Но та часть советских и партийных работников, которая засела и забаррикадировалась в каменном здании школы, уцелела почти вся. Под руководством Дубровского, работника Чердынского Совета, они храбро отбивались больше двух суток.
Трудно передать словами те чувства, которые испытывали осажденные, когда наши бойцы, ворвавшись в село, подошли к школе, чтобы освободить их. Худые, с покрасневшими от бессонницы глазами, они, не веря еще тому, что Юрлу захватили свои, с опаской выглядывали в разбитые окна. Увидев радостные, разгоряченные боем лица верхкамцев, они поняли скорее сердцем, чем рассудком, что это свои, красные, и с радостными криками бросились навстречу красноармейцам.
Из их рассказов мы узнали, что озверевшее кулачье не раз атаковывало их, но осажденные держались стойко. Дубровский был ранен в руку, но не оставлял своего поста и продолжал руководить обороной и вдохновлять своих товарищей.
Повстанцы приняли крайние меры: подвезли несколько возов сена, свалили его недалеко от окон школы (к самым окнам их не подпускали выстрелы осажденных) и зажгли. Но и это не помогло, чердынцы выдержали осаду до конца. В этой осаде погибли Эрнест Апога и еще несколько человек, убитые во время перестрелки. Но благодаря мужеству и стойкости чердынцев повстанцам не удалось захватить школу, где было много оружия и патронов. Это помешало разрастись кулацкому восстанию, и оно было задушено в самом зародыше.
После ликвидации кулацкого мятежа в Юрле мы оставались недолго, всего два или три дня. Здесь мы похоронили своих товарищей, ставших жертвой этого восстания, а большую партию арестованных участников его отправили в 22-й полк, к кизеловцам, которые должны были доставить их в штаб бригады. Сюда в Юрлу к нам прибыл новый комиссар полка Сергей Петрович Кесарев. Прежний же, Дидковский, уезжал в Вятку по вызову Уральского обкома партии. Вскоре он был назначен начальником снабжения 3-й армии.
Новый комиссар первое впечатление произвел неважное. При разговоре часто краснел и смущался, как красная девица, и показался мне уж очень молодым и неопытным.
«Какой же это комиссар! — подумал я. — Как он сможет влиять на людей, когда надо будет вести их в бой?». Но потом, познакомившись с Кесаревым поближе, я убедился, что мое первое впечатление о нем было ошибочным. Несмотря на свою молодость, он уже многое испытал в жизни: работал на Лысвинском заводе и на Кизеловских копях, получил хорошую закалку как коммунист, руководя парторганизацией Кизела, успел получить боевое крещение, как рядовой боец сражаясь в 22-м Кизеловском полку против белых.
Комиссар 23-го Верхкамского полка Сергей Петрович Кесарев
В нашем полку он скоро завоевал себе авторитет. Вспоминаю случай, который произошел в селе Белоево, куда мы перебрались из Юрлы.
Один боец команды конных разведчиков стащил у белоевского мужичка поросенка. Крестьянин пожаловался комиссару. Вызвали начальника команды. Предложили ему найти и наказать виновника, а поросенка вернуть хозяину. Но бравый командир заявил:
— Мои разведчики не мародеры, это клевета!
Решили выстроить всю команду, чтобы крестьянин указал, кто взял поросенка. Начальник команды пришел в бешенство. Крестьянин перепугался и готов был отказаться от своей жалобы, но Кесарев все-таки настоял на том, чтобы команда была выстроена. Крестьянину же он сказал:
— Ты можешь не говорить, кто взял у тебя поросенка. Я узнаю сам. Мы вместе с тобой будем обходить строй, я буду подходить к каждому бойцу и спрашивать тебя: «Этот?». Ты будешь отвечать на мой вопрос только одним словом «нет». Когда же мы подойдем к тому, который утащил твоего поросенка, тогда ты ответишь: «Нет, не он». Понял ты меня?
— Да, понял, — ответил крестьянин.
Построили команду. Начался опрос. Разведчики выражали недовольство, нервничали, атмосфера накалялась. Комиссар спокойно спрашивал, подходя к каждому разведчику:
— Этот?
— Нет, — коротко отвечал крестьянин.
Обошли уже больше половины команды, и вот на очередной вопрос комиссара: «Этот?» — мужик, волнуясь, медленно ответил:
— Нет. Не он.
Комиссар обвел суровым взглядом команду и, обращаясь к крестьянину, сказал:
— Ты говоришь, не он? Неправда! Поросенка стащил он! Я по глазам вижу, — и, выждав минуту, повелительно скомандовал: — Шаг вперед!
