– Наше дело маленькое, мы должны закрыть южную косу, чтобы иваны не вздумали сунуться туда, – тут же отреагировал Райгер.
Бальк хорошо знал своих подчиненных. Генрих Дальке чем-то напоминал ему помощника адвоката, который погиб зимой в Дебриках. Так же, как и Вилли Буллерт, ефрейтор давно наплевал на свою репутацию, ругал генералов и наци. Ворчал по поводу того, что, мол, если и дальше так пойдет, то и колбасу им заменят эрзац-колбасой.
– Но это еще полбеды, – однажды, войдя в азарт, отмочил Дальке. – Мне кажется, что, когда я вернусь домой – а это, черт бы меня побрал, когда-нибудь должно произойти! Так вот когда я вернусь, то вместо своей женушки найду в постели ее эрзац. Это будет справедливо? Справедливо, я спрашиваю? По отношению к солдату Великого рейха, который перекопал своей саперной лопатой всю Россию от Ржева до Орши и высушил своими штанами почти все болота на Востоке! Скажи, Арним, – обратился он к Бальку, – такое возможно? Ты же учился в университете, должен многое знать.
Хорошо, что на некоторые вопросы подчиненных можно было не отвечать.
Вилли Райгер был полной противоположностью своему первому номеру. Здесь, на опорном пункте, его назначили ответственным за нацистскую пропаганду, и он старался. Кто-то все равно должен был это делать. Так уж пусть лучше Вилли, думали все. Но Генрих, особенно когда перебирал ликера или русского самогона, начинал задирать своего второго номера. Бальк в их перепалки почти никогда не вмешивался. Их споры были их забавой.
– Черт бы побрал этот дождь, – выругался по-русски Дальке. – Еще пару таких дней, и болота превратятся в сплошные озера. Нам негде будет просушить свои подштанники.
Надо бы заткнуть им глотки, подумал Бальк, но кругом было тихо, и он махнул рукой на перебранку пулеметного расчета.
Вскоре вышли в назначенный квадрат. На востоке, примерно в километре, виднелся берег, заросший соснами. Здесь, на западной стороне болота, тоже стоял сосняк.
Бальк указал место для пулеметного окопа, а сам принялся осматривать в бинокль окрестность. За болотом, по обрезу сосняка чернели пунктиры свежих окопов. Иваны еще не успели их замаскировать как следует. Несколько дней назад ничего подобного здесь не наблюдалось.
– Похоже, иваны усиливаются, – сказал он и с беспокойством кивнул за болото.
– Не понимаю, на чем держится наша оборона? – Дальке расчехлил малую саперную лопату и принялся вырезать полоски дерна. Он аккуратно выкладывал их перед собой ровными кирпичиками. – И как русские до сих пор не атаковали на нашем участке и не прорвали фронт?
– Возможно, они здесь и не собираются атаковать, – снова возразил Райгер. Похоже, в этот раз он решил не спорить со своим первым номером.
– Позади стоит ударный полк. Танки, самоходки и даже ракетные установки. Так что не пройдут они здесь. – Бальк кивнул автоматом за сосны.
– Ну да, – тут же отреагировал Дальке. – Я это слышал не раз. Но когда все начиналось, они приходили, когда от нас оставались фрагменты тел, которые невозможно было даже опознать.
Ефрейтор начал раздражать даже Балька. Что ему нужно? Ему отменили очередной отпуск? Всем отпуска отменили. Бальку тоже. Ожидается наступление русских. И ударить они могут на любом участке фронта в любую минуту. Дальке не унимался:
– Там настоящая оборона. Там настоящие солдаты Великого рейха. Там настоящее оружие. И настоящий коньяк. – Он выложил очередной кирпичик влажного дерна и усмехнулся. – Последнее – действительно верно. Чем глубже в тыл, скажу я вам, тем выше качество выпивки. Жратвы тоже. Ставлю пятьсот русских рублей – в Омельяновичах пьют неразбавленный ликер и настоящее баварское пиво, а в Витебске и Орше – французский коньяк!
– Если я поставлю столько же, то как мы узнаем, что это не так?
– Пока мы будем отрывать окоп, – ухмыльнулся Дальке, – Мит туда сбегает и посмотрит.
