светят, и что-то крупное летит, вверху жужжит все. Организмом чувствуешь, когда стена плотного огня. Такое же будет со мной потом при штурме, когда сам организм тогда сработал и дал понять: «Стена, ложись!» – но об этом позже. А сейчас… летит все в нас. Ночь, и они не суются на участок, думают, что пулемет с участка бьет, потому участок и прочесывают. Пулемет замолчал. Нет, снова работает. Опять замолчал. Нет – снова работает. Опять замолчал. Убиты? Нет, работает. Замолчал, долго молчит. Убиты! Нет – снова пулемет работает. Все это продолжалось часа три, пока БМП не уехала. Утром мой правый глаз уже совсем не видел, закрылся, и в виске правом острая боль. Левый глаз слезится. Я рад, что живой и что на зачистку этой точки они не сунулись. Иначе был бы уже представлен к Герою России и Платиновой Звезде, только посмертно. Слышу шаги. Голос пулеметчика, бывшего медика:
– Жив?
– Жив, – отвечаю, – вот только что на ваши трупы хотел сходить посмотреть.
На это пулеметчик поворачивается к своему второму номеру и со смехом говорит:
– Слышь, он нас похоронил! – Оба как заржут.
Вот такие на Руси мужики бывают. А ведь в ту ночь по нам работало все, все летело, что головы не поднять. Здорово они тогда участок тот обрабатывали.
Выбрался я из окопа, осмотрелся. Пулеметчик, который медик, говорит мне:
– А пошли-ка со мной.
Пошли, уселись подальше к зеленке. И он давай осматривать мой глаз.
– Веко у тебя… там фигня блестящая, и я сейчас бы вырвал ее, но не буду.
Он стал вызывать по рации руководство и договариваться отправить меня на эвакуацию. На глаз мой наложил повязку. Проводили они меня до старого участка моего и сдали командованию. Смотрели на меня бойцы как на вернувшегося с того света, ведь огневые удары противника были слышны им, и никто не ожидал увидеть меня живым. Второе рождение. Затем я был сопровожден до эвакуации. Шел я, честно сказать, как слепой котенок по лесополосе, еле различая тех, кто ведет меня впереди. А затем, когда дошли до дачного поселка, дорога стала ровнее, но идти мне было совсем просто. Через дачный поселок по проселочной дороге к дороге главной, а там и эвакуация. На эвакуации сдал свою разгрузку, бронежилет, каску, автомат. К раненым там относятся всегда бережно. Каждый раненый уже герой. Пришла машина, УАЗ медицинский. Для читателя гражданского поясню, что возят раненых примерно на такой же машине, как скорая помощь, это чтобы понятней было несведущим в этом деле людям. Раненых там со мной было человек шесть и еще седьмой лежачий, который потом всю дорогу мучился.
– Садись батя, осторожней, – помогают мне подняться бойцы. Не важно, какое ранение у тебя, бережное отношение, повторюсь, ко всем раненым, и никого в «Вагнере» не бросают, это для сведения.
Сначала мы прибыли на ту самую «Гайку», где нас осматривал наш врач. Врач этот был здоровенный мужчина, ходил в защитного цвета форме, под которой видна была вэдэвэшная тельняшка. Вот он и вынул мне эту блестящую железяку из правого верхнего века:
– Теперь висок не болит?
– Теперь нет, – отвечаю я ему.
– Так всегда бывает, маленькая, а вреда много.
Сделав соответствующие его положению врача записи в документах, он меня отпустил. Я стал ждать того, когда он осмотрит остальных моих товарищей по ранениям. Далее мы поехали в Первомайку. Первомайск. Там находился военный госпиталь. Ждали в коридоре, потом осмотр. Потом кушетка – и глаз осматривал мужчина и еще женщина в белом халате. Может, тоже врач, а может, медсестра. В этом госпитале мне констатировали рану и ожог правого верхнего века. Затем Луганский госпиталь ветеранов, где я пробыл три дня. Делали уколы для расслабления мышц и закапывали что-то в глаз. Быстро восстановили, врачи хорошие.
Врачи? Половина из них за нас и нами восхищаются, а другие могут просто выразить свое мнение такой фразой: «Езжай лечиться в рашку». Разные люди и разные мнения. Меня лечил хороший глазной врач, мужчина, который положил меня чуть ли не в отдельную палату, и это при том, что все палаты были почти заполнены. Со мной был еще один товарищ по оружию. Он был ранен, когда раненого тащил. Разговорчивый парень, лет так примерно двадцати пяти. Он был с Проекта «К». Ходил я и в курилку на коридорную лестницу, где мужики рассказывали каждый о своем. Оказывалось, что у всех почти одно и то же – война, одним словом. Помню молодого мужчину, который почти не видел ничего, но был рад тому, что выжил и побывал там. Внизу, на первом этаже, дежурили особисты. Они решали наши проблемы. Ну, там позвонить домой или денег выделить на неприхотливые продукты: сладости, чай или сигареты. Хотя там работал наш вагнеровский склад и утром все шли туда в очередь. Я, лично, пользовался только продуктами со склада. Здесь каждый день выдавали немного чая, пачку сигарет или печенья, или могли дать какую-нибудь одежду. Я там, в этом госпитале, вымылся впервые за начало командировки. Душ, горячая вода – как приятно после окопов стоять под горячим душем, рай. Каждый день ходил в душ и не раз. Кормили сносно. В этом госпитале я смог впервые дозвониться до любимой своей спартанки, ждущей меня дома:
– Это я, Танюша…
– Дозвонился, ты где?
– В госпитале?
– В госпитале?!
– Не беспокойся, просто царапина маленькая.
– Какая царапина? Говори, что у тебя?
– Говорю же – царапина.
А потом мы говорили с ней о доме, о дочери, о многом еще. Однако время ограничено, и всем хочется домой позвонить. Очередь копится. Одним словом, все хорошо, и выписали меня на четвертый день. Прибыл я снова на ту самую базу – «Гайку». Кстати, нормальное название этой базы, а вернее шахты, звучит так: Шахта имени А. И. Гаевого. Это Донецкая Народная Республика! Так вот, прибыв на базу, я был поселен в подвале, в котором находилась уйма народа. Если скажу сто человек, совру, намного больше. Спали в подвале на настилах из досок, стоящих на всякого рода ящиках. Вот кладешь на доски каремат, спальник на него и на этом спишь. Тут же можно было чая заварить, на полу. Или паек подогреть на сухом спирте. Все на полу прямо перед своей «постелью». Никого ничего не смущало – война. Рядом со входом обычно сигареты в ящике лежали или даже вкусности разные. По-разному в разное время. Как-то лежу на своем ложе, и заходит знакомый мой из Молькино. Спецподготовку вместе проходили. Я,
