапку в руки, — ща проверим.
После краткой манипуляции в руках Маркедонова оказалось значительное количество ворса.
Мех, если его можно было назвать именно этим словом, был отвратительнейшего качества, а сама шапка — облезлой и унылой. Ондатрой и тем более нутрией здесь явно не пахло. В лучшем случае в прошлой жизни это был какой-нибудь доходяга енот, сдохнувший мучительной смертью от голода то ли в пустыне, то ли в горах.
— Это что такое, Абдулла? — рыкнул прапорщик, мгновенно меняясь в лице и недовольно оборачиваясь к хозяину магазина.
— Командора, не слушай Маркедона! — истошно закричал Ибрагим, напрыгивая на переговорщика и выхватывая из его рук шапку. — Хороший шапка! Люкс шапка! Экстра нутрия!
— Да где ты видел экстра? — взвился прапорщик, оскорбленный чрезвычайной наглостью подростка и тыча в лицо Ибрагиму пучок волосков. — Это экстра? Это люкс? Это нутрия? Всех котов уже перерезали в округе! Мясо на шашлыки для шурави, а шкурки на шапки?
— Люкс шапка! Нутрия экстра! Волос всегда так! Животный так, человек так! — кричал Ибрагим, боясь потерять покупателя и тем самым заслужить праведный гнев отца.
— Всегда так? — не унимался жилистый Маркедонов, тесня пацана в угол.
— Всегда, — уверенно вскрикнул Ибрагим и, решительно склонившись перед Умкиным, малец с хрустом вырвал из собственной головы пук черных волос.
Умкин ошалел. Только что на его глазах мальчишка добровольно лишился половины своего чуба и даже не поморщился. Прожженный проныра Маркедонов, видя такое неприкрытое стремление к деньгам, граничащее с самоистязанием, остолбенел и не нашелся, что сказать.
Ибрагим торжествовал.
Абдулла посмеивался в густые усы.
Прапорщик беззвучно раскрывал рот.
Подполковник Умкин как завороженный рассматривал клок волос мальчугана, всученный ему в руку.
Увиденное настолько потрясло подполковника, что он купил все, не торгуясь, в том числе и залежалые шапки.
А Маркедонов долго крутил головой, потягивал баночное пиво и все повторял: «Ну, дела! Бизнесмены хреновы. Во дают!»
Ознакомительная версия.
