Ганс подождал немного, затем поднялся. Боль в ране была мучительной, дергающей. Осторожно открыв дверь, он вышел на цыпочках в коридор. С кухни доносились стук посуды и болтовня женщин. Ганс беззвучно опустился на колени у двери гостиной и стал прислушиваться.
Неуверенный в себе полковник лопотал:
— Что бы ты ни говорил, кажется невероятным, что группа ребят может учинить такое в часы занятий. Я не могу назвать это воспитанием.
Больман покровительственно рассмеялся.
— Ну что вы, полковник, это составная часть воспитания. Я уважаю ваши воинские достоинства, однако должен напомнить вам, что времена переменились, и людям в соответствии с ними тоже надо меняться. Весь геополитический вопрос, тем более расово-историческая область являются совершенно новыми сферами обучения и воспитания.
В прежние времена юноша, интересующийся банковским делом, изучал коммерцию и финансы, даже не задумываясь об их расово-исторических аспектах. Однако с приходом к власти национал-социалистов исследования таких светочей, как гаулейтер Штомпфль и профессор Шлайф, не говоря уж о фольксгеноссе Розенберге, раскрыли тайную панораму иудейско-левантинской деятельности в финансовом мире. Знаете, впечатление такое, будто знакомую тебе картину отправили на реставрацию и реставратор, очищая ее, обнаружил под ней другую — гнусную, отвратительную. Тайная панорама всемирного еврейского заговора опутывает, словно паутина, всю финансовую структуру цивилизации, подавляя всяческое противодействие изощренной системой наибольшего благоприятствования для своих, финансовыми войнами ради собственных зловещих выгод, использованием национального языка, так называемого идиш, для своих международных связей. Этот язык знает половина американских банкиров, половина кремлевских комиссаров, и они находятся в постоянном контакте друг с другом.
Под ширмой международной политики неустанно действует еще более опасная организация, Ротшильды и их собратья, не питающие преданности ни к чему, кроме денег. Говорят, Дизраэли был британским патриотом. Да ведь он обманывал даже британскую разведку! Кому принадлежат акции Суэцкого канала? Фамилии владельцев, возможно, нееврейские, но они служат иудейско-левантинским интересам, используя французский и английский флаги в качестве прикрытия. Возьмите дело Дрейфуса…
— Дрейфус был невиновен, — перебил полковник.
— Невиновен! — зарычал Больман. — Единственный раз этот заговор вышел наружу; и когда достойные французские офицеры попытались сделать достоянием общественности ужасающее положение дел, эта же самая иудейско-левантинская организация удержала руку французского правительства, угрожая ему банкротством, и обвиняемый был оправдан.
— У тебя есть доказательства этому?
— Доказательства! Да об этом знает вся партия! Думаете, наша инфляция была вынужденной? Экономически неизбежной? Никоим образом. Она была устроена этими самыми интернационалистами.
— Но зачем? — спросил полковник, уже заинтересованный всерьез.
— Чтобы спровоцировать нас нарушить договор и начать перевооружение. Они хотели хаоса в Германии, за которым бы последовали революция и вторая война. В их интересах было, чтобы началась гонка вооружений, чтобы они могли оказать нам финансовую поддержку, а когда бы мы достаточно окрепли, чтобы угрожать другим странам, — помогать им. Зловещий план этого заговора состоит в том, чтобы поддерживать паритет сил для успешных сделок с обеими сторонами.
— Какое ужасное положение дел, — сказал полковник.
— Да, но мы их одурачили, — продолжал Больман, и в голосе его слышалась холодная улыбка. — Они не думали, что революция будет национал-социалистической, что мы возьмем власть, затянем пояса и будем изготавливать оружие сами, без их помощи изгоним эту болезнь из своего организма. Наш долг не только освободиться самим, но и освободить все человечество.
— Другими словами, тебя не возмущает, что Ганс принял участие в разгроме еврейской лавки.
— Возмущает? Из этого следует, что он преданный ученик и замечательный сын.
— Ну, я мог бы понять, если бы они громили большой магазин или банк, но кондитерскую лавку?
— Кто может знать, где находится голова змея? При таком изощренном заговоре можно предположить, что она спрятана в самом неожиданном месте. Нет, дорогой полковник, нас обманывали больше тысячи лет. Чтобы обезопасить себя, мы должны уничтожить весь заговор без сентиментальных соображений.
— И все-таки вряд ли достойно нападать на маленькую лавчонку.
— А достойно обрекать на голод тысячи мелких лавочников, устраивая инфляцию?
