я «Аргон», да!
С бойцом «Неон» бежит по обочинам грунтовой дороги, ведущей к Громовскому. «Неон» вертит головой, украинские диверсанты в степи. Их не может быть много. Танки гвардейцев ушли, танки десантников лишились экипажей, мотострелки — на другом конце села. Сейчас диверсанты начнут резать водителей у машин и смогут добраться до ППУ, где связь…
— Стой! Кто идет?! — наугад кричит «Неон».
В ответ из травы раздается очередь. «Неон» падает на колено и открывает ответный огонь. Страшный удар в спину бросает «Неона» на землю. Он кашляет, озирается. Пуля попала под лопатку, и бронежилет выдержал.
«Неон» садится. Грудь ломит от боли. Рацию он потерял в темноте. Сергей оказывается рядом. «Неон» жестом указывает, куда бойцу вести огонь. Говорить он не может. И дышит с трудом. Неужели легкое пробито? «Неон» ощупывает зубы языком, крови во рту нет.
Диверсанты в поле по обе стороны дороги, поэтому «Неон» стреляет влево, а Сергей — вправо. Ночной бой без ПНВ бессмыслен, но диверсанты раскрыты, их миссия потеряла смысл.
Ногу пронзает острая боль. Вторая пуля прошла по касательной по пальцам ноги.
«Неон» теряет сознание, когда слышит над головой очередь из автоматической пушки. БТР-82 мотострелков выскакивает из деревни им навстречу и выкашивает траву в степи. Там, где прячется украинская ДРГ.
* * *
В полпятого утра на ППУ приезжает «Синица» с полковником, замом по тылу дивизии, в пять просыпается комполка. Ему докладывают о бое с ДРГ.
— Гнилой левый фланг! Гнилой! — сокрушается «Аляска» и смотрит на «Прозу»:
— Андрей Владимирович. Я не могу обеспечить вам безопасность. А книга должна выйти. Ступайте.
На войне не принято прощаться. С передка пришла традиция при рукопожатии сказать: «не прощаемся!».
«Аляска» жмет руку «Прозе»:
— Не прощаемся!
— Не прощаемся!
Луна спряталась. Все бегут к укрытой машине в полной темноте. «Проза» — старый, ничего не видит даже в очках. Он самый медленный, бегущий сзади полковник из штаба дивизии то и дело ловит «Прозу» за шиворот, чтобы тот никуда не ввалился, и шепотом рычит «Синице» не спешить.
В УАЗике на обратном пути «Синица» пытается что-то говорить «Прозе», но тот устал, спит. Во сне у «Прозы» работает единственный солдатский рефлекс из советского прошлого — «не поймать мушку»: он держит автомат между ног рукой за пламегаситель, чтобы ненароком не надеться на ствол глазом во время тряски.
«Проза» во сне чувствует, как на него падает каска, ловит ее и спит дальше с двумя касками: своей — на голове и полковника, кто так трогательно ловил его за шиворот, в руках.
Днем «Проза» едет в магазин, куда Джумабай Раизов ходил посмотреть на симпатичную девушку-продавщицу.
Она на месте. «Проза» ждет, пока выйдут солдаты, но в магазин тут же заходят местные жители.
— Можно вас на пару слов? — обращается «Проза» к девушке.
— Да. Давайте здесь, — брюнетка с тонкими чертами лица и узлом на затылке выходит из-за прилавка.
— Возможно, вы помните, к вам неделю назад заходил молодой мальчик-казах? Иногда…
— Может быть… — она недоумевает.
— Возможно, вы даже не разговаривали ни разу. Он, когда ехал на задание, всегда приходил посмотреть на вас. Просто посмотреть. Он погиб позавчера.
— Я сочувствую…
В глазах девушки блестят слезы.
— Нет, я не о том, — «Прозе» нет дела до ее сочувствия. — Я пришел сюда ради вас. Вы были его музой. Это — редкий дар. Вы способны быть чьей-то музой. Берегите это в себе. Вы способны кого-то вдохновить на подвиги. Это важно.
