— Пока не знаю…
Поль огорчен.
— Что тебе не нравится?
— Слишком сложно все это, ну да ладно — тебе-то удобно так?
Впрочем, оказавшись в спальне, Жак-Анри смягчается: ход в нее с обеих сторон замаскирован под стенной шкаф, и убежище кажется надежным. Тем более что Поль работает отсюда уже полтора месяца или около того.
— Связная придет днем? — спрашивает он, устраиваясь в кресле.
— После сеанса.
— А прислуга?
— Не раньше двенадцати. Я ведь старик с причудами и встаю поздно.
— Тем лучше. Сколько еще до сеанса?
— Минут двадцать, — говорит Поль. — Хочешь отдохнуть?
— Нет, напишу кое-что. Где код?
— Там же, где и рация!
Глаза Поля блестят торжеством.
— Не ищи, все равно не найдешь!
Кажется, Жаку-Анри известны наперечет все мыслимые места для устройства тайников, но выдумка Поля приводит его в восхищение. Никто не додумался спрятать рацию в испорченной газовой колонке ванны. При обыске в первую голову обычно вскрывают пол, обстукивают стены, потрошат мягкую мебель. Крохотная ванная комната, примыкающая к спальне, с бездействующими кранами и закопченной колонкой меньше всего способна вызвать подозрения.
Поль доволен и даже не скрывает этого. Художник, человек далекий от политики и смешивающий Жиро с Дарланом, он поразительно быстро приобрел навыки конспиратора. Люди, рекомендовавшие его, не ошиблись в выборе, хотя Жак-Анри на первых порах немало колебался. Скорее всего он все-таки постарался бы обойтись без Поля, чей талант не стоило подвергать опасности, если бы Поль сам не потребовал, чтобы его попробовали на новом поприще, пригрозив уходом в маки в случае отказа.
— Искусство, ну и что? — желчно сказал он, выслушав возражения Жака-Анри. — В Испании, я, между прочим, занимался тем, что воевал за него. И на линии Мажино — тоже.
Жак-Анри уступил и сейчас нисколько не жалеет об этом.
— О чем ты думаешь? — спрашивает Поль и возится с колонкой. — Код я держу под вытяжным колпаком, а антенну пропускаю вдоль трубы. Нравится?
Он как ребенок гордится своей изобретательностью, и Жаку-Анри опять становится грустно. Картины Поля чудесны, хотя и не всегда понятны. В Испании Поль однажды нарисовал комиссара бригады, и комиссар потом долго дулся, считая, что Поль его разыграл. Зеленые линии, странно переплетенные с синими пятнами и черными кляксами, трудно было признать за лицо человека. Где нос? Где рот и губы?
— Я этого не заслужил, — сказал комиссар и тем, в свою очередь, обидел Поля.
— Есть люди, — ответил Поль, — с врожденными недостатками. Ты из их числа… И вообще — нельзя же все рассматривать с помощью Маркса! Левое искусство опередило века.
Спор окончился тем, что Поль, позлившись, изобразил комиссара на листке из блокнота в традиционной манере и даже с прыщом возле носа. Это их примирило.
— Возьми свое фото, — сказал Поль. — И можешь им любоваться.
Той же ночью комиссара зарезал марроканец во время контратаки, а Поля интербригадовцы едва успели вытащить оглушенного из окопа. Жак-Анри долго нес его на спине — республиканские части покидали позиции. Где это было? Под Картахеной?
— Помнишь комиссара? — говорит Жак-Анри.
— Маленького Ганса? Еще бы! Почему ты спросил?!
— Сам не знаю.
Жак-Анри встает и подходит к окну. Улица словно вымерла. Одинокий забулдыга пялится из подворотни на пансион. Воистину для пьяницы все безразлично; свой стаканчик он пропустит и в разгар землетрясения. Жак-Анри собирается вернуться в кресло, но задерживается — со стороны перекрестка на улицу въезжает маленький «пежо», яркий, как яичный желток, а следом за ним подкатывает длинный «опель-адмирал». На глазах Жака-Анри пьяница трезвеет и стремглав летит навстречу долговязому штатскому, вылезающему из передней машины.
— Поль, — зовет Жак-Анри. — Поди-ка сюда.
Поль недоволен — он как раз колдует над кодом.
— Что случилось?
— Смотри.
— Вижу. Это Мейснер из комиссии по перемирию. Он живет здесь, напротив. Мадам Бельфор ненавидит его за испачканные одеяла… Ого, притащил целый шлейф друзей. Победители празднуют взятие Марселя! В бою, с развернутыми знаменами! За это, конечно, следует выпить, и, будь спокоен, к вечеру они надерутся как свиньи!
— Не слишком ли их много? Мне они не нравятся! И этот штатский…
— Полицейская охрана высокой особы. Дежурят здесь не первый день. Не прикажешь ли его прогнать?
