Приближался рассвет. Мохнатые пласты тумана ползали у кромки воды. Свежело. Порывы ветра становились все ощутимей.
По реке густо шло "сало". С шуршанием и потрескиванием плыли льдистые глыбы, обдирая бока друг Другу.
Шагая вдоль берега, Володя наконец различил в разноголосице зычный бас Ханыкова. Старшина разносил кого-то:
— Чтобы вам пусто было! А ну, запрягай свою посудину!
— Мы не спешим на тот свет! Вот разгонит лед, тогда и выйдет на воду.
— Черт вас побери! — устало выругался старшина и, увидев Володю, поспешил к нему навстречу. — Погляди на них, этих героев! Чистой воды захотели! Ишь ты!
— Загорать нам здесь до утра! — обреченно вздохнул Володя.
— Подожди "загорать", — ворчливо возразил Ханыков. — Голь на выдумки хитра. Забыл?
— Помню.
— Вот и я помню. А ну, двигай ножками!
Обогнув понтоны, они приблизились к пехотинцам, ладившим разборную фанерную лодчонку, тонкостенную, хлипкую, будто сотворенную из папиросной бумаги.
— Двоим нам не втиснуться, — мгновенно определил Ханыков.
— Тогда отвлекай пехтуру, — заговорщицки прошептал Володя.
Старшина понимающе кивнул, подошел к вертлявой лодчонке и бухнул как в колокол.
— Прихватите меня ребята!
— Отвали, земеля. Самим тесно.
— Мне на тот берег нужно.
— Всем на тот берег нужно.
Пока Ханыков препирался с десантниками, Володя незамеченным забрался на корму, угнездился на сиденье, между двух солдат. В ногах поставил печурку, а на нее сгрузил вещмешок с аккумуляторами.
— Отчаливай!
Перегруженная лодка покинула мелководье и, ош-крябываясь бортом о куски льда, рывками продвигалась вперед. Солдаты-попутчики, не имея весел, гребли, стоя на коленях, саперными лопатками. Вражеские пулеметчики отчего-то молчали. Скорей всего, не примечали утлое суденышко. Тишина успокаивала, думалось: проскочим без помех. Но не тут-то было!
С протяжным подвыванием пронеслась мина. Раздался взрыв, близкий, впечатляющий по мощности.
Суденышко качнулось, круто заходило на волне.
— Ой, дери тебя черт!
— Равновесие! Держи равновесие!
— Перевернемся!
Лодку прошило в трех местах. Вода бурлила на ее дне и фонтанчиками била с боков. При маслянистом свечении догорающей "лампадки" бойцы, стоящие на коленях и гребущие саперными лопатками и прикладами автоматов, напоминали молящихся.
— Ой, сковырнемся на дно!
— Заткнись!
— Господи, помоги!
— Греби, салага!
Мощными гребками погнали суденышко к отмели, чувствуя, как оно все больше и больше оседает, превращается в подобие подводной лодки…
Внезапно Володе вспомнилась прочитанная еще до войны книжка об Арктике. В ней говорилось, что в воде, близкой к замерзанию, человек способен продержаться всего несколько минут — потом наступает разрыв сердца. Но сколько минут, сколько? Этого Володя никак не мог вспомнить и со всей возможной поспешностью вычерпывал каской обжигающую пальцы днепровскую воду. Черпал, черпал, позабыв о времени, и очнулся лишь, когда над ухом раздалось:
— Все! Приехали!
— Конечная остановка. Золотая Балка.
В заиндевелой шинели Володя стоял перед командиром дивизиона и докладывал о выполнении задания.
— Аккумуляторы и печурка доставлены. Старшина Ханыков по не зависящим от него причинам остался на том берегу. Прибудет с попутным транспортом.
— Высушись! Обогрейся! — сказал капитан Шабалов. — И собирайся. Нам еще предстоит сегодня потопать.
Спустя час Володя шел с комдивом в расположенную неподалеку Золотую Балку. Деревню заняли не полностью, в некоторых хатах скрывались гитлеровцы, так что без тщательной рекогносцировки нельзя были начинать артналет. Скрытно, незамеченные вражескими наблюдателями, они проникли на старое, с покосившимися крестами и побитыми надгробиями кладбище, которое, хотя и раскинулось на отшибе, являло собой идеальный НП. Отсюда они следили за противником, примечали ориентиры, наносили условные обозначения на карту.