Они оба плачут. «Проза» легонько встряхивает девушку за плечо, пытаясь ободрить. То ли ее, то ли себя.
* * *
Ноябрь.
«Дрозд» спускается в блиндаж, где в клубах табачного дыма его встречают два мотострелка из мобилизованных. Блиндаж такой крошечный, что оба топчана расположены, как в вагоне, один над другим. Раскаленная железная печка не позволяет развернуть карту. Остальные спутники «Дрозда» остались снаружи.
— Вы из какого полка? — «Дрозд» прислоняется спиной к стене.
— 36-го, — отвечает боец лет сорока с длинными вертикальными морщинами на щеках.
Хотя оба мобилизованных сидят, видно, что он значительно выше товарища.
— 376-го, — не соглашается второй — низенький, круглый, крепкий, в свитере, сером от бетонной пыли.
Они переглядываются и смеются.
— Короче, мы сами не знаем, — говорит высокий.
«Дрозд», как цапля, прижимает ногу к колену и все-таки разворачивает карту:
— Нам тут кусок фронта нарезали.
— У вас и карта есть? — удивляется высокий.
— А вы что? Офицер? — уточняет боец в свитере.
— Да. Подполковник, начальник штаба полка. Рекогносцировка. А ваши офицеры где?
— Есть старший лейтенант, командир роты, он за речкой. Других не видели, — боец в свитере щерится, демонстрируя выбитый верхний зуб.
— Здесь где-то чэвэкашники должны быть, покажете?
— Покажем, — первый встает, подхватывает каску с топчана.
Второй натягивает черную вязанную шапочку.
«Дрозд» первым выбирается наружу. Оба мотострелка, оказавшись на поверхности, немедленно закуривают.
Вокруг непролазная грязь, по разбитой техникой дороге идти невозможно. Мотострелки идут первыми, ступают на подмерзшие отвалы грязи вдоль колеи. Легкий туман стелется в двухстах метрах по обе стороны дороги. Снега в степи нет — только грязь.
Со свистом в двухстах метрах прилетает мина. Она входит в мокрую землю с чавкающим звуком.
«Дрозд» падает на землю, идущий за ним «Синица» повторяет движение командира и шепотом матерится, зам по тылу вымазался сильнее.
— Мужики, вы че? — с улыбкой оборачивается боец в шапочке.
— То ж не по нам, — второй затягивается, стараясь докурить сигарету до самого фильтра.
Туман густеет.
«Дрозд» смотрит на них снизу вверх. Мотострелки из мобилизованных молча докуривают, дожидаясь, пока десантники встанут и отряхнутся.
«Дрозда» охватывает ощущение нереалистичности происходящего. Оба мотострелка без бронежилетов, высокий — в советской каске, у второго на плече — не солдатский вещмешок, а «сидор», с которым уходили на войну в 1941-м. Из современного на мобилизованных только берцы.
— Вам тудой, — говорит высокий и бросает окурок далеко вперед.
Боец в свитере и шапочке свой окурок небрежно роняет и притаптывает ботинком.
Не говоря ни слова больше, бойцы растворяются в тумане.
— Не прощаемся! — кричит «Дрозд» им вслед, уверенный, что только что увидел призраков той, прошлой войны.
«Синица», видимо, считает так же.
— Тут у них что? Портал в сорок второй год?
Подполковников обгоняют разведчики, которые так и не поняли, почему старшие офицеры замешкались.
— Вы их видели?
— Кого? Мобиков? Конечно! — как ни в чем не бывало заявляет командир разведроты.
Атмосфера абсурда исчезает, туман — снова обычный туман, и грязь так же хлюпает под ногами.
— Не прощаемся, — доносится из тумана голос щербатого.
* * *
Командир 704-го полка «Аляска» стоит на правом берегу Днепра
