— Я слушаю, лейтенант Наталья Голицына, — ответил Петровский, рассматривая ее с улыбкой, — что поручил передать мне командующий?
— Константин Константинович сказал, что вы можете оставить позиции и отойти в тыл. Он благодарит за службу. Хотел сам приехать, лично, но обстановка не позволяет. Как только все наладится, он обязательно познакомится лично с каждым, кто сражался на батарее, и еще, — девица запнулась, проглотив слюну, — командующий просил передать, что всем, и живым и мертвым — ордена Красного Знамени, без исключения. А вас, товарищ генерал, он представляет к Герою Советского Союза. Он так и сказал мне, передай Алексею Александровичу — к Герою. И добавил, если жив, конечно. А нет — так посмертно, — голос Натальи дрогнул.
Лиза смотрела на нее, не отводя глаз. Она не могла поверить, что нашла сестру. Столько искала, а нашла — кто бы мог подумать! — на разбитой батарее Петровского у поселка Обояни, на самом переднем крае! Слезы катились у нее по щекам. Она не могла выговорить ни слова от волнения.
— Что ж, спасибо тебе, лейтенант Наталья Голицына, — Петровский тепло пожал девушке руку, — за добрую весть. Но и для тебя у нас тут на батарее припасен подарочек, — он лукаво улыбнулся.
— Подарочек? — Наталья насторожилась, — какой подарочек, товарищ генерал?
— А ты посмотри сама, — он взял девушку за плечи и повернул лицом к Лизе. — Наверняка не чаяла, не гадала.
— Лиза! — Наталья ахнула, всплеснув руками, — Ты была здесь?
— Да, мы вот шесть танков подбили, — проговорила та, шмыгнув носом. — Вот я, сержант Курбатов, — она обернулась и вдруг улыбнулась сквозь слезы: — Курбатов спал около орудийного колеса и совсем не слышал ничего из того, что сообщила Наталья.
— Лиза! Лиза, наконец-то! — Наталья бросилась в объятия сестры, — Лиза, как же я тосковала!
— И я, милая моя, я думала, мы никогда не встретимся вновь!
— Вот и нашли друг друга, — заключил удовлетворенно Петровский и подтолкнул спящего Курбатова: — Вставай, кавалер ордена. Кто орудие потащит, не оставлять же его тут. Оно вполне пригодно для дальнейших боевых действий.
— Сейчас, сейчас, товарищ генерал, простите уж, вздремнул слегка, — тот быстро вскочил, протирая глаза, и, увидев Лизу с сестрой, пошутил: — Вот так фокус. Засыпал — была одна девица, а проснулся — две.
— Я напишу Катерине Алексеевне, что вы встретились, — добавил Петровский, обращаясь к Лизе. — Она теперь на Брянском направлении, но будет очень рада за вас, я уверен.
— Спасибо, Алексей Александрович, напишите, что я кланяюсь ей низко, низко, до земли, — ответила Лиза, и слезы снова навернулись у нее на глазах.
— А Катерина Алексеевна, кто будет-то? — деловито осведомился Курбатов, снимая орудие с крепежа. — Я слыхал, будто царица такая у нас была давно когда-то, ну, еще лет двести назад.
— Катерина Алексеевна — моя жена, — ответил Петровский и пошутил: — Ты, я погляжу, Курбатов, образованный, много знаешь. Дай помогу, а то ноги отдавишь, — он взялся за орудие с другой стороны.
— Так четыре класса сельской школы, — ответил сержант не без гордости. — Больше всех моих братьев закончил, благо, что младшенький. А всего нас восемь было. Так троих на Первой мировой угрохало, троих в Гражданскую порубали, вдвоем остались мы — я да брат мой, на шесть годов меня старше. Так он — инвалид, на одной ноге прыгает, вторая — протез. На войну не взяли, в Свердловске на танковом заводе вкалывает.
— Да, щедра наша Россия-матушка, — заметил Петровский, оглядывая поле боя. — Вот помнится, я в академии читал, как писатель наш Лев Толстой рассуждал о том, что никогда не понять, черной кости — белую, и наоборот, что страшно далеки друг от друга, простой человек и тот, кто при власти находится. А вот поняли же мы друг друга на этой батарее, как скажешь, Курбатов? — он хлопнул сержанта по плечу. — Согласен со мной?
— Как не согласиться, товарищ генерал? Я, по правде сказать, писателей не шибко знаю, но когда припрет, кого хошь поймешь. Я уж, честно признаться, готовился на этой высотке с жизнью проститься. Но ведь выстояли же…
— Выстояли, Курбатов, спасибо тебе, — Петровский обнял смущенного сержанта. — И тебе, — он прижал к сердцу заряжающего. — Всем спасибо.
