Странный это был день, он принес датчанам большие перемены.
Опять потянулись будни, только в городке теперь были иностранные солдаты в зеленых мундирах. Они заполнили рестораны, театры и тротуары. Они жадно скупали всякую всячину в магазинах. Их машины на громадной скорости мчались по шоссе, а сами они рядами и колоннами с пением маршировали по улицам.
* * *
Наступило лето — пора купанья.
Вообще-то говоря, Карен строго-настрого запрещала Мартину уходить с улицы, на которой они живут. Но в жаркие солнечные дни матери приходилось делать сыну поблажку и отпускать его к реке.
Снабдив Мартина старым полотенцем, которое он обвязал вокруг пояса поверх купальных трусов, мать наказала ему идти к речке прямой дорогой через больничный сад и старые торговые дворы, вымощенные крупным булыжником, мимо стандартных домов. Последний двор выходит как раз к виадуку, который проложен над железнодорожным полотном и спускается прямо к реке.
С виадука весь город виден как на ладони, он лежит на склоне холма, а у его подножья струится река — широкий черный поток. Якоб говорит, что река всегда течет в одном направлении, течет так сотни и сотни лет. Но Мартин никак не может взять в толк, откуда берется вся эта вода со всеми ее притоками. А как же тогда море? Ведь там воды все больше и больше — значит, под конец оно затопит всю землю? Мартин твердо уверен, что дело идет именно к этому. Ведь он знает из библии, что в конце концов земля сгинет, и часто пытается вообразить, что же это такое — светопреставление.
На другом берегу простираются широкие луга, а за ними высятся холмы, поросшие, насколько хватает глаз, еловым лесом, а река вьется извилистой лентой на много миль в глубь страны и потом исчезает на горизонте.
Красивый пейзаж! Но Мартину он давно примелькался — мозолит глаза каждый день.
На свете есть вещи куда интереснее: вот с дальних холмов спускается товарный состав с двумя паровозами — они выпускают белые облака пара. Остановившись на виадуке, Мартин ждет. Вот поезд уже у поворота, сейчас он выйдет на мост, и тогда Мартину будет видно, по какому пути он пройдет под виадуком. Мартин перевешивается через перила. Внизу маневрирует маленький паровоз с двумя вагончиками, а повыше сидят на стене рабочие газового завода — у них перерыв, и они завтракают.
— Слыхали, Франция капитулировала, — кричит один из рабочих, обращаясь к железнодорожникам.
— Не слышу, — откликается машинист.
— Франция капитулировала.
— Франция? Ох, черт! Враки небось.
Тут появляется поезд. Из паровозов валит густой, горячий и влажный дым. Мартина обдало с ног до головы — вот здорово!
На платформах стоят немецкие грузовики, в теплушках вповалку спят солдаты.
Наверно, их везут во Фредериксхавн, а оттуда в Норвегию, думает Мартин. Норвежцы храбрецы, они все еще геройски сражаются, жаль, что Дания и Норвегия давно уже отделились друг от друга.
Когда последний вагон исчезает из глаз, Мартин направляется дальше своей дорогой.
* * *
Франция капитулировала, крикнул рабочий. Капитулировала — значит сдалась. Жаль. Сначала Польша, потом Голландия и Бельгия, но Франция такая большая страна!
Мартином овладевает странная тревога: что же это такое, неужели немцы выиграют войну и мы все станем немцами?
Мартин быстро шагает по обочине дороги, солнце палит, кузнечики стрекочут, взапуски цветут желтые одуванчики и белые маргаритки. Дорога длинна и однообразна. Мартин идет, думая свою думу.
Неужто немцы выиграют войну? Мартин смутно понимает, что это была бы страшная беда. Неужели бог допустит это? Нет, если бог существует, он никогда не станет поддерживать немцев, он поможет англичанам. Но вот есть ли бог? Мартин три раза в неделю слушает уроки священной истории, и в ДСШ, Добровольном союзе школьников, собрания которого он изредка посещает, ему тоже все уши прожужжали болтовней о боге — стало быть, считается, что бог есть. Но Якоб с презрением говорит, что религия — опиум для народа, что все это выдумка. А учитель рассказывает, как бог убивал людей, когда они не хотели в него верить. Бог насылал на них чуму и язвы, и тем, на кого обрушивались кары небесные, приходилось очень плохо. Но все-таки, чтобы поверить, Мартин должен знать наверняка, что бог существует. А у Мартина сомнения. Если бог в самом деле существует, стало быть, он не всемогущ или зазевался и дьяволу удалось сорваться с цепи. С купанья Мартин возвращается вместе с Артуром, своим одноклассником. По дороге они сшибают палкой головки цветов. А девочки, которые попадаются им навстречу, собирают из цветов букеты. Дети говорят о Франции — Франция капитулировала.