— Нет. Наступила пауза.
— Полковник, — вновь заговорил Больман, уже любезнее, — рано или поздно это нужно сделать. Зачем ждать? Это только подорвет наши силы. Когда настанет время, нам потребуются вся наша фанатичная смелость, все наши железная дисциплина и солдатские доблести. Тогда поздно будет беспокоиться о сорняках в нашем огороде.
— Согласен, — произнес полковник и добавил в последнем порыве храбрости: — Но ты должен признать, еврейский вклад в немецкую медицину…
— Что? — прорычал Больман. — Он меньше, чем нулевой! Рюттельбергер изобрел сальварсан, а весь мир считает, что это изобретение Эрлиха. Почему? Если международный заговор способен создавать финансовую структуру общества, что ему стоит создавать и разрушать репутации? Иудейско-левантинский картель веками подрывал немецкую науку, немецкую медицину. Пора объявить об этом во всеуслышание.
— Но доктор Хайсе говорил…
— Кто-кто?
— Доктор Хайсе.
— Вот как? И что же он сказал вам?
— Что вклад евреев в немецкую медицину неоценим.
— Большое спасибо, что сообщили.
— Я не хочу навлекать на него никаких неприятностей… — нервозно заговорил полковник.
— Их не будет. Никаких, уверяю вас. Снова наступила пауза.
— Значит, считаешь, Ганса не следует переводить в другую школу?
— Полковник, — спокойно ответил Больман, — если вам не нравится, что ваш сын исполняет свой священный долг перед фюрером и Фатерландом, непременно переведите, только потом не удивляйтесь, если утратите всяческое уважение окружающих.
— Можно бы обойтись без оскорблений.
— Мы должны отбросить любезности! — выкрикнул Больман. — Если вы такой обидчивый, то скоро поймете, что в новой Германии вам нечего делать. Факты есть факты. Поскольку в качестве первого шага на пути к осознанию нашей геополитической участи мы должны сокрушить франкмасонство иудаизма, то давайте сделаем это беспощадной рукой, с холодным взглядом. Другого пути нет. Эта цель оправдывает любые средства. Отныне каждый, кто не герой, тот трус.
На кухне погас свет. Женщины шли к мужчинам в гостиную. Ганс на цыпочках вернулся к себе в комнату и всю ночь пролежал без сна.
На другое утро Ганс мог бы пойти в школу, но притворился, что плохо себя чувствует, и сидел в своей комнате, размышляя над подслушанными откровениями. Вот так, напрямик, с ним еще никто не разговаривал. Он был охвачен желанием повзрослеть, разобраться в проблеме геополитики, что бы она собой ни представляла. Тайна бытия, очевидно, заключалась в том, что все является не таким, как кажется. Для ребенка улыбка — это улыбка, радушное приветствие, знак дружбы. Для взрослого она может означать совершенно противоположное, признак того, что тебе лгут. Взросление — не что иное, как осознание этого.
Ганс стеснялся спросить, что такое геополитика. Когда ему это объясняли, он что-то прослушал. Но можно было не сомневаться, что это вещь хорошая, потому что имелась только у Германии и больше ни у кого, даже у иудейско-левантинского заговора. Может, в ее свете гуманнее было бы объяснить герру Фельдману, почему разгромили его лавку. В конце концов даже еврей заслуживает объяснения. Оно бы сделало всю акцию менее ребячливой, более взрослой и серьезной.
«Герр Фельдман, — объяснил бы он на месте Чюрке, — к сожалению, вы еврей, следовательно, соучастник всемирного иудейско-левантинского заговора. Мы не исключаем, что голова змея находится именно здесь, в вашей кондитерской. Говорите что угодно, но убедить нас, что это не так, вы не сможете. Поскольку наша цель — уничтожение всего стоящего на пути нашей геополитики, мы, к сожалению должны разгромить вашу лавку. Нам жаль, потому что раньше вы были очень добры к нам — внешне, разумеется. Только вам известен обман, крывшийся под вашей показной добротой. Мы уже способны понять, что под ней таился какой-то обман. Очень жаль, но ничего другого не остается. В новой Германии факты есть факты».
Вот как нужно было поступить. Чюрке свинья, жестокая, безмозглая свинья.
Ганс тщательно разработал свои планы. На другой день, в четверг, он по-прежнему оставался в своей комнате. Мать, решив, что ее мальчик скрывает какое-то более серьезное недомогание, стала звонить доктору Хайсе, но ее перебил голос полковника из соседней комнаты.
