для Шубина не было бы никакого.
Он прополз еще немного, еще раз высунулся и снова выстрелил в того врага, который был ему виден лучше остальных. Немец дернулся и замолчал навеки, а двое остальных повели себя неожиданно. Они бросились к своему мотоциклу, один вскочил в седло, другой в коляску, мотор взревел, мотоцикл развернулся и покатил назад, к дороге.
Большего подарка враги не могли преподнести Глебу. Теперь они представляли собой отличную мишень, как на стрельбах. Правда, мишень двигалась, но не слишком быстро, прицелиться по ней было нетрудно. Шубин прицелился и одной очередью свалил обоих фашистов. Подойдя ближе, увидел, что один немец убит, а второй еще пытается уползти. Глеб прикончил раненого фашиста одним выстрелом. Затем собрал у всех убитых немцев магазины и направился назад, к овражку, где оставался Степанчук.
Еще когда Глеб шел, у него возникло нехорошее предчувствие: бывший водитель Виктор Степанчук, ставший по воле Шубина разведчиком и связистом, молчал и продолжал молчать и после того, как Шубин, подойдя ближе, громко его окликнул. Наконец разведчик подошел вплотную к овражку и спустился в него. Степанчук лежал на спине, глядя в небо. Пулеметная пуля попала ему прямо в лоб. Как видно, он слишком далеко высунулся из оврага, и это стоило ему жизни.
Стоя над телом товарища, Шубин покачал головой.
– Что же ты, Виктор, не послушался моего приказа? – с укором сказал он, обращаясь к мертвому мужчине. – Зачем вылез? И вот теперь… А я думал: придем вместе к нашим, выучу тебя на разведчика, вместе будем на задания ходить. Ты и так уже многому научился. Из тебя вышел бы хороший разведчик, хотя ты немного мягкотелый – врагов жалеешь, а их жалеть не стоит. Но что уж теперь говорить?
Он наклонился и закрыл глаза убитого. Затем достал из вещмешка Виктора зарядное устройство рации, положил его к себе. Потом вернулся к мертвым немцам, снял с одного шинель, вернулся в овражек и укрыл шинелью голову Степанчука. Затем завалил его комьями слежавшегося снега и ветками кустов. Еще раз с тоской оглядел овражек, в котором остался друг, после чего повернулся и двинулся на восток.
Быстро смеркалось, становилось холоднее. Шубин не знал, где в настоящий момент находятся передовые части Красной армии, где проходит линия фронта. Правда, у него была рация, но он твердо знал, что в настоящий момент ее батарея полностью разряжена, и воспользоваться ею нельзя. Глеб нес батарею с собой просто потому, что она являлась ценным оборудованием, и он считал, что было бы неправильно ее выбросить.
Он шел, ориентируясь по компасу и держа курс прямо на восток, лишь изредка отклоняясь в сторону, когда встречался особо глубокий овраг. Наступила ночь, а он все шел и шел. Когда время приблизилось к полуночи, до него стал доноситься гул канонады. Он раздавался левее от его курса, и Шубин повернул туда. Он, конечно, не знал и не мог знать, что это части гвардейского 4-го танкового корпуса рвутся к аэродрому Ростова, и немцам никак не удается остановить этот прорыв. Глеб понимал, что сейчас ему было бы лучше сбросить форму ефрейтора вермахта и переодеться в телогрейку. Но у него не было в вещмешке телогрейки, приходилось идти в том, что есть. Но тут ему пришла в голову простая мысль: «А что, если вывернуть шинель наизнанку? Конечно, буду выглядеть странно, как пугало, зато стану меньше похож на немца». И он решил вывернуть шинель наизнанку, как только приблизится к советским позициям.
Гул канонады приближался, северо-восточная часть неба озарялась всполохами орудийных выстрелов. А еще Шубин заметил выстрелы, произведенные низко, над самой землей. Так могли стрелять только танковые орудия. И вид этих выстрелов разведчику не понравился. Худшее, что могло с ним случиться – это попасть под лавину наступающих танков, все равно, наших или немецких. Во время танковой атаки никто не будет разбирать, что за одинокая фигура бредет по полю – сомнут, как пучок травы. Вообще в ремесле разведчика возвращение с задания, пожалуй, самая рискованная и сложная часть задачи. Когда тебя запускают во вражеский тыл, тебя провожает начальство, о тебе заботятся. Возвращаться же приходится как получится, на свой страх и риск. До сих пор Шубину везло при возвращении. Но ведь везение когда-нибудь может и кончиться.
Лучше всего было бы миновать линию фронта незаметно и сразу выйти к штабу армии или даже фронта. Ну, или к какому-нибудь госпиталю. В таком случае есть вероятность, что в тебя не начнут сразу стрелять.
Подумав о госпитале, Шубин вспомнил медсестру Катю Измайлову и улыбнулся, представив ее образ. Давненько он с нею не виделся.
Еще немного прислушавшись к звукам близкого сражения, Шубин взял правее. Он решил обойти центр сражения и выйти на тот участок фронта, где в данный момент было тихо. Так он прошел еще час и уже начал думать о том, что пора, наверно, вывернуть шинель наизнанку, потому что позиции советских войск уже близко, когда внезапно прямо перед ним возникла плотная масса людей, идущих ему навстречу, на запад. Спрятаться было негде, да уже и поздно прятаться. Теперь оставалось понять, кто это – наши или немцы? Люди шли молча, сосредоточенно, и Шубин решил, что, пожалуй, приближаются все-таки немцы: советские солдаты, даже если устанут, не идут в полном молчании.
Он встал посреди поля и стал дожидаться подхода этой людской массы. Прошла еще минута, и его заметили.
– Эй кто это там? – воскликнул чей-то голос по-немецки.
Шубин поспешил ответить:
– Это я, ефрейтор Кнехт! А вы немцы? Как мне повезло! А я уже думал, что идут русские и мне конец.
Он говорил громко, почти кричал – старался, чтобы его всем было слышно, чтобы ни у кого не возникло сомнения в том, что он немец и очень рад оказаться среди своих.
Людская масса подошла вплотную, и стало видно, что немцы усталые и изнуренные. Впереди рот шагали командиры подразделений. Офицеров в чине старше лейтенанта не было заметно.
– Откуда ты здесь взялся, ефрейтор? – спросил Шубина один из ротных командиров, когда колонна встретилась с ним.
Останавливаться для разговора офицер не стал, и Шубину невольно пришлось повернуться и идти в обратном направлении, рядом с офицером.
– Я ищу танковую бригаду полковника Рейхеля, – ответил Шубин. – Четырнадцатая танковая бригада – не знаете, где она?
– Нет, никогда не слышал о такой бригаде, – сказал офицер. – Так это твоя часть?
– Да, я приписан к четырнадцатой бригаде, – зачастил Шубин. – Я