* * *
— Где ты пропадал, Мартин? — встречает его мать. — Я места себе не находила. Никогда не смей больше опаздывать.
— Не беда, пусть гуляет, на то и лето, — вступается Якоб.
И семья садится обедать. Лаус торопится, ему пора уходить.
— Что у нас сегодня на сладкое? — спрашивает Лаус.
— Что тебе не терпится, куда ты собрался? — хмурится Карен.
— В город, — отвечает Лаус.
— Это не ответ, — возражает Якоб.
— А что мне отвечать?
— Он идет на псалмопение, — вмешивается Вагн, — потому что там полным-полно девчонок и он пялит на них глаза.
— Неужто и впрямь там бывает много народу? — удивляется Карен.
— Яблоку негде упасть, — подтверждает Лаус.
— А что это значит — псалмопение? — спрашивает Мартин.
— Это значит, что люди собираются и поют псалмы, — смеется Лаус.
— Стыд и срам, — негодует Якоб. — Норвежцы дерутся с немцами, а мы сидим сложа руки и распеваем псалмы.
— Бог знает, кто выдумал эти собрания, — качает головой Карен.
Где-то в доме с треском хлопает дверь раздается истошный женский крик:
— Скотина… бандит… грязная свинья… золотарь вонючий… У-у!
— Заткнись, чертова ведьма! — отвечает мужской голос.
Карлсены перестают есть и прислушиваются.
— Господи, опять они дерутся, — говорит Карен. — Неужто так всю жизнь и будут ссориться?
Это молодая чета — мусорщик и его жена. У них все не по-людски. Оба работают, зарабатывают и все-таки по уши в долгах. Дома у них вечно кавардак, а все деньги они ухлопывают на водку.
Частенько они устраивают форменные побоища. «У пустого корыта и кони грызутся», — говорит в таких случаях Карен.
Когда супруги схватятся — слышно на весь дом, стены сотрясаются, стекла дребезжат, оба поносят друг друга последними словами, перебирая в присутствии соседей все подробности своей семейной жизни. В результате муж всегда колотит жену, но порой и ему достается, и тогда он ходит в ссадинах и синяках, потому что она бьет его всем, что попадет под руку.
— Думаешь, я не знаю, что ты водишь сюда мужиков, паршивая сука! Вот тебе за это, вот тебе, вот тебе, шлюха!
Удары мусорщика и истошные вопли его жены разносятся по всему дому.
— Господи! — испуганно восклицает Карен. — Как бы он не забил ее до смерти!
В эту минуту раздается дикий рев и яростные проклятья.
— Я подсыплю тебе яду, — кричит жена. — Я не дам тебе ни минуты покоя, мерзавец, вот увидишь, увидишь!
— Ах, вот как! Получай за это, дрянь! — ревет муж, и снова слышны вопли и грохот — это они опрокидывают мебель и швыряют друг в друга чем попало.
— Что делать? — волнуется Карен. — Нельзя же сидеть сложа руки, когда он ее увечит!
— Сейчас я скажу ему пару слов, — говорит Лаус и прежде, чем его успевают удержать, выскакивает на площадку и звонит в соседнюю дверь. Соседи, живущие этажом ниже, вышли на лестницу, чтобы лучше слышать. Увидев Лауса, они смущенно пятятся назад.
Мусорщик распахивает дверь, злобно крича: «Чего надо?» С его расцарапанного лица течет кровь, окровавленная рубаха изорвана в клочья — вид у него зверский.
— Перестаньте, пожалуйста, бить жену, — запинаясь, говорит Лаус; он бледен, ноги у него подгибаются от волнения и страха, потому что мусорщик громадный, ражий детина.
— Ты чего лезешь не в свое дело, молокосос! — рычит мусорщик и, схватив Лауса за шиворот, подтаскивает к себе. — Я утру тебе сопли, щенок! — шипит он и так встряхивает Лауса, что у того в ушах звенит.
А у Мартина кровь стынет в жилах от страха.
— А ну-ка, оставь парня, — говорит Якоб.
Мусорщик в ярости поворачивается к Якобу.
— Тебе тоже захотелось получить по шее, Карлсен?
— Да, — спокойно говорит Якоб. Сделав шаг вперед, он вырывает Лауса из рук мусорщика и, тряхнув хулигана за ворот, швыряет об стенку, как тряпичную куклу. Он повторяет этот маневр дважды, после чего мусорщик уже не пытается лезть в драку.
— По мне, хоть перережьте друг другу глотку, только не шумите на весь дом, — заявляет Якоб.
Но тут из двери выскакивает жена мусорщика, вид у нее страшный: один глаз почти совсем заплыл, губы распухли, у ноздрей запеклась кровь.
