«Как они умудряются сохранять свои зубы?» — завистливо подумал Герман, нащупывая языком рассыпавшуюся пломбу, и уже вслух добавил:
— Привет, Гульмамад! Вот, переводчика привёл.
Солдат, бросив взгляд на нового человека, зашёлся витиеватым восточным приветствием:
— Четр`урости, х`убости, джандж`урости, бах`ейрости...
— Дурости, тупости, — подхватил его словесный понос Акбар.
Гульмамад сбился и вопросительно взглянул на своего русского друга.
— Гульмамад, расскажи про ту банду, что пришла с Пакистана.
Акбар бесстрастно перевёл. Афганец вопросительно глянул на Германа и, получив кивок одобрения, разлился в словесах. Переводчик часто вставлял свои вопросы, на что источник информации пускался в многосложные объяснения.
— Что он говорит? — не выдержал Герман.
— Пока только рассказал о хозяйстве отца и о брате, который ходил в Пакистан и не привёз ему подарков.
Герман был озадачен: «И об этих глупостях нести околесицу целых пять минут!»
Видя его нетерпение, Акбар успокоил: «Дай парню выговориться».
Но скоро лопнуло терпение и у переводчика.
— Хаф`е шо! (заткнись!)
Гульмамад с обидой посмотрел на таджика. Герман постарался его успокоить. «Продолжай», — попросил он переводчика.
Диалог возобновился.
— ...энгел`обе с`аур... мамляк`яте кадим`и... Зенде бод! Бабр`аке ашр`аф!.. — летела витиеватая патетика из уст не на шутку разошедшегося афганца.
— Что он говорит? — опять не выдержал оперработник, унимая начавшийся нервный тик в ноге.
— Говорит о его верности идеям Саурской Революции, желает здоровья Бабраку Кармалю, цитирует...
— Угрёбок! Гульмамад, я тебе морду набью! — вскипел нетерпеливый каскадовец. — Про банду говори! Сколько стволов, сколько людей, где будет склад!
Испуганный афганец начал мигать одним глазом, скрытым от переводчика.
— Погоди, Акбар, дай я ему пару слов скажу, — попросил переводчика Герман.
Когда таджик отошёл, Гульмамад что-то горячо залопотал Герману на ухо. Оперработник в отчаянии откинул голову.
— Не по-ни-ма-ю! — по складам прошипел он.
— Гирьм`анн — дуст! Акбар — душман!
Герман, по-отечески заглянув в глаза испуганному афганцу, пропел:
— Герман дуст, и Гульмамад — дуст. А Акбар — большой дуст! Понял ты, дубина стоеросовая?
— Поняля, увесьйо поняля, дупин эстоеросо... — закивал головой источник информации.
Всё сильнее раздражавшийся оперработник в сердцах чертыхнулся, но, сдерживая эмоции, подошёл к Акбару и попросил продолжить.
— Где ты только этого идиота выискал, — враждебно поглядывая на Гульмамада, проворчал толмач.
Через десять минут словоохотливый источник начал, наконец, давать нужную информацию. Герман записывал цифры, имена, названия кишлаков и другие необходимые для отчёта данные.
Солнце стояло уже довольно высоко, когда взмокшие от напряжения собеседники завершили разговор.
— Ну, ты теперь понял, за что мне нужно орден давать? — резюмировал переговоры Акбар.
— Понял, понял, дорогой. Спасибо тебе, — искренне поблагодарил его Герман, одновременно угощая осунувшегося от усталости Гульмамада сигаретой. Афганец принял подарок, засунул его за ухо и нырнул в свою будку. Вскоре он вернулся с пачкой «Мальборо» и, щёлкнув пальцем по ней, предложил американскую сигарету своему русскому другу.
— Ну, я пойду? — спросил переводчик.
— Да, конечно. Ещё раз спасибо!
Герман, затушив болгарскую сигарету, чиркнул спичкой и затянулся импортным дымком, предлагая и Гульмамаду сделать перекур.
— На хэйр, дуст! На хэйр, аз`изам!
— Да что вы всё заладили: на хер, да на хер, — обиделся Герман, — я же тебе прикурить предлагаю, а не штаны тебе подпалить.
— Нет, дуруг! Нет, льюбимая! — сам себя перевёл афганец. — Пасматрель! — С этими словами Гульмамад ловко облизал американскую сигарету, засунул её между мизинцем и указательным пальцем, сжал руку в кулак, а кулак приставил к губам. Чиркнула спичка, и афганец блаженно затянулся дымом, втягивая его через отверстие между большим и указательными пальцами.
Герман попытался повторить фокус, но скоро закашлялся, почувствовав, что от двух затяжек у него закружилась голова.