Все засмеялись. Смеялся и Мит. Однажды он пожаловался Бальку, что над ним смеется весь взвод. Как непосредственный командир, Бальк поинтересовался, что пишут его солдату из дома, каково у него настроение. И тот сразу выложил свою печаль. Он-то, старожил Восточного фронта, понимал, что взвод посмеивался не над беднягой Митом. Глядя на толстые линзы его очков, которые во взводе прозвали «прицелами Мита», на то, как мешковато сидит на нем форма, как несуразно торчит на его узкой голове стальной шлем (германский стальной шлем, который каждого немца, пусть даже ни разу не державшего в руках винтовку, сразу делает солдатом!), как держит он в руках свой «маузер», все они, и Бальк в том числе, думали вовсе не о Мите. Мит оказался в общем-то неплохим парнем, верным товарищем и терпеливым солдатом, хотя у него не все еще получалось. Они со злой тоской понимали, что дела у Великого рейха плохи. Конечно, все резервы сейчас были брошены на юг. Там Манштейн из последних сил пытался выправить положение и не допустить катастрофы. Здесь, в центре, они это сделали осенью прошлого года. Тогда русские хлынули из-под Курска и Орла, с ходу переправились через Днепр и Десну. Но здесь, в белорусских болотах, они их кое-как остановили. Отбили их атаки, которые в первое время иваны вели постоянно и по всему фронту. Старики вспоминали первую зиму на Восточном фронте. Тогда, говорят, было то же самое. Иваны ротами лезли на пулеметы. За несколько минут атаки по взводу оставляли в снегу перед какой-нибудь деревней, а спустя час-другой повторяли точно такую же фронтальную атаку, даже не подавив пулеметы. Было такое впечатление, что их командиры и генералы разучились воевать. Всю зиму они изматывали иванов в позиционной обороне. Таков был приказ. И это получалось. Правда, позиционная оборона тоже стоила немалой крови. Бальк снова вспомнил своих товарищей. Русские иногда прорывались, вклинивались в их оборону одним-двумя стрелковыми батальонами и до десятка легкими танками, и это приносило новые огромные потери. В дело вступал ударный полк, стоявший во втором эшелоне именно для такого случая, быстро восстанавливал положение, отгонял русских назад, на линию их окопов. А они начинали убирать и хоронить убитых, расчищать завалы, ремонтировать блиндажи и землянки.
И вот на замену им, прошедшим Ржев, Вязьму и кровавое стояние под Жиздрой и Хвастовичами, прислали очкарика Мита.
– А ты смейся вместе со всеми, – посоветовал ему Бальк. – Вот увидишь, они тут же прекратят.
Мит неуверенно пожал плечами. Видимо, он думал, что это всего лишь очередной подвох старика. Но в первый же день проверил совет заместителя командира взвода и с радостью обнаружил, что правило действует.
– Вот видишь! Ты становишься настоящим солдатом! – сказал ему Бальк и весело хлопнул новичка по плечу, так что «прицел Мита» подпрыгнул на его носу.
Теперь Мит терпеливо тащил станок для «сорок второго». Нелегкая и достаточно неудобная в пути штуковина. Вместе со всеми он отрывал окоп и иногда всматривался через свои линзы в сторону иванов. Оттуда, из-за болота, слышались иногда какие-то чавкающие звуки, словно по болоту ходил великан, медленно переставлял свои огромные ноги-ходули, с трудом вытаскивая их из трясины. Вода отражала звуки, и они носились над разливом, эхом раскатывались на многие километры. Бальк уже предупредил их, чтобы соблюдали тишину и осторожность. Предупредил еще в дороге. А когда подошли к протоке и впереди показалась коса, живописно обрамленная вековыми соснами, он повторил свой приказ.
– Мит, – усмехнулся Райгер, покосившись на третьего номера, – посмотри в свой прицел, что там делают иваны? Не вздумали ли они переправляться?
– Нет, – простодушно ответил Мит. – Они тоже отрывают окопы. Их там очень много, не меньше роты.
Иванов на той стороне стало больше, отметил про себя Бальк. В этом нет ничего хорошего вообще, а для них, сидящих своим карликовым гарнизоном на хуторе и в его окрестностях, тем более. Русские усиливаются. На юге они оттеснили наши войска почти на тысячу миль, здесь, в центре, на триста и более. И они все время продолжают атаковать. Одна надежда на то, что Сталин ударит южнее. Но тогда их танковый клин повернет к Балтийскому морю, и все они, находящиеся сейчас здесь, окажутся в гигантском «котле». В любом случае время тишины на их участке фронта заканчивается. Но что лучше? Оказаться в этом «котле» или быть раздавленным танковыми гусеницами прорыва?
– Зачем мы взяли эту штуковину? Ты думаешь, нам придется стрелять? – И Дальке пнул ногой Schpandeu, толкнул Райгера, как будто он его притащил сюда и заставил отрывать окоп в сырой, еще не просохшей и потому неуютной чужой земле.
– Помолчи и перестань портить воздух.
Дальке только рассмеялся в ответ. Немного погодя он отшвырнул в сторону лопату и сказал:
– Вот прижмут иваны, и будем тут, в этом сраном окопе, гадить. Каждый в своем углу. Что ты тогда скажешь, приятель?
Ему никто не ответил.
– Тогда возможность облегчиться в своем окопе покажется великим благом.
