Тут, как назло, совершенно явно засветила невеселая перспектива отправки в Чечню. Майор полностью потерял боевой энтузиазм юности, и непосредственное участие в войне уже ничего, кроме ощущения тревоги и опасности, у него не вызывало.
«Воевать за клику Ельцина — Березовского — Чубайса? Увольте, товарищи! Пусть господа сами за себя воюют»!
Тем не менее, не требовалось большого ума, чтобы сообразить, что командиром нового сводного батальона назначат именно его.
Когда формировался первый батальон, его командир был известен заранее. Прямо сказать, он вызвался сам. Товарищ собирался поступать в академию, и, как он наивно полагал, наличие боевого опыта должно было сыграть свою положительную роль. Раз вызвался сам, то никаких возражений это ни у кого не имело. Наоборот, многие почувствовали в душе тайное облегчение.
Теперь возможных вариантов осталось всего два — командир второго батальона и командир третьего батальона, то есть Мязин.
Командир второго батальона отпадал. Сам он по национальности был наполовину чеченцем — по матери. Поэтому, когда началась война, он хоть и не грубо и не прямо, но сумел ясно донести до вышестоящего начальства, чтобы на него не рассчитывали. Злые языки в штабе бригады поговаривали, что оный комбат с большим удовольствием воевал бы на стороне Дудаева, чем за федеральные войска. Но, к его счастью, перед необходимостью выбора он поставлен не был.
Что касается службы, то проблем с текущими делами он никому из высокого начальства отнюдь не создавал. Даже наоборот, в силу своей уникальной смешанной национальности он не испытывал ни малейшей, даже легкой робости, перед солдатами местных национальностей. Пару раз — особо борзым — комбат намекнул на неприятную встречу со своими чеченскими родственниками, и «отмороженные» солдаты как-то удивительно быстро «разморозились».
Так что с этой стороны придраться было не к чему, и, естественно, об увольнении такого ценного кадра не могло быть и речи. В конце — концов, не только же с чеченцами российской армии воевать? Пригодится на другой войне.
А пока… А пока, кроме Мязина, вариантов не оставалось. Комбат поплевался, поругался про себя… Но в душе согласился, и потихоньку привык к этой мысли, решив относиться к будущим событиям как к неизбежности.
Выслушав рассказ Бессарабова, который вообще ничего не утаил, а рассказал все, как было, (да и что было ему скрывать?). Комбат, в задумчивости принялся грызть ногти. (Он никогда не считал свою привычку вредной, и при всяком неожиданном напряжении ума автоматически начинал их кусать).
Лейтенант, (естественно, не подозревая того), попал со своей жалобой в самый подходящий для себя момент. Выслушивая его рассказ, Мязин вспомнил своего собственного сына.
Сына в военное училище, как намеревался в молодости, комбат не отправил. И даже, на всякий случай, запретил ему думать об этом. Парень у него вырос умный, медалист. Потому, без особой натяжки, при небольшой помощи дальних родственников, он смог поступить на бюджетное отделение экономического факультета Тульского госуниверситета.
Однако жена с маленькой дочерью проживали здесь, в городе. После окончания первого курса юный студент приехал к родителям в гости, и опрометчиво решил прогуляться вечером по городу. Все бы ничего, но приехал он не один, а с подругой. И гулять отправился тоже с ней.
Подруга прибежала домой часов в одиннадцать вечера, причем объяснить, как она смогла найти дорогу с первого раза, да еще в таком состоянии, она не могла. Просто, как говорится, повезло. Сына не было, и объяснить, где она его оставила, заикающаяся девушка, что вполне естественно, никак не могла. Хуже того, она наотрез отказалась возвращаться в город. На требование Мязина сделать это вместе с ним с ней случилась истерика.
Проклиная все на свете, комбат забрал дежурную машину, вооружил наряд, и отправился в район местного парка отдыха. Девушка — Лена — смогла указать только на то, что они, видимо, зашли в местный парк.
Майор приказал остановить машину около ворот парка, а сам с тремя солдатами отправился прочесывать парк. Сына он нашел на удивление быстро. Тот сам, сильно хромая, ковылял им навстречу.
С первого взгляда было видно, что ему прилично досталось. Во всяком случае, один глаз у него уже не открывался, а зубов явно не хватало.
— Что случилось? — спросил Мязин, сжимая и разжимая кулаки.
— Ленка им сильно понравилась, а я — нет, — сын еще нашел силы улыбаться. — Папа, а где Лена. Она убежала куда-то.