— Ага! — догадался он. — Так вот вы как кайф ловите!
Афганец, докурив табак из импровизированного кальяна, глянул ошалелыми глазами на «старшего брата», хлопнул ладонью по его протянутой руке и, как побитая собака, на четвереньках вполз в зелёную будку.
— Бомоно худо! — произнёс Герман заученную фразу прощания и, вставая на затёкшие ноги, добавил: — Аминь!
Вернувшись в палатку, уставший оперработник тут же приступил к оформлению полученной от Гульмамада информации. Плутая в лабиринтах русского языка, он абзац за абзацем заполнял чистый лист бумаги. Закончив первый, Герман оторвался и прислушался к разговору своих друзей, допрашивающих героев вчерашнего бомбометания. Малышкин излагал всё подробно, в то время как Олег Филимонов ограничивался шутливыми комментариями относительно отдельных эпизодов вертолётной атаки.
— ...и когда двести килограммов полетели вниз, вертолёт при наборе высоты аж затрясся от напруги. Пара секунд — и нас бы разнесло к едрёной матери вместе с этим складом!
— А ты сам где был? — спросил Виктор Колонок, пришедший из соседней палатки послушать участников операции, в результативности которой он ещё вчера утром сильно сомневался.
За друга ответил капитан Репа:
— Он сидел на кормовом пулемёте и бил прямой наводкой по нафарам.
— Репа, так за пулемётом должен был сидеть ты! — вмешался в разговор Герман.
— Я их косил из открытой двери.
— Ну и многих положил? ...А как же ты не вывалился? — полетели новые вопросы.
— А Репу пристегнули карабином за фал... — помог другу Филимонов.
— В двоих вроде попал, — перебил его Конюшов.
— Не трепись! Это я их из кормового уложил!
Герман немного послушал скромных героев и, раздираемый завистью, вернулся к отчёту. Скоро документ на двух листах был готов. Герман вложил его в папку и вышел из палатки, но вдруг вернулся.
— Мужики, а вы мой журнал не видели? — обратился он к друзьям, обсасывающим очередной героический эпизод.
— Это тот, что с бабами? — уточнил кто-то из толпы.
— Да, с ними...
— Белоусов во вторую палатку уволок, — дал наводку Колонок.
Герман решил не терять время и направился в штаб. «Бабы могут подождать», — резонно подумал он. В штабной палатке первое, что бросилось в глаза, был его журнал «Плейбой» с тем же разворотом и с той же девкой на нём, что и вчера. Над девкой склонился сгорбленный полковник Стрельцов, вооружённый, помимо очков, большой армейской лупой. Он беззвучно шевелил губами, читая через мощную оптику набранный мелким шрифтом комментарий к картинке.
— Разрешите обратиться, товарищ полковник! — что есть мочи гаркнул вошедший.
У старика выпала из рук лупа и с носа, зацепившись за одно ухо, сползли очки. Распрямляясь и возвращая очки в исходное положение, полковник закрыл топографической картой изображение голой девицы и наконец обернулся к Герману.
— Разрешите доложить, товарищ полковник! — продолжал капитан.
— Не разрешаю!
Герман слегка струсил.
— Это вы... Это вы, товарищ капитан, распространяете среди личного состава идейно ущербную литературу?! — приходя в себя и закипая от гнева, заревел полковник.
— Никак нет! Это подарок моего доверенного лица!
— Такого же похотливого, как и вы?!
— Никак нет! Как... — у Германа чуть не сорвалось «вы», но он вовремя спохватился.
— Договаривайте, капитан! — зловеще потребовал командир отряда, размахивая перед его глазами вытащенным из-под карты журналом.
Герман струсил не на шутку.
— Вы когда последний раз советские газеты читали? — строго спросил Стрельцов.
— Вчера, — честно признался побледневший офицер, имея в виду тот клочок газеты, что он пытался прочесть в загаженном окопе.
— А если бы эта дрянь попала в руки наших солдат! Какой пример вы подаёте подрастающему поколению!
Наступила гробовая тишина. Полковник с мрачным видом ходил из угла в угол. Наконец он брезгливо отбросил «Плейбой» на кровать.
— Вы хотя бы отдаёте себе отчёт... — с неприязнью глядя в глаза, снова обрушился он на стоящего по стойке смирно офицера. Но очередной разряд гнева был нейтрализован вторжением майора Белоусова.
— Разрешите, товарищ полковник!
Не дождавшись ответа, Белоусов вышел на середину палатки и протянул старику засаленный журнал «Пентхауз».
— Как вы просили, товарищ полковник! — докладывал, ни о чём не подозревая, майор. — «Плейбоев» не было, пришлось взять «Пентхауз», но бабы там даже лу...