Скорняков взглянул на часы и заерзал от нетерпения — казалось, время движется быстрее, чем «Волга». Ему уже надо быть там, на КП, и руководить учением… Рывком снял трубку радиотелефона. Как обстановка?
21 час 43 минуты 14 секунд. Время московское.
Скорняков не заметил, как «Волга» проскочила мимо вытянувшегося часового и, взвизгнув тормозами, остановилась у входа в командный пункт, он торопливо сбежал по лестнице.
— Товарищ командующий! В воздухе три цели. На перехват подняты истребители! Метеоусловия: облачность десять баллов, видимость шесть километров…
Пока Прилепский докладывал, Скорняков не сводил взгляда с электронного табло. Чем больше он вглядывался в испещренный линиями, символами, цифрами планшет воздушной обстановки, тем яснее становилось положение там, в воздухе, на самых дальних подступах к охраняемым объектам. Он, словно пишущий картину художник, изредка наклонял голову и щурился, стараясь распознать замысел «противника», а значит, и упредить возможные варианты ударов нападающей стороны.
Здесь, на своем главном месте, после уяснения первичной информации он постепенно обрел уверенность, почувствовал подступавшую изнутри так нужную ему в эти минуты бодрость и ощутил, как увиденная на планшете обстановка постепенно преобразовывается в то, что принято называть основой решения. Скорняков еще не был готов отдать приказ, но отчетливо представлял, что он скоро снова обретет нужную форму.
Все события дня, встречи с людьми, груда пересмотренных и подписанных им документов, телефонные разговоры — все, будто ненужный груз, осталось там, за дверью КП. Теперь главным объектом, занявшим все его внимание, стал электронный планшет с нанесенной на нем воздушной обстановкой. И пока поднятые в воздух до его приезда перехватчики мчались наперерез «нарушителям», он думал о том, что будет дальше, как поступить ему, чтобы «уничтожить» все цели и выиграть бой.
Но прежде всего — распознать замысел «противника», выявить направление главного удара, определить состав групп. А если, рассуждал Скорняков, представить себя в роли нападающей стороны… Он мысленно оказался там, на стороне «противника», и попытался определить главную задачу: прорвать противовоздушную оборону и нанести удар по объектам и войскам. Где возможен прорыв? Главное — смотреть в оба у земли; наступило время малых высот, вся стратосфера насквозь прощупывается локаторами, куда ни кинь, везде электронные щупальца. Пока все идет нормально; посмотрим на «противника», где он и что собирается делать? Так, так. Идут одиночные цели. Появилась первая групповая. А если это отвлекающее звено? Значит, надо думать об ударной группе, там основные силы «противника». Искать ее. Думать о ней. Думать не переставая. Пусть группа Лисицына займется анализом воздушной обстановки. Пусть думают, просчитают варианты на ЭВМ. Одна голова хорошо, а две лучше. Лисицын — человек дотошный, пусть докопается до истины.
— Генералу Лисицыну, — Скорняков наклонился к микрофону, — определить замысел «противника», состав нападающей стороны и доложить предложения.
Тут же услышал голос Лисицына — тот подтвердил получение задачи. А пока — взгляд на планшет. Две цели начали снижаться — решили выйти из зоны локаторов и продвигаться к объекту на малой высоте. Что ж, попытайтесь, хам не пустят. Люди — что надо, и ракетный комплекс безотказен в любой обстановке. А что же все-таки за горизонтом? Что думает «противник»?
Скорнякова не волновало первое звено целей. Их, считай, уже сбили. Конечно, локаторщики предупредят о новом налете, но надежнее было бы сейчас предвидеть то, что начнется чуть позже. Упредить! Предусмотреть возможные варианты. Смоделировать предстоящий бой.
Поднявшись с вращающегося кресла, Скорняков принялся ходить вдоль столов и пультов, изредка бросая взгляд то на электронный планшет, то на притихших офицеров расчета командного пункта. Он снова подумал о своем противнике; тот, видимо, тоже пытается определить сильные и слабые стороны противовоздушной обороны и соответственно построить боевой порядок. Кто кого передумает? Кто первым разгадает замысел противника? Настало время точных расчетов и анализов. Любой руководитель, прежде чем принять решение, должен просчитать модель боя, обосновать боевую задачу, добиться ее выполнения.
Последовала информация об учебном уничтожении одиночных целей. Потом доложил Прилепский. На очереди — удар «противника» главными силами, попытка прорвать ПВО, «уничтожить» объекты, а если удастся — пойти и дальше.
Стыки не просмотреть бы. Сам прикидываешь — вроде бы все правильно, все верно. Ум хорошо, два — лучше. Так, так. Один ум ошибся — одна ошибка, а два — две ошибки. Что ж, послушаем заместителя.
Лисицын докладывал деловито и обоснованно; длинная указка скользила по карте, ненадолго задерживаясь возле синих стрел, изображающих направление главного удара «противника»; в докладе часто слышалось одно и то же слово — ЭВМ. «ЭВМ показала», «ЭВМ анализировала», «ЭВМ просчитала», «ЭВМ предложила»… Что ж, Лисицын верит в электронику, как в таблицу умножения. Чуть что — свой самый сильный аргумент: «Раньше культура государства определялась количеством потребляемого мыла. О мощи государства судили по протяженности дорог. Теперь и культура и мощь страны определяются количеством ЭВМ!»
— Таким образом, — оглядев присутствующих, закончил доклад Лисицын, — на основании тщательного анализа и рекомендаций АСУ налет «противника» возможен с двух направлений. Предлагаю… — Лисицын доложил предложения и, окинув присутствующих взглядом одержавшего победу полководца, остановился у края хорошо обработанной цветными фломастерами карты.
Скорняков слушал доклад Лисицына спокойно. На лице не дрогнул ни один мускул, глаза доверчиво открыты, руки сцеплены чуть ниже груди. Он даже слегка улыбнулся, едва сдвинув брови, но где-то в глубине души почувствовал настороженность. Уж больно все складно. И наука не забыта. И опыт войны… Черт возьми, красиво научились говорить… Как легко доверяем первичной информации. Нет бы: послушал предложения — проверь все до основания, просчитай лишний раз, взвесь аргументы. А здесь — машина выдала и — на бумагу. Конечно, электроника оперирует цифрами быстро, память у нее емкая, и не считаться с нею нельзя.
— Машина — это хорошо… — размышлял вслух Скорняков. — А что вы сами, Петр Самойлович, думаете? — Скорняков поднялся и, не ожидая ответа, принялся всматриваться в карту. — Что думают люди? Мнение людей учли?
— Расчеты, алгоритм, заложенная в машину программа составлялась с моим участием, поэтому я согласен с ее прогнозом и предложениями. Люди могут ошибиться. ЭВМ же не ошибается. Налет, — голос Лисицына стал тверже, — возможен через час-полтора с двух направлений. Разведчики «противника» вскрыли выход в эфир некоторых наших радиолокационных станций, ракетных дивизионов и, естественно, сообщили об этом, а коли так — «противник» будет пытаться прорвать ПВО вот отсюда, — Лисицын показал указкой, — и вот сюда.
Почему, думал Скорняков; не сводя взгляда с карты, Лисицын так упорно отстаивает идею двух направлений? С ним, видимо, согласны и остальные офицеры. Главный оператор полковник Тужилин молчит. Парень еще молод, головастый. Привыкнет помалкивать и будет: «Чего изволите?» Надо с ним поговорить. Прилепский тоже голоса не подает. Неужели все так ясно и понятно?
— Значит, с двух?
— Так точно! — Лисицын, готовый решительно отстаивать свои доводы, вызывающе посмотрел на Скорнякова. — Подтверждение тому — действия разведчиков. Они шли с двух направлений.
«Молодец, Петр Самойлович», — молча похвалил Лисицына Скорняков. Доклад короток, но емок и содержателен. Сразу видна оперативная подготовленность. Умен, ничего не скажешь. Если так, продолжал рассуждать Скорняков, то надо отдавать распоряжение о распределении усилий частей и подразделений. Времени в обрез. Значит, два направления.
— Разрешите? — Из-за стола, уставленного множеством телефонов и экранов отображения воздушной обстановки, поднялся полковник Прилепский.
Скорняков, не отрывая взгляда от карты, согласно кивнул. Наконец-то. Решился. Прилепский выждал, пока командующий посмотрел в его сторону, и начал докладывать:
— Отражение массированного налета «противника» потребует…
— Мы сами знаем, чего оно потребует! — оборвал Прилепского Лисицын. — Чего вы лезете не в свое дело? Порядок взаимодействия давно определен. Офицеры управления подготовлены. Это не вопрос!
Прилепский осекся на слове и обескураженно посмотрел на Лисицына. «Что же это такое? Ведь я же дело хотел предложить. Черт дернул ввязаться, лучше смолчал бы».
— Продолжайте, — донесся до него знакомый голос. Скорняков поднял ладонь, словно предупреждая Лисицына. — Что предлагаете, Вадим Витальевич?
