Это меня, призна́юсь, просто поразило.
В его мире есть Иловайский котёл, есть донецкий аэропорт и Саур-Могила, есть Моторола, есть обмен пленными, есть донецкие рынки и тысячи тонн картошки, купленной за собственные деньги, чтоб сбить цены. Есть Кобзон, песня «Минуты тишины» из фильма «Батальоны просят огня», и чёрно-белый фильм про Кутузова. А певиц, размахивающих украинским флагом, актёров, сдающих деньги на АТО, и писателей, в неиссякаемом бешенстве обзывающих дончан последними площадными словами, — нет.
Мы здесь устраиваем дискуссии, рвём друг друга за штанину, оспариваем оппонентов, не выбираем выражений, — но всё это можно просто выключить. И ничего не изменится.
Я даже как-то повеселел.
Знаете, я готов согласиться, чтоб меня самого не существовало для жителей Донбасса — лишь бы вместе со мной вся эта навязчивая и бессовестная камарилья пропала.
2 ноября в Донецке прошли выборы депутатов Народного совета и главы республики. Захарченко набрал 77,51 % голосов. Явка составила более 1 млн человек. Из них 765 тысяч проголосовало за Захарченко.
4 ноября в Донецком академическом музыкально-драматическом театре прошла инаугурация новоизбранного: других помещений в Донецке для такого действа предусмотрено не было.
Праздновали события в узком кругу: никем на свете, кроме Южной Осетии, не признанная страна никаких особенных гостей не имела — за исключением главы южно-осетинского парламента Анатолия Бибилова и председателя российской партии «Родина» Александра Журавлёва.
На следующий же день украинская артиллерия обстреляла Донецк — в качестве, надо понимать, громового привета новой власти. В результате на стадионе 63-й школы убили двух пацанов и ещё четверых ранили.
6 и 7 ноября Захарченко объявил траурными днями.
В таких обстоятельствах он окончательно вошёл в должность: за инаугурацией сразу последовало убийство детей.
Но если — во время мучительных для Захарченко минских переговоров — он однажды, в бешенстве, пытался сложить с себя полномочия, то теперь пути назад уже не было.
Дмитрий Трапезников в общих чертах и ярких деталях рассказывал мне о том, как шло «мирное строительство» молодой страны.
— Я тогда ещё был главой тельмановского района. Мы приехали на инаугурацию всем коллективом из Тельманово. И уже через неделю было большое собрание: в зале сидели все главы городов. Мы ещё не знали друг друга с Захарченко. Помню, идём по коридору, и я ему говорю, что хотел бы попасть на приём. Он говорит: а заходи ко мне. Я прихожу к нему через два часа, рассказываю, что собираюсь проводить круглый стол по энергосбережению и по инвестициям. Говорю, что нужно сделать так, чтобы предприятия работали в замкнутом цикле. Пшеницу собрали, положили на элеватор, элеватор отдал хлебозаводу, хлебозавод хлеб выпек и продал. В результате — все деньги здесь. Он сказал, что ему всё это очень интересно и что он приедет на круглый стол. Так мы с Захарченко и познакомились.
Общаясь с Трапезниковым — мы вместе ехали в сторону Новоазовска, — я особенно удивлялся, что он с одной и той же интонацией рассказывает о вещах, казалось бы, несовместимых.
— …Вот здесь мы налетели на украинскую колонну… С этой лощины нас обстреливали… — и уже через минуту: — В Тельманово мы одними из первых выдали учителям зарплату, одними из первых организовали банк. Я приехал в Донецк, говорю: мы открываем банк. Они говорят: надо то-то и то-то. Говорю: у меня всё готово. Мне говорят: «Что вы тут рассказываете? Люди месяц всё необходимое готовят!» Говорю: завтра вечером можете приехать принимать у меня банк… Правда, сутки там все у меня работали не покладая рук, но и мебель мы нашли, и компьютеры, и всё. Нашли банкиршу — женщина до этого работала в «Райффайзене», и вот до сих пор работает. — И тут же: — А вот здесь я диверсантов задержал. Они были не местные, побежали, не зная дороги, и прибежали в тупик. Я уже знал, что они в тупик бегут. На машине подъехал, я в «гражданке» был, вышел с автоматом… — И через минуту — опять про хозяйство, с тем же невозмутимым видом.
— У вас какое образование? — поинтересовался я.
— Я закончил по первому образованию Строительную академию (инженер-строитель). Там же спустя время защищал кандидатскую. Закончил Академию управления (менеджмент, экономика) и экономико-правовой факультет Национального университета.
