— А как же вы выбрались из окружения? — тихо спросила Надя.
— Страшно вспомнить эти проклятые болота. Сотни людей умирали стоя, постепенно погружаясь в пучину. Но никто не сдавался. Многих спасла железная воля командира дивизии Серегина. Отцом он был для бойцов. Суровый его приказ — «Победа или смерть!» — собрал всех, кто остался в живых, и бросились мы на вражьи цепи. Не устояли фашисты. Гудериан списал со счета нашу двести девяносто девятую дивизию. А она вышла из окружения. Мне пришлось остаться здесь, спасать командира.
— Спасибо, друг, за добро, за мужество. — Надя пожала руку бойцу.
Завтра эти люди уйдут на восток. Подходящий случай передать письмо к мужу. Надя верила, что он воюет…
Вырвав два листка из ученической тетради, она убористым почерком нанесла на бумагу одну строчку за другой.
Глава пятая
На пятый день, когда с низкого неба сеял тяжелый, холодный дождь, к Митрачковым пришел дядя Кости Поворова — Василий Никитич. Посоветовались и решили отправить больного в Бельскую, где у матери Поворова уже лечились два раненых партизана. Рано утром Надя выпросила у полицая Махора подводу для выезда в поселки. На этой подводе полевой дорогой отправили командира, переодетого во все мужицкое. Бойцы пошли следом.
Сегодня появился в школе Кабанов, и Надя решила поговорить с ним. Предварительно сходила в Сещу, но встретить Константина Поворова не удалось. Возвращаясь домой, Надя задержалась у аэродрома. На летном поле стояли рядами новые самолеты — желтобрюхие, с серебристыми крыльями. Черные кресты с желтыми окаймлениями на плоскостях, такие же черно-желтые кресты на борту и свастика на хвосте. Группа солдат устанавливала гнезда для новых зениток.
«Вот картина для глаз разведчика», — подумала Надя. И вспомнился ей другой аэродром с его огромным небом, с дуновением легкого ветерка, который так приятно проникал в каждую травинку. Из глубины памяти возникло на миг, как они с мужем поднялись на самолете в небо. Доброй, чудесной представилась ей земля.
«Там и сейчас величественно и тихо», — подумала она, глядя вверх.
— Доктор! Фрау Надя, — окликнул немец и быстро зашагал в ее сторону. — Отто Геллер! — отрекомендовался пожилой военный в чине ефрейтора. — Мне говорили, что вы хорошо лечите, — сказал он по-русски. — Я иду к Морозовым. У них часто собираются веселые девушки. Скучно мне. Прошу, фрау, составить мне компанию. Надя согласилась.
Семью Морозовых Надя знала. Слышала, что Аня Морозова работает прачкой в немецкой комендатуре. Связь немца с домом Морозовых ей показалась подозрительной, и все же она пошла, надеясь завести разговор о приобретении лекарств. Операция укрепила ее веру в свои силы. А если к тому же будут лекарства — совсем здорово!
В Сеще семья Морозовых, после того как разбомбили их дом, поселилась в бывшем помещении детсада, недалеко от железнодорожной станции.
Немец постучал. Спустя некоторое время послышались тяжелые шаги. Дверь открыла мать Ани — Евдокия Федотьевна.
— Здравствуйте, пани Евдокия!
— Какая я пани! Смеетесь, господин офицер… Баба и есть баба!
— Проходите, пожалуйста! — послышался из комнаты мягкий женский голос.
Знакомые интонации. Большие, смелые глаза улыбаются приветливо.
— Аня!
— Надюша, милая! Как же это ты?
— Ах, не спрашивай… Все перемешалось в голове и в сердце, — обнимая подругу, ответила Надя.
— О, это хорошо. Подруги вместе. Подруги с нами. Это, как лучше сказать… Очень хороший климат для души.
— Все теперь вместе, — сказала Аня. — И Люся тут, и Маша Бакуткина, Паша, Шура и Костя… Весело будет работать. Да, да, работать. — Аня с каким-то внутренним Значением подчеркнула слово «работать».
Немец улыбнулся с глубоким удовольствием.
— Арбайтен! Арбайтен! Очень хорошо. Работать… Русские должны много работать. Тогда русским будет хорошо. В Сеще большая наша авиабаза. Много, много работать. Русский, чех, поляк. Будет хорошо.
«Это тебе будет хорошо, проклятый фашист», — подумала Надя и тут же перевела взгляд на Аню.
Морозова ответила понимающим взглядом.
— Работать! — снова сказала она. — Здесь, Надя, есть поляки, чехи, румыны. Плотники, столяры, маляры, чернорабочие.
