— Тогда я к ним!
А японская артиллерия методично, всё усиливая огонь, обстреливала позиции наших пограничников. Земля, казалось, вздымалась дыбом. Над головой свистели осколки, горел камыш, дым ел глаза, спирал дыхание.
Где-то слева застучал пулемёт. Коротко — и стих. Не прошло и минуты, как из камышей, волоча по земле оружие, появился красноармеец Спесивцев.
Батыршин в упор посмотрел на него.
— Я прикрывал правый фланг, — сказал Спесивцев и сбивчиво добавил — Он… он, наверное, уже минут десять, как перестал отстреливаться.
— Пошли искать лейтенанта! — требовательно произнёс Батыршин.
Эти места фактически попали уже в руки врага. Значит, прежде всего нужны осторожность и терпение. Может, Терешкин жив? Может, он просто ранен и не может вести огонь?
Медленно продвигаясь вперёд, Батыршин внимательно смотрел по сторонам. И вдруг увидел ствол «максима».
Лейтенант, откинувшись на спину, лежал возле пулемёта. Батыршин в два прыжка очутился возле него, приложил ухо к окровавленной груди начальника заставы.
— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!..
Терешкин еле слышно простонал. Батыршин оживился:
— Спесивцев, давай бинт! Сооружай скорей носилки!
Перевязав раны, лейтенанта положили на носилки, сделанные из двух винтовок, и по колено в тине и иле двинулись в направлении озера. Однако вскоре пришлось залечь: где-то невдалеке, то ли прицельно, то ли наугад, как старый, но злой пёс, залаял японский пулемёт. Пули стригли над головами стебли камыша и ветки кустарника. Справа и слева раздались гортанные крики самураев. Затаившимся пограничникам оставалось только догадываться, что там происходит.
Вскоре японский пулемёт замолчал. Но идти в рост и нести Терешкина было опасно. Выход нашли быстро: к носилкам привязали поясные ремни и поволокли их по земле. Так одолели около трёх километров. Наконец вышли к восточному склону сопки Безымянной. Невдалеке заурчал мотором танк. «Наши!»
Действительно, это был наш танк. Танкисты положили раненого на моторную решётку. Но спустя несколько минут пришлось остановиться: впереди лежала трясина. Оставался один-единственный путь — через озеро… Батыршину предстояло преодолеть его в девятый раз…
Он осторожно взял начальника заставы на плечо и, увязая в иле, вошёл в воду, затем медленно поплыл, всё дальше и, дальше отдаляясь от берега. В глазах зарябило. Не потеряет ли он сознание, совершенно обессилев? Нет, он должен во что бы то ни стало доплыть, он не имеет права утонуть!..
Бои у озера Хасан, развязанные японскими самураями, продолжались тринадцать дней. 6 августа 1938 года советская пехота при поддержке артиллерии, самолётов и танков вышибла японских захватчиков с нашей земли. На следующий день враг двадцать раз пытался нанести контрудар и снова потеснить наши войска. Но, потеряв 650 солдат и офицеров убитыми и около 2500 ранеными, отступил. В конце концов японские самураи были вынуждены просить о перемирии.
Родина высоко оценила мужество и стойкость своих сынов — защитников советской земли. Сотни красноармейцев и командиров были награждены орденами и медалями. А двадцати двум особо отличившимся воинам было присвоено звание Героя Советского Союза. Среди них и начальнику заставы лейтенанту П. Ф. Терешкину, командиру отделения Гильфану Батыршину и его другу Ивану Чернопятко.
…Великую Отечественную войну Гильфан Батыршин встретил выпускником военной академии: он осуществил свою мечту — учился. В грозные годы, когда над страной нависла смертельная опасность, Батыршин снова был на переднем крае. За совершённые подвиги и боевые заслуги его грудь украсили множество орденов и медалей.
Вернувшись с войны в Москву, Батыршин отдыхал недолго, сердце снова потянуло на границу. В свободное от воинской службы время повышал свои знания, изучал арабский и английский языки.
В 1947 году в Токио проходил судебный процесс над японскими военными преступниками.
Журналисты, прибывшие в этот город со всех концов земли, все участники процесса слушали советского офицера Гильфана Батыршина. Он говорил здесь как свидетель, неопровержимо и веско разоблачая захватнические устремления японских империалистов у озера Хасан.