— Товарищ генерал, живы, вот радость! — к батарее подкатила видавшая виды запыленная полуторка, с нее спрыгнул хорошо знакомый Лизе адъютант Петровского, Зеленин, голова у него была забинтована, пятна крови проступали сквозь марлю. — Я уж все вокруг облазил, где вы, что? И вы, товарищ майор, — он бросил взгляд на помощника генерала, — тут со мной доктора, — он указал на санитаров, спустившихся из полуторки следом, — всех раненых сейчас заберут, и — в госпиталь. А вас, товарищ генерал, Константин Константинович к себе требует. Немец по нашему направлению отступил, заглох на время, так он лично желает ордена вручить.
— Что ж, собирайся, солдат, — обернулся Петровский к Курбатову, — прокатят нас на машине. Все лучше, чем пешком ходить.
— И вас, девица, разыскивают, — добавил Зеленин, обращаясь к Наталье, — генерал Ватутин о вас волнуется, как бы чего не случилось, и обратно в свое расположение затребовал.
Ближе к вечеру сражение стало затихать. Когда сумерки сгустились, из темноты ветер доносил далекий скрежет танковых гусениц, перестук пулеметов, едва различимую перекличку голосов. В небе под звездами проносились самолеты, то советские с красными звездами на бортах, то немецкие — с черными крестами. На горизонте навстречу друг другу полыхали лучи прожекторов. Несколько секунд они крест накрест пересекали небо, потом внезапно исчезли. Иногда на отдельных участках фронта вспыхивала ожесточенная перестрелка, точно перепалка, но быстро смолкала. Обе стороны были измотаны и готовились к следующему дню.
Орлова и майора Волосюка, помощника Петровского, доставили в госпиталь. Осмотрев Алексея, доктор и ломаного гроша не дал за его жизнь, так покалечило его у Обояни, к тому же сказывалась большая потеря крови. Но Лешка удивил всех — он боролся за жизнь и выстоял, точно в бою. Лиза рвалась навестить его в госпитале, но ее не пускали.
Едва рассвело, 8 июля Манштейн нанес новый удар по Воронежскому фронту, и войскам Рокоссовского пришлось вступить в дело, чтобы заставить немецкого военачальника распылить силы. Однако натиск Манштейна не ослабевал, в бой были введены все танковые соединения, имевшиеся у немцев в наличии, они стремились расширить и закрепить удачный для них прорыв к Курску.
Одиннадцатого июля 1943 года армады «тигров» подползли к селению Прохоровка — Манштейн решил железным кулаком пробить себе дорогу в западном и южном направлениях. Силы танковой армии генерала Рыбалко, противостоящей великолепно вооруженным дивизиям СС «Мертвая голова» и «Викинг», остававшимся до поры до времени в резерве, были уже исчерпаны. Рокоссовский и прибывший к месту сражения маршал Жуков запросили Сталина о возможности введения в бой танковых соединений резервного Степного фронта. Это не входило в планы ставки, но ничего иного не оставалось. «Тридцатьчетверки» Степного ускоренным маршем подошли к Прохоровке, захваченной эсэсовцами, 11 июля к вечеру. Танковое сражение длилось всю ночь и на другой день 12 июля достигло апогея.
Над полем боя, ни на мгновение не прекращаясь, кипели воздушные схватки — «миги» и «лаги» вели воздушные бои с «мессершмиттами» и «юнкерсами». Густой дым тяжелыми волнами заволок сияющую на солнце степь. Танки горели, черное чадное пламя поднималось высоко. Когда к вечеру немецкая армада откатилась, так и не сумев прорваться дальше Прохоровки, поле боя представляло собой ужасное зрелище — на склонах холмов и на равнинах между холмами догорали сотни танков, немецких и советских, нередко перевернутые после столкновений, вздыбившиеся друг над другом в последней смертельной схватке.
Протирая пилоткой новенький орден Красного Знамени сержант Курбатов присел у своего орудия, покореженного от столкновения с «пантерой». Он отказался уйти в тыл и попросил, чтобы его снова направили на передовую. Совсем не устал солдат. «Как устанешь, товарищ маршал, когда такая махина прет? Тута уж не до отдыха. Потом отдохнем, коли живы будем». Невдалеке в окопе — три бойца-пехотинца. Один — мертвый, до сих пор сжимает в руке так и не брошенную в противника противотанковую гранату. Двое других, наспех перевязанные, в замаранных кровью бинтах, сидят на месте, о том, чтоб отправиться в госпиталь, даже и не думают. Понимают, как и Курбатов — не все кончено еще.
Только к пятнадцатому июля, отчаявшись пробиться к Курску, Манштейн отошел по всему фронту, а введенные советской ставкой резервы развили успех, начав наступление. За три дня немецкий фронт был прорван на протяжении сорока километров. Части Красной армии двинулись вперед, освобождая оккупированные территории. Воспользовавшись передышкой, Лиза отпросилась навестить Орлова. Но в госпитале ее ждало разочарование — накануне его отправили в тыл, куда — врач только пожала плечами: может, в Свердловск или в Уфу.