Геллер расплывался в улыбке. У Ани же получалась не улыбка, а так, кислая гримаса.
— Я старше вас. Хотел вам сказать совсем как отец: работайте. Крепите великие акции германской империи.
Против нас — значит смерть. Вот я и говорю, говорю… У меня есть маленькая бутылка хорошего вина.
Отто достал из бокового кармана шинели плоскую бутылку ликера.
— Мать, — позвала Аня, — дайте что-нибудь закусить.
— О, найн, нет!.. У меня есть шоколад. Прошу, пани…
— Вы, Отто, совсем ополячились, — дерзко сказала ему Аня.
— О, да! Я долго жил в Познани. Теперь это провинция великой Германии. Благодатный край.
— А разве вам не нравится в России? — осторожно Спросила Надя.
— Фюрер обещал скоро быть в Москве. Но милые пани видят… Мой чин не велик. Мой карьера — коммерция. Москва, о да, Москва! Прошу, пани! — Отто чокнулся и довольно элегантно преподнес девушкам по малюсенькой плитке шоколада.
— Я слышала от офицеров, что великому фюреру подготовили прекрасную белую лошадь для торжественного въезда в Москву. Не так ли, господин Отто? — спросила Аня с такой интонацией, что нетрудно было почувствовать злую иронию в ее голосе.
— О, да! Прекрасная арабская лошадь. Самых благородных кровей. Через триумфальные ворота внесет нашего Адольфа в столицу России. Но… — Отто на минуту впал в раздумье. Его лицо посерело от каких-то других мыслей. — Вот это «но». У вашего Чехова есть удивительный герой. Он мудрец по-своему. Это есть господин Беликов. Как это — «Человек-футляр». Беликов в чуть-чуть важный момент говорил: «Как бы чего не вышло».
— Это интересно. Очень интересно. Вы — и Беликов, — подзадорила Надя.
— Ах, пани Надя, сказать искренне… Скоро зима. Холодная, снежная, русская зима. А как бы чего не вышло. Аптека в Москве… хорошо… Немцы в прошлом помогали русским в медицине. Наши аптеки были лучшими. — И после короткого размышления продолжил: — О, да! О, да! А если Москва не будет капут?.. — В его голосе Надя уловила нотки испуга. — Тогда плохо! Большого чина у меня нет. У меня есть жилка… Я, пани, коммерсант, могу делать дело… Я открою аптеку там. — Он махнул рукой, показывая на запад. — Там, у себя.
— Конечно, у себя вернее, — улыбнулась Надя. — А то ведь всякое может случиться.
Геллер не понял намека и знай свое:
— Да, да, пани Надя. Нужны деньги, марки. — Отто поднялся, подошел к двери и плотнее ее закрыл.
— Господин Отто! Да вы не стесняйтесь. Пожалуйста, откровенно. Пожалуйста! А там, — Аня указала на дверь, — моя старая мать. Она плохо слышит.
— Я могу дать доктору разные лекарства, инструмент, бинт, вату. Я знаю — у вас нет лекарств, нет бинта.
— Да! Мы в большой беде. А чем вам платить? Марок нет. Советские деньги вас не устроят.
— Я хочу шпик, масло, яйки… Как говорят — пока.
— Совсем как в сказке братьев Гримм, — улыбнулась Надя. — Приходит добрый гномик и приносит мешок подарков.
— О, майн гот! В наши дни быль, сказка — все смешалось. Выпьем, пани, за счастливый конец нашей великой сказки.
— Будет и конец! — воскликнула Аня. — Очень хороший! Как говорят немцы: «Энде гут, аллее гут». Конец хороший, все хорошо!
— Фрау Аня знает немецкие мудрые слова? Я доволен вами, милые пани. Очень доволен. Я буду хорошо говорить о пани своим друзьям. Напишите, пани, — обратился он к Наде, — какие вам лекарства.
Надя попросила поскорее достать аспирин, стрептоцид, йод, спирт…
Перед уходом Геллер обратился к девушкам с монологом:
— Милые пани! Национал-социалисты понимают нелегкое положение русской интеллигенции, поступившей на службу к германскому рейху. Примите мой совет. Не бойтесь. Страх — это плохо. СД действует четко, оперативно. На сорок километров вокруг авиабазы — полный покой. Все большевистские агенты и прислужники изъяты! — воскликнул гитлеровец. — Уничтожены! Да! Да! Я говорю вам это… — Он понизил голос до шепота, — от имени генерала Цепнера, шефа имперской службы безопасности. Да, да. Я все знаю! Хайль Гитлер! — На слове «Гитлер» он пустил такого «петуха», что женщины невольно улыбнулись. — Хайль… Хайль!.. — Он щелкнул каблуками и вышел.