Его показания дополнял пограничник Иван Чернопятко…
К сожалению, то были последние слова и последняя встреча друзей. Возвращаясь домой, их самолёт потерпел аварию над пучиной моря…
…На одной из пограничных застав каждый день дважды звучат фамилии командира отделения Батыршина и Ивана Чернопятко. Молодые солдаты у посвящённого героям стенда клянутся до последнего вздоха быть верными своей Отчизне, как были верны ей Гильфан Батыршин и Иван Чернопятко, навечно оставшиеся в памяти людей… А по голубым морям планеты гордо проносят флаг Страны Советов два красавца-корабля. Это океанские лайнеры «Гильфан Батыршин» и «Иван Чернопятко». И, глядя на них, кажется, что два друга, два героя поднялись над морской пучиной и, словно закованные в сталь богатыри, двинулись в путь по разным странам, чтобы опять верой и правдой служить людям…[1]
Однажды мне пришлось побывать в Буинском райвоенкомате. Оказалось, что район этот славен именами героев, о которых мы, журналисты, рассказывать обязаны.
— Вы знаете, ведь нашёлся ещё один герой из нашего района, уже седьмой, — сказал мне военком Иванов. — Фотокарточка его и все сведения в Казани.
Не теряя ни минуты мы отправились по указанному адресу.
Портретное фотоателье оказалось расположенным почти на самой окраине города — на улице Газовой. Руководитель, цеха Александр Павлович Стариков — высокий мужчина с приветливым лицом — встретил нас радушно. Узнав о цели нашего приезда, сказал:
— Гостям и нашим заказчикам всегда двери открыты.
Увеличенные, готовые портреты героев были выставлены в переднем углу комнаты. Мы увидели здесь Зарифа Алимова из деревни Новые Какерли, М. К. Хакимова из села Большая Цильня и, наконец, самого Н. П. Иванова, ради которого приехали.
Но оказалось: военком ошибся, заявив, что нашёлся ещё один герой. При разговоре выяснилось, что Н. П. Иванов — уже известное лицо, о нём напечатан очерк в сборнике, посвящённом Героям Советского Союза, уроженцам Татарии, и выпущенном нашим книжным издательством.
Мне подумалось, что заново представлять читателям уже известного многим человека будет не очень ловко и, по правде говоря, не очень интересно. На душе было так, словно только что нашёл что-то ценное, важное и тут же потерял, но я, разумеется, не подал виду, что расстроен.
Мы ещё раз осмотрели портреты, расспросили у Старикова, кто их заказчик. Уйти отсюда сразу — было бы неуважением к памяти этих славных парней, которые, словно живые, смотрели на нас из тёмных полированных рам. Глядя на них, думалось: об известных героях сняты фильмы, написаны книги. А как же быть с теми героями, которым не посвящены ни фильмы, ни книги? Ведь по сути дела мы очень мало знаем о них, даже вот об этих, чьи портреты сейчас были перед нами. А ведь жизнь каждого героя — это целая эпопея! Взять хотя бы Газинура Гафиатуллина, повторившего подвиг Александра Матросова. Написал о нём книгу известный писатель Абдрахман Абсалямов, и теперь герой живёт второй жизнью и будет жить вечно.
Да, герои не умирают, они живут в памяти народной, вдохновляя миллионы на новые подвиги. И недаром мы так радуемся, открыв для себя ещё одно неизвестное имя героя, гордимся своей Родиной, взрастившей таких отважных соколов.
Так или примерно так раздумывал я, когда стоял против портрета молодого мужчины с симпатичным открытым лицом и густыми, почти сросшимися на переносице бровями. Этот портрет стоял особняком, в стороне от других. С чего бы это и почему под фамилией (я прочитал: Бакый Рахимов) нет никаких данных о его подвиге, а лишь оставлено пустое место?
Это неспроста!
Видя, что я разглядываю портрет и сравниваю его с другими, военком Иванов заметил:
— Наверное, ничего не известно об этом герое. Вот и белая полоска…
— Да, — подтвердил Стариков, — Бакый Рахимов не включён в книгу о героях Татарии, а поскольку никаких официальных данных о его подвиге нет, под портретом пришлось оставить пустое место. Портрет заказали родные покойного.
Я заинтересовался.
— Дайте мне, пожалуйста, их адрес.
Но Александр Павлович развёл руками:
— К сожалению, они не оставили своего адреса.
Как же их разыскать? Пока мы размышляли над этим, один из работников ателье вспомнил, что заказчик портрета работает на каком-то химическом заводе.
Первым делом я обратился в отдел кадров Казанского химзавода имени В. В. Куйбышева. Там ответили, что среди работников предприятия человека по фамилии Рахимов или Рахимова не числится… Тогда я побывал на заводе органического синтеза. Рахимовых здесь оказалось сразу четверо. Кто же из них тот единственный, которого я ищу?