— Не шути…
— Какие уж шутки, когда через две минуты сеанс? Извини, я отлучусь к рации. Можешь подремать полчаса.
Успокоенный Жак-Анри отходит от окна, как раз в тот момент, когда Модель, задержавшийся в машине, выбирается на тротуар и разминает ноги. Жак-Анри садится в кресло и вслушивается в баюкающее шуршание, которое доносится из ванной, «Слава богу, — думает Жак-Анри, — в Марселе нет пеленгаторов. Но завтра они могут появиться, и тогда…»
Как ни слаб шорох у двери, Жак-Анри улавливает его и успевает вскочить. На цыпочках подходит, прикладывает ухо к филенке. Он не обманулся: в коридоре кто-то пытается повернуть ручку. Бронзовая змея с зелеными фаянсовыми глазками скользит вниз, доходя до упора. Жак-Анри кладет на нее руку, словно пытаясь остановить движение, и тут же заставляет себя сделать шаг назад. Змея возвращается на место…
— Поль! — шепчет Жак-Анри, забывая, что с прижатыми к голове наушниками Поль ничего не может услышать.
Сообразив это, Жак-Анри по-прежнему на цыпочках бежит к ванной, рывком поворачивает Поля за плечо. Прикладывает палец к губам.
— Тс!.. Скорее!
Поль сдергивает наушники и изумленно смотрит на Жака-Анри.
— Что с тобой? — говорит он громко, и в этот же миг в дверь стучат.
— Скорее! — шепчет Жак-Анри, помогая обрывать провод антенны и заталкивая за пояс брюк кодовую книгу.
— Я сам… — говорит Поль все так же громко.
— К черту рацию!
— Сейчас…
Дверь начинает ходить ходуном под ударами.
— Откройте! Германская полиция! Сопротивление бесполезно!
По лицу Поля блуждает растерянная улыбка. Он пятится к стенному шкафу, одной рукой подталкивая Жака-Анри, а другой высвобождая зацепившийся за подтяжки браунинг. Жак-Анри не успевает помешать ему.
— Я сам… — бормочет Поль и стреляет в дверь. — Не жди меня!
В ответ сухо и отчетливо отзывается автомат. Пули прошивают филенку и со свистом впиваются в простенок. С потолка на плечи Жака-Анри сыплется алебастровая мука.
— Я сам… сам… — повторяет Поль, продолжая стрелять. — Я сам…
Кроме этих слов, он не произносит ничего. Улыбка как приклеенная дрожит на его лице. Жак-Анри хватает его за руку, и в тот же миг Поль валится на него, роняя пистолет. Рубашка тлеет у него на груди в тех местах, куда попали пули. Жак-Анри едва не падает — мертвый Поль нестерпимо тяжел! Голова Поля глухо ударяется о паркет, ноги вздрагивают и вытягиваются…
Словно смерч подхватывает Жака-Анри, пронося его через три комнаты и по винтовой лестнице. Внизу он обнаруживает, что сжимает в кулаке браунинг, но не может вспомнить, как и когда подобрал его. Он отбрасывает пистолет и прижимается к ковру, прислушиваясь. В подвале тихо. Неужели немцы не оцепили сад? Так бывает только в сказках!.. Но сказка это или нет а сад пуст. Убедившись в этом, Жак-Анри, пригнув голову, пробирается к калитке, открывает ее и оказывается в спасительной чаще акаций. Отсюда есть ход известный только ему и мадам Бельфор, — он выводит к пустому гаражу, а через него — на улицу Хёффер, Остается решить: выждать немного или попытаться немедленно воспользоваться этим путем.
Жак-Анри переводит дух, смотрит на часы. Ровно одиннадцать. Дай бог, чтобы Жаклин где-нибудь застряла. Откуда она входит в пансион? Если бы только знать наверняка!..
Платком Жак-Анри стряхивает с плеч алебастр и ныряет в гараж. Тусклое стекло в окошке едва пропускает свет. Пачкая лоб, Жак-Анри приникает к нему, всматриваясь в улицу, и тут же слабеет, ощутив тупое прикосновение стали к спине.
— Руки! Не оборачиваться!
Жак-Анри не видит говорящего. Ствол пистолета вдавливается все сильнее в ложбинку между лопатками.
— Стой спокойно!
Приказы произнесены по-французски.
— Хорошо, — говорит Жак-Анри и, присев, захватывает в горсть лацкан пиджака того, кому придется умереть среди хлама в заброшенном гараже. Агент слишком близко придвинулся, чтобы не воспользоваться этой его оплошностью…
Жак-Анри поднимается с колен лишь тогда, когда пальцы его, перехватившие сонную артерию на потной чужой шее, начинают неметь. Несколько мгновений он разглядывает мертвеца: немолодое, плохо выбритое лицо. Возле уха, зарывшись в пыль, лежит то, что Жак-Анри принял за пистолет и что оказывается большим медным портсигаром. Шпик был не трус и очень хотел заработать свои франки…