Виновник медленно шагнул вперед и встал перед комиссаром, опустив голову. Уши его покраснели. Вначале он пытался что-то бессвязно говорить, оправдываться, потом, опустив еще ниже голову, еле слышно сказал:
— Виноват, товарищ комиссар. Поросенка верну, он у меня.
Команда стояла как вкопанная. Разведчики были поражены: как мог комиссар узнать виновника? Грозный и гордый начальник команды обмяк, и ему стало как-то не по себе.
Этот случай скоро стал известен всему полку, и после него уже никто не решался скрывать что-нибудь от комиссара или сказать ему неправду.
Вечером комиссар собрал всех коммунистов команды и поставил перед ними вопрос:
— Как могло случиться такое мародерство в команде, где каждый пятый является коммунистом? Как вы могли допустить обидеть труженика-крестьянина, защитниками которого вы являетесь?
Коммунисты молчали. Они понимали, что им нечего ответить на этот простой и ясный вопрос. Кто-то попытался заявить нерешительно, что он не знал об этом случае. Кесарев, не обращая внимания на это заявление, сказал просто и решительно:
— Мы являемся воинами Рабоче-Крестьянской Красной Армии, и наш святой долг защищать рабочих и крестьян не на словах, а на деле, и коммунисты должны показать пример и быть впереди не только в бою, а везде. Я думаю, что это всем понятно?
— Да, товарищ комиссар! — ответили почти хором коммунисты.
— Давайте так и условимся, чтобы больше не допускать такого позора. А пока можно разойтись.
Облегченно вздохнув, коммунисты стали расходиться.
— Дал жару! — сказал, выходя из хаты, Симаков.
— Он прав, — ответил ему кто-то. — Действительно, какие же мы защитники будем, если допустим мародерство!
Новый комиссар, как опытный партийный работник, хорошо сумел организовать и партийно-политическую работу в полку. Он мало сидел в штабе. Любил быть больше среди бойцов и на передовых позициях. Крепко опирался на массы, и они его хорошо понимали и доверяли ему все свои думы и чаяния. Бойцы звали его часто только по имени «Сергей». Это задушевное отношение делало его своим, близким человеком и внушало к нему большую любовь и доверие.
В начале февраля 5-я бригада, куда входили 21, 22 и 23-й полки, по распоряжению штаба армии была выделена из состава 29-й дивизии и переименована в Особую бригаду 3-й армии.
Позднее эта бригада пополнилась 61-м стрелковым Рыбинским полком, прибывшим из центра, и одним кавалерийским полком под командованием Прокопия Беляева, бывшего кавалерийского офицера.
Создание Особой бригады было вызвано тем, что управление бригадой из штаба дивизии в условиях растянутого фронта было сильно затруднено.
Командиром Особой бригады был назначен бывший начальник 29-й дивизии Васильев, комиссаром — кизеловец Миков (комиссар 22-го кизеловского полка); начальником штаба был старый военспец Мацук, честный и талантливый офицер старой армии.
Комбриг Васильев был опытным и талантливым военным руководителем. Обладая большой силой воли и непреклонным характером, он сумел подчинить себе самых закоренелых партизанствующих командиров. Васильев пользовался огромной популярностью и любовью не только среди командного состава, но и у красноармейцев. С его приходом все в бригаде почувствовали себя как-то увереннее, как будто за нашей спиной появилась каменная стена. Как коммунист и как бывший офицер, Васильев пользовался доверием и у советских командиров, и у бывших офицеров. Он, прежде всего, обладал прекрасной, отзывчивой душой и кристально честным характером. Как бывший рабочий, Васильев ставил превыше всего интересы партии. Он был беспредельно предан нашей советской Родине. Васильев мог в трудный момент, не боясь последствий, взять на себя любую ответственность, если это нужно было для дела, и тот, кто работал с ним, знал, что он не будет прятаться за чужую спину и не подведет никогда.
Наш 23-й полк занимал участок фронта длиной около 60 километров. Штаб его находился в селе Кудымкор. Линия обороны полка проходила через деревни Касаткино, Руссой, Титово, Косогор, Епаново, Карасево.
За свой правый фланг мы были спокойны. Там располагался 22-й Кизеловский полк, штаб которого находился в селе Купросе. Но левый фланг доставлял очень много беспокойства, так как левее нас никого не было и белые все время старались обойти с этого фланга.