— Три образования?
— Да, так сложилось. Хотел учиться.
В который раз с внутренней усмешкой вспоминаю киевскую пропаганду про донбасских «братков и бандитов», взявших власть.
Я попросил его охарактеризовать Захарченко.
— Могу рассказать следующее: каким я увидел его в первый раз и нынешний Захарченко — совершенно разные по восприятию. Он совсем по-другому говорил тогда. Сегодня у него уже поставленная речь. Да, он учится. И надо понимать, какая у него нагрузка: если даже в нашем масштабе нагрузка была сумасшедшей, когда там всего лишь Тельмановский район — 14 тысяч население; а когда вся республика… Тем более и война, и гражданская жизнь — всё вперемешку. Понимаешь: время пролетело быстро, в иные дни вечером казалось, что то, что было утром, — случилось неделю назад. Столько было информации, столько решений, что постоянно ловил себе на мысли: а когда это было? Вчера или час назад? Конечно, бешеная нагрузка, и, да, Захарченко очень изменился. Он начал ориентироваться в политике, в госстроительстве. Я пришёл в донецкую администрацию в конце декабря и приступил к обязанностям где-то после новогодних праздников. И я ему сразу сказал, что нужно выстраивать штатное расписание, систему оплаты и так далее. И он вникал во всё. Все эти талмуды, которые я приносил ему, — он всё смотрел, всё читал. Он очень обучаемый; вы у меня у́читесь, говорил он, я у вас — будет у нас нормальная команда и будут результаты.
— Командный состав республики: мэры, прочие управленцы — это что за люди?
— История любой революции повторяется. Не зря когда-то Булгаков высмеивал шариковых и швондеров. Конечно, и у нас это всё произошло. Почему называли наш первый депутатский созыв «нулевым»? У многих была полная невменяемость. Они не ориентировались ни в политике, ни в экономике, ни в войне, ни в чём! Кто-то пришёл ради идеи, а кто-то пришёл нажиться. Люди абсолютно разные были.
— А много ли важных специалистов — без которых в республике как без рук — выехали отсюда? И насколько сильно они обижены на новую власть?
— Во многих случаях выехали те люди, что сидели у бюджетного корыта, а их оторвали, — спокойно отвечает Трапезников. — И для них это очень больно. Они понимают, что больше сюда не вернутся. К примеру, начальники БТИ, начальники теплосетей. Здесь было больное государство: существовала незыблемая система откатов. Те же теплосетевики показывали, что они убыточные. Что население платит тариф меньше, к примеру за газ, значит, нужны от государства дотации. Соответственно, зарабатывали миллионы. Часть отдавали своим вышестоящим руководителям. Как правило — это именно те люди, которые ожидали, что всё вернется. И теперь у них страшная ситуация: нужно самим зарабатывать…
Я посмеиваюсь; Трапезников даже не улыбается — он не шутил, он рассказывал вещи, простые до банальности.
Зиму с 2014-го на 2015-й все следили за событиями в донецком аэропорту.
Замайданная Украина болела за своих, как она их прозвала, «киборгов»; было понятно, что не сдавать аэропорт — государственная, на высшем уровне, принципиальная установка киевских властей: что хотите делайте, но чтоб аэропорт был.
Тем более что оттуда было так удобно стрелять по Донецку в честь инаугураций и прочих праздников.
Характерная черта украинских СМИ: первые месяцы они даже не делали репортажей из зоны АТО. Журналистов туда элементарно не пускали — по крайней мере, на передовую: видимо, чтоб в прессу не попали репортажи о том, как артиллерия бьёт по городам.
Когда российские военкоры — Евгений Поддубный и Семён Пегов, хотя далеко не только они, — уже выдали десятки репортажей из самых горячих точек войны, — украинские их коллеги ещё даже не расчехлили свои видеокамеры.
Первые настоящие репортажи у них начались, когда тема «киборгов» стала общеукраинской. Страна должна была знать своих героев — ну, и узнала.
Тогда в который раз выяснилось, что «киборги» ничем особенным от русских не отличаются: то есть, они русские и есть, и говорят на русском, и ведут себя так же.
Разве что, по факту, воюют похуже.
Захват аэропорта — заслуга батальонов Моторолы и Гиви.
Недаром одной из первых марок, которую выпустило ведомство Виктора Яценко — министерство связи Донецкой народной республики, — была марка «Герои Новороссии Гиви и Моторола».
Как в Гражданскую: чтоб человека признать героем, долго ждать не надо, герои нужны живыми.