— Дома твоя Лена, — зло ответил майор. — Черти тебя понесли с блондинкой сюда вечером в город, да еще в парк? Ты что, не знаешь, что тут за люди живут?
Сын пожал плечами. Он и сам не понимал, чего это он так опростоволосился? Привык у себя в Туле ходить куда угодно и в какое угодно время, и как-то потерял не то что даже страх, а просто элементарную осторожность.
После этого происшествия студент и его подруга сразу же ретировались из города, причем на поезд в Кизляр отец их отвез сам — на личном легковом автомобиле одного хорошо знакомого прапорщика.
А потом как-то так вдруг выяснилось, что девочке пора идти в школу. Дочка у майора была поздняя, самая любимая, голубоглазая и светловолосая.
Мязин, который после происшествия с сыном вообще возненавидел город, где служил, начал задумываться. И чем дольше он думал, тем яснее ему виделась невозможность отправки в местную школу его любимицы. «И не служба будет», — думал он. — «А одно постоянно беспокойство… Да что там врать себе. Не беспокойство, а настоящий страх — как там она»?
И когда супруга в категорической форме высказала ему свое желание уехать в более безопасное место, Мязин сразу согласился.
— Поезжайте в Тулу, к моим родителям. Там и сын рядом, и вам будет спокойно. Пусть Малыш пойдет в хорошую школу. А мне тут одному — без вас — будет много спокойнее. Хоть трястись за вас не буду. Езжайте скорее.
Жена с дочкой, не долго думая, уехали, а Мязин, вместе с облегчением, почувствовал в себе огромную пустоту. Без дочки, в которой он души не чаял, жизнь казалась ему пустой и бессмысленной. А в глазах и ушах все время крутилось одно и то же — «Папочка! Я не хочу без тебя!».
Майора передергивало. Дома он стал бывать очень редко и довольно поздно. Большую часть времени Мязин проводил в части, не уходя из нее, даже когда ему абсолютно было нечего там делать. Подчиненные нервничали и злились. Постоянное присутствие комбата их весьма напрягало.
Да и сам майор все больше и больше желал уволиться. Он начал думать, что ему ни хрена не нужна и эта вожделенная военкоматовская должность. Единственное, что его удерживало от увольнения, так это осознание того, что на гражданке с распростертыми объятиями его никто не ждет, а вот семью кормить нужно. Грубо говоря, Мязин продолжал служить в армии исключительно из-за денежного довольствия…
Так вот, выслушав лейтенанта, майор не стал читать нудные нотации о служебном долге, о мужестве и прочем героизме, и не стал самоустраняться, предоставляя Бессарабова собственной судьбе.
— Ну, что же, — сказал он. — Эта публика, и правда, просто так от тебя не отстанет. Надеяться на это нечего.
— Что же мне делать? — спросил Костя, подняв опущенную голову, и взглянув на майора — в его словах ему послышалась надежда.
— Есть способ, — щелкнул костяшками пальцев комбат. — Тебе нужно месяца на два исчезнуть отсюда. Нужно получить длительный больничный… И уехать подальше.
Майор посмотрел в окно. Было пасмурно, темно, мрачно. В окно били ветер и струи дождя.
— Только не думай, что это гуманитарная помощь, — сразу добавил Мязин. — Придется доктору заплатить. И сейчас. Мне ничего не надо, но доктор рискует. А риск должен быть оплачен.
Валера был готов на все. На данный момент потеря денег волновала его меньше всего. Особенно этому способствовала не проходящая боль в правом боку.
«Как бы мне не загреметь в больницу на самом деле», — с тревогой думал лейтенант. — «Приеду к домой — сразу к нормальному врачу пойду. Деды дадут денег — и схожу в платную клинику. Чтобы лишних тупых вопросов не задавали».
— И вот еще что, — добавил комбат. — Мне нужен от тебя адрес, по которому тебя можно будет вызвать в часть. Если мы отправимся в Чечню в ближайшее время — мало ли — то ты нам понадобишься. С артиллеристами у нас напряженка. Особенно с минометчиками. Да и не просидишь же ты всю службу на больничном? Так что для тебя отъезд в Чечню будет, пожалуй, даже благом.
Валера шмыгнул носом. Этот вариант его вполне устраивал. Удрать из «мирного» Дагестана в воюющую Чечню — вот и решение проблемы.
— Дайте бумагу и ручку, — сказал лейтенант. — Я адрес напишу.
Мязин вытащил из верхнего ящика стола небольшой листок для записей, и ручку с черной пастой:
