продолжая поглаживать свою бороду, многозначительно кивая головой, пытался, что-то припомнить.
— Ну что дальше-то, — не выдержал третий из присутствующих, укрывавший полковника овчинным тулупом.
— Так вот, — мужичок оживился, — остановив уходящих из деревни жителей, он схватил за грудь первого из них и стал материться по-русски, требуя вернуться назад и воевать. Когда парень убедился, что никто не хочет возвращаться, он, обращаясь к жителям, сказал: «Посмотрите, как надо защищать свою Родину» и побежал навстречу противнику, который уже входил в деревню. Так вот, — мужичок, облизнул сухие губы и обвел присутствующих взглядом, — они рассказывали, что те бойцы смерчом пронеслись по деревне и выбили оттуда армян.
Когда жители, все-таки решили вернуться, увидели, что на улицах кругом валялись трупы армянских солдат. А парень, ну тот, что материл их, забрав своих раненых и остальных бойцов, уехал воевать за Шушу.
Все вдруг дружно, перебивая друг друга, стали вспоминать подробности рассказа шушинских беженцев, дополняя услышанное рассказами других очевидцев, тех, кто видел и воевал с полковником на других фронтах.
— Мне рассказывали мои родственники из Агдама, — вмешался в разговор сухощавый мужчина, укрывший полковника тулупом, — этот вот парень, — он показал на раненого, — воевал там со своим старшим братом. На Каракенских высотах они такое творили, что армяне за его голову предлагали кучу американских долларов, но никто не посмел его предать. Отчаянные они были воины. Факт говорю, клянусь Создателем — мужик провел по своему лицу ладонями, в знак подтверждения своих слов.
Однако время шло, и надо было что-то предпринимать.
Неизвестно, как долго еще продолжился бы этот разговор, когда молчавший до того парнишка, который нашел раненых, не спросил:
— А что будем с ними делать? надо вертолет вызывать из Баку, но как?
Мужики вдруг сразу спохватились и стали решать, как быть. Бородач, на правах аксакала, вышел на середину комнаты и сказал:
— Я поеду на железнодорожную станцию и оттуда свяжусь с Министерством обороны. Ты, Фидан, — он повернулся к мужичку, который рассказывал про беженцев, — пойди в деревню и разыщи там Фрянгиз-ханум, фельдшера нашего, пусть придет и осмотрит раненых. Ты, Сулейман, — бородач обратился к молодому парню, стоящему у дверей, возьми коня во дворе и скачи в штаб бригады, скажи, что нашелся полковник и, что надо срочно прислать врача.
Отдав распоряжение, бородач надел свой тулуп, нахлобучил шапку из грубой овечьей шерсти, потом подошел к спящим бойцам, внимательно посмотрел на них, что-то сказал про себя в сердцах, и не глядя ни на кого, вышел. За ним поспешили и остальные. В комнате остался лишь паренек, в овчинном тулупе, который нашел раненых.
На дворе смеркалось. С гор налетел холодный ветер, кружа по двору, рассыпал снег по углам.
Раненый открыл глаза. Он дышал тяжело и хрипло, хотел повернуться на бок, но, он почувствовал страшную боль в голове.
— Пить — только и смог проговорить он. Рана открылась и новые бинты, повязанные умелой рукой деревенского фельдшера, мгновенно пропитались алой кровью. Ему казалось, что сейчас он умрет. Кто-то бережно приподнял его голову и поднес кружку воды. Раненый хотел сделать глоток, но потерял сознание.
Он бы, наверное, умер. Но внезапно перед ним всплыл волнующий образ жены, и когда он увидел расплывающиеся силуэты детей, все в нем восстало против смерти. Полковник, собрав остатки воли, стал медленно выходить из того страшного состояния, за порогом которого пустота. Ради них он должен был выжить, чтобы находиться рядом с ними. Он не мог так легко сдаться. В нем еще теплилась слабая искорка жизни. Он попытался поднять голову, но не смог. Уже в который раз за последние сутки он впал в забытье.
В комнату, где находились раненые, вошли вооруженные боевики, прибывшие из Физули. Бережно переложили полковника на носилки, осторожно, вынесли из комнаты и погрузили в медицинский УАЗ. Затем вернувшись, попытались поднять водителя, однако тот, очнувшись, резко оттолкнул военных и бросился к автомату. Если бы стоящий поодаль боевик не успел перехватить его, то быть бы беде. Трое здоровых мужиков еле успокоили мечущегося Тельмана, доказывая ему, что они не враги, а тоже, как и он азербайджанские бойцы — из физулинского отряда. Поняв, что его командиру не угрожает опасность, он, обессиленный, упал на руки своих спасителей. Бойцы вынесли Тельмана, который не выпускавшего из рук свой автомат, и положили его рядом с полковником. Их окружили деревенские жители. Женщины, украдкой, уголком платков, смахивали слезы. Мужики, дымя сигаретами, все качали головой, восхищаясь преданностью и верностью солдата своему командиру.
Санитарная машина, скользя на поворотах, помчалась на станцию Городиз, куда с минуту на минуту должен был прилететь вертолет из Баку.
Рев мощных моторов вертолета, вернул полковника из небытия.
Он осторожно открыл глаза, попытался повернуть голову, но она оказалась привязанной к носилкам, руки, прижатые к бедрам, тоже были зафиксированы. Над ним склонилась миловидная девушка, и, как показалось полковнику, ангельским голоском спросила:
— Как вы себя чувствуете? Я сделала вам несколько обезболивающих уколов, так что не волнуйтесь. Скоро прилетим, вот только возьмем еще раненых в Бейлаганском госпитале и полетим в Баку.
Медсестра говорила ласковым голосом, ее большие миндалевидные, черные, как агаты, глаза светились лучезарным светом, казалось, что она АЛЛАХОМ послана с небес для спасения его израненной души, для вселения в него мужества и стойкости.
Из-под ее белой шапочки выбилось несколько локонов смолянисто-синего цвета, они свисали вдоль ангельского личика, развевались из стороны в сторону, при малейшем движении.
Он хотел сделать ей комплимент, но не смог даже пошевелить языком. Губы полковника шевелились, но слов не было слышно.
— Не говорите ничего, вам нельзя волноваться, — засуетилась девушка, склоняясь и поправляя одеяло, которым был укрыт полковник.
Сидящий напротив вооруженный боец окликнул ее, и она отошла
Он давно не слышал такого голосочка, а эта ласка в голосе придавала ему силы, но голос умолк.
— Значит, я еще не умер, это уже хорошо, — подумал полковник. Он чуть пришел в себя и стал смутно припоминать события последних дней.
Сознание порциями стала выдавать информацию, позволяя ему осмыслить ее и осознать. Перед глазами полковника отчетливо пошли кадры прошедшего скоротечного боя, там, в горах Карабаха. Остановив машину, он приказал водителю развернуть ее и ждать, а сам, взяв автомат, вышел из машины и укрываясь от порывов холодного ветра, пошел на свет. Сначала хотел крикнуть, чтобы кто ни будь из сидящих у костра солдат, спустился к нему, но что-то остановило его. Ноги скользили по замерзшему насту, и ему приходилось опираться на одну руку, чтобы сделать очередной шаг. В какой-то момент он не