Светало… Низко над землей толклись, вызванивая нудную песенку, комары. Через равные промежутки времени, в три минуты, тарахтел немецкий ручник МГ, каждый раз меняя прицел. То разносил оконные стекла, то крошил надгробные камни, то срезал ветви с деревьев. Изредка пули, рикошетируя, метили в распластанных за кладбищенской оградой разведчиков. Но, не долетев, вонзались в бруствер недавно вырытой могилы, метрах в трех от них. В точках, куда попадали свинцовые шмели, возникали глянцевые капли.
— Чмур какой-то! — отозвался о немецком пулеметчике капитан Шабалов после того, как отскочившая от надгробья пуля чуть не достала его. — Чего он лупит в белый свет?
— Боится заснуть, наверное, — поделился своим соображением Володя.
Капитан взглянул на часы.
— Пошли!
Но только он поднялся, как раздались выстрелы. Немец повторно, за полторы минуты до выверенного срока, нажал на гашетку и длинной очередью ударил поперек кладбища.
— Ох, чтоб тебя! — Шабалов схватился за бок, склонился влево и, теряя равновесие, осел на примятую траву.
Володя кинулся к комдиву.
Ломая ногти, расстегивал на нем неподатливую шинель. Крючки как назло прочно въелись в сукно и плохо подавались мальчишеским пальцам.
В груди у Шабалова, заглушая стук сердца, что-то клокотало и хлюпало, будто вставили ему под ребра насос да забыли проверить его на исправность.
"Что делать? Что делать?"
Тащить капитана на себе? Силенок не хватит! А он по пути кровью изойдет. Оставить его здесь? И это никуда не годится!
Надрывное бормотание Шабалова выдернуло Володю из растерянности. Он различил почти неразборчивые слова: "Сажаров, отставить пение! А до смерти четыре шага, чтобы она сдохла!" Разорвав зубами индивидуальный пакет, Володя перевязал раненого, оттащил его за часовенку, прикрыл ветками. Что дальше? Взвел автомат, готовясь к бою, но фашисты не показывались. Очевидно, пулеметная очередь была случайной, не пристрельной. Следовательно, их не приметили. Значит? Дальше медлить было нельзя. Прихватив командирскую планшетку с помеченными на карте домиками, где затаились фашисты, Володя рванул на взгорье, к своим.
Не помня себя, запыхавшийся и мокрый от пота, он ворвался в глинобитный домик.
— Капитан! Там капитан! Быстрее! Он ранен! — выпалил скороговоркой и повлек за собой разведчиков.
Когда спасатели вернулись с раненым комдивом, их уже дожидался вызванный по рации санитарный самолет, который и доставил Шабалова в медсанбат…
От автора
Несколько дней спустя артиллеристы читали в газете "Красная Звезда" указ о награждении самого юного бойца их полка орденом Славы третьей степени. За спасение командира дивизиона капитана Шабалова и форсирование Днепра.
Указ как указ, один из тысяч, ничем не останавливающий внимания, если не знать, что новоиспеченный орденоносец — еще совсем мальчишка, ему за партой в классе пятом сидеть, а не на рекогносцировки огневых точек ходить.
Если бы Книга рекордов Гиннесса заглядывала по тем временам за железный занавес, то непременно зарегистрировала бы прототипа моего литературного героя Володю Тарновского — самого молодого в Советском Союзе кавалера ордена Славы.
Часть седьмая
1
…И он упал на оплавленный песок, прогорклый, пахнущий порохом. И долго лежал, недвижимый, уронив голову на обессиленные руки. И море, тихо роптавшее в десяти шагах от него, было недосягаемым. Он не мог, как ни жаждал того, подняться на ноги и подойти к кромке берега. Он не мог, как ни стремился, даже увидеть его. Он был недвижим и слеп. Он — был… был когда-то, а в настоящем будто и не был. Настоящее? К нему не привыкнешь. Оно настолько дико после прошлого, что верить в него просто невозможно. Настоящее…
В настоящем Вася позволял себе наслаждаться настоящим одеялом… позволял себе подкладывать под голову настоящую подушку.
