тебя не будет мотивации жить после возвращения. Для нас точка опоры состоит в вере, что своё внутреннее состояние мы унесём с собой в вечность. Если я сейчас деградирую, — я войду в вечность в таком состоянии и не смогу в вечности быть со Христом. Когда человек постоянно думает, как эту ситуацию исправить, он всё время развивается в хорошую сторону. За счёт того, что его сознание работает в конструктивном ключе, травматический опыт у него не формируется. Это похоже на образ ручейка, который течёт постоянно, поэтому зимой вода в нём не замерзает.
Крах и надежда: ещё раз о техниках выхода из состояния ПТСР
Ещё одна работа на тему ПТСР — «Посттравматический рост и опыт христиан, переживших гонения. Между памятью и забвением» [122]. В ней анализируется опыт узников и тех людей, которые прошли войну. В частности, упоминается книга Ишмаэля Биха «Завтра я иду убивать». Это воспоминания мальчика-солдата, который с оружием в руках участвовал в вооружённом конфликте в Африке, жестоко убивал людей. Каким образом возможен выход из таких психологических состояний? Техники забвения, которые предлагает западная психология, как уже говорилось, для нас неприемлемы. Если смысловой контекст разрушен, люди живут в эпохе постмодерна, то ничего не остаётся, кроме забвения и бегства. Ишмаэль Бих в пятнадцать лет смог выйти из военного конфликта и сознательно вернуться к нормальной жизни потому, что в детстве у него была сформирована внутренняя опора. У него была дружба, был контакт с родителями, и за счёт этого опыта он не сломался внутренне.
При некоторых видах реабилитации военнослужащих используется экстази. Но, если мы понимаем, что ПТСР — это перевозбуждение мозга, никто не может дать никакой гарантии, что военнослужащий, который примет психостимулятор, затем не покончит с собой. И самое главное, что у человека при таком способе реабилитации не сформируется внутри основа воина-христианина. Если он погасил воспоминания, — что ему остаётся дальше — идти убивать снова? Мальчики-солдаты, которые описываются в книге Ишмаэля Биха, проходили вместе с ним реабилитацию, девиз которой был: «Ты ни в чём не виноват». И мало кто из них смог вернуться к нормальной жизни, потому что они не осмыслили ситуацию, не включили пережитый опыт в свою личность, и, если снова начнётся какой-то конфликт, они будут в него втягиваться, потому что у них не сформировалось никакого противоречия.
Один спецназовец из элитного подразделения рассказывал, что с ними много занимались, потому что для выращивания бойца такого уровня нужно много сил. Но помогло ему даже не это — помогли ему Соловки. И, самое главное, конструктивный процесс начался тогда, когда он стал понимать: это в его жизни было правильным, а это — неправильным. Такое честное и мужественное признание себе в том, что что-то было неправильным, помогает избавиться от психологических и духовных последствий. Западно-ориентированные техники часто отрицают этот момент. Даже Ева Эгер, которая вышла читать лекцию ветеранам Афганистана из подразделений, где было огромное количество самоубийств, начала говорить им о том, что они должны себя принять и простить. Но принцип «принять и простить» не работает.
Джудит Герман в своей книге «Травма и исцеление» говорит, что не работает и обвинение себя во всём, то есть попытка уйти от ПТСР через самообвинение, но одновременно не работает и принцип «ты ни в чём не виноват». Люди с ПТСР, которым говорят, что они ни в чём не виноваты, скорее будут видеть в этом попытку обесценить их тяжёлый опыт. Поэтому каждый раз нужно конкретно исследовать, что произошло. Джудит Герман приводит ситуацию, когда один офицер ехал со своими подчинёнными в джипе, а джип подорвался на мине, люди погибли. У этого офицера остались самообвинения в русле того, что это он должен был сидеть за рулём. Это абсурд — офицер не должен сидеть за рулём, но при детальном исследовании ситуации стало понятно, что, когда был получен приказ, у него возникли сомнения, но этими сомнениями он с командованием не поделился. Соответственно, если бы дальше была история покаяния в том, что он струсил или по другим причинам промолчал, покаяние помогло бы ему исцелиться от ПТСР.
Для военнослужащих характерны повторяющиеся сны на тему убийств. Причём даже если встать ночью, например, в туалет, этот сон как будто ставится на паузу, а потом продолжается. Один духовник считает, что это инфернальное воздействие, свидетельство того, что, значит, за человеком что-то осталось. Может быть, он даже исповедовался, но ещё не принёс плоды покаяния, которые проявляются в том, что нужно преодолеть сам разрушительный навык. Один человек изменил жене, исповедовался, исполнил епитимью, но не успокоился — при детальном рассмотрении ситуации оказалось, что он изменял жене из-за того, что жена была очень безэмоциональна, и ему казалось, что она его не любит. Получается, что он изменил из-за собственной гордости, вследствие которой он считал только свои взгляды правильными. Неумение в других людях видеть их положительные качества и являлось тем, что нужно было ему в себе менять, чтобы успокоиться. Например, в данном случае нужно было для начала признать, что жена, хотя и неэмоциональна, но проявляет любовь как может. Соответственно, каждый раз нужно детальное исследование ситуации.
Итак, обобщая то, что было сказано, можно сделать вывод о том, какие возможности выхода из ПТСР у нас есть. Один духовник, отвечая на вопрос, как выйти из психоза [123], заметил, что у монахов, конечно, в монастыре есть хорошая основа для того, чтобы работать над собой. У мирян такой возможности часто нет: они работают, вечером приходят домой, может быть, выпивают таблетку и т. д. Но возможность справиться с психозом, ПТСР и травматическим опытом появляется и у мирян, когда, например, на приходе организуются еженедельные встречи. Имеются в виду не психотерапевтические встречи, не общества анонимных алкоголиков, но совместное общение под руководством опытного духовника, когда обсуждаются вопросы, которые касаются каждого: например, как развиваться, как бороться с гневом, как воспитывать детей. Такие встречи дают очень хорошие результаты. Например, в Православном центре во имя святого праведного Иоанна Кронштадтского [124] реализуется подобная практика, называется она парадигмальным подходом — когда у человека в процессе реабилитации меняется парадигма. Люди с тяжёлым расстройством, от которых отказались психиатры, которые прошли через немыслимые обстоятельства, раз в неделю собираются в этой общине, начинают высказываться, образуется
