Все 8 бомб (по 250 кг) сбросили с высоты 400 метров на ж.-д. узел, но оценить причиненный противнику ущерб не представлялось возможным…"
А на другой день от партизан пришло сообщение, что "одиночный самолет, налетевший в ночь на 16 декабря на железнодорожный узел Вязьма, подорвал 8 эшелонов и сжег бензохранилище".
Такого успеха Гордиловский и представить себе не мог. А вот о том, как они возвращались на свой аэродром, летчику было что рассказать.
Летя в облаках, они попали в сильнейшее обледенение, из-за чего нарушилась радиосвязь. Попробовали было выйти под облака, но облачность за время их полета снизилась почти до земли, и они чуть было не зацепили деревья. Пришлось снова уйти в облака. Все же, пользуясь радиокомпасом, они пришли в район своего аэродрома и, оказавшись в узком пространстве между слоями облаков, стали кружить, зная, что космы облаков под ними свисают до земли, прикидывая, надолго ли еще хватит бензина. Все на борту помалкивали, как обыкновенно бывает в напряженные моменты. Молчал и командир самолета Гордиловский, не зная, как быть далее, допуская уже мысль, что всем придется прыгать. (В тот далекий военный год их аэродром еще не был оснащен радиосредствами наведения самолета на посадочную полосу вне видимости земли.)
Минут пятнадцать они так кружили, настроение с каждой минутой становилось все тягостнее. И вдруг… Что это? В стороне заметили зеленый пунктирный подсвет облаков снизу. Как ни робко пробивалось матовое свечение сквозь толщу облаков, в тьме-тьмущей ночи оно было хорошо видно.
— Ай да командир наш, ай да Ульяновский! — воскликнул радостно Виталий. — Ведь придумал же зелеными ракетами показать нам посадочную полосу!
И в следующий момент, как бы продолжая прямую линию зеленого светового пунктира, в виде ореола вспыхнули два подсвета облаков на значительном расстоянии один от другого. Нетрудно было догадаться, что снизу вверх, в зенит, направлен был свет прожекторов.
Виталий Гордиловский представил себе, как мог бы рассуждать командир полка в создавшейся обстановке. И это помогло ему быстро сообразить, что дальний прожектор, матовый свет которого тускло пробивался сквозь облака, показывает, где нужно начинать снижение на посадку. Второй же прожектор установлен на границе летного поля.
Он так и пошел на посадку.
Выйдя на дальний световой ориентир, Виталий стал полого снижаться, выдерживая по гирокомпасу посадочный курс, сразу вошел в облака, и уже через сто пять секунд выскочил под них на высоте двадцати метров, увидел свет прожектора и тусклые огни посадочного «Т».
А еще через двадцать минут летчики уже предстали пред ясны очи командира Ульяновского.
Выслушав рапорт, Сергей Алексеевич сокрушенно постучал растопыренными пальцами правой руки по столу:
— Вот проклятье! Погодёшка как нас подвела! Изволь верить синоптикам! Ну ничего, вы молодчаги, однако! И ты, Лев, особенно молодец! (Сергей Алексеевич называл так Виталия Гордиловского за богатырское телосложение, за огромную непокорную шевелюру.) Ведь сели же! Ну и дивно, тоже наука! А теперь ужинать и спать. Завтра разберемся в деталях дела.
— Товарищ командир, да если бы вы не придумали подсветить нам сквозь облака — пришлось бы прыгать!
Ульяновский снова отшутился:
— Отдыхать, отдыхать… На то и должность такая — командир полка, чтоб мог в острый момент что-нибудь дельное придумать!
В экипаже Виталия Гордиловского штурманом иногда летал Иван Старжинский (он частенько летал и с Вениамином Зенковым), вторым летчиком — Иван Долматов. Воздушными стрелками были у него стрелок Ласточкин и радист-стрелок Манышев.
Как-то, вылетев в ночной рейд на запад в густых сумерках (на высоте, правда, все еще было относительно светло), они были атакованы ночным вражеским истребителем Ме-110. Снаряд пробил фонарь слева от Гордиловского, прошел так близко к руке, лежащей на секторах газа, что вихрем сорвал с нее часы, они брызнули колесиками-винтиками по сторонам. Все же Виталий вмиг овладел собой и, оглядываясь, стал разворачивать самолет, чтобы стрелкам было поудобней отстреливаться. И тут услышал спокойный басовитый голос Ласточкина:
— Командир, не надо больше. Все! Мы его сбили.
Так спокойно сказал, без малейшей рисовки, возбуждения, будто речь шла о назойливом шершне, от которого удалось отмахнуться свернутой в трубку газетой.
Гордиловский, посмотрев вниз, увидел падающий в огне самолет.
Оба они — Ласточкин и Манышев — были воспитанниками аэроклуба, умели летать на планерах, на учебном самолете. Мечтали, конечно, быть боевыми летчиками, но, не попав в военную летную школу, добились полетов хотя бы в качестве стрелков.
Но мечта оставалась, жила с ними. И Гордиловский это прекрасно знал, поэтому при всяком удобном случае давал этим парням "подержаться за штурвал".
Такие моменты выпадали, когда выполнялись контрольные полеты над аэродромом или при возвращении под утро с боевого полета, когда летели спокойно над своей территорией. В таких случаях Гордиловский вызывал к себе одного из "любителей авиации", отослав к пулемету второго летчика, и давал возможность попилотировать самолет Ласточкину, затем Манышеву. Не стоит и говорить о том, в каком восторге бывали парни от этой тренировки!
Пришло время, и Виталий Александрович, добившись разрешения командования, выпустил обоих своих воздушных стрелков в качестве летчиков в самостоятельный полет. Сперва Ласточкин и Манышев летали вторыми летчиками, а когда приобрели достаточный опыт, их назначили командирами кораблей. Так в войну, в боевой обстановке и научились они летать, стали боевыми летчиками, осуществив свою мечту, и провоевали в воздухе самоотверженно до дня победы.
Сергею Алексеевичу Ульяновскому как-то срочно пришлось заменить одного из летчиков своего полка, пойти вместо него в боевой полет. Решение это он принял в тот момент, когда время вылета подошло и самолеты уже выруливали на старт.
Б-25 был оборудован подвесным дополнительным бензобаком. Заменяемый летчик счел нужным напомнить командиру полка, как сбрасывается этот картонный бак, когда бензин уже использован. Вдруг нечаянно он нажал на тумблер сброса, — бак упал под брюхо самолета. Все на борту замерли: это срывало боевой вылет машины.
Ульяновский, однако, скомандовал отрывисто и жестко:
— Оттяните бак в сторону! Полечу без бака!
Взволнованный, испуганный летчик, тот, кого подменял Сергей Алексеевич, хотел было удержать командира, стал доказывать, что без подвесного бензобака бензина не хватит, чтоб долететь до намеченной отдаленной цели и вернуться обратно. Ульяновский решительно взглянул на него:
— Хватит! И я докажу вам это. Самолет надо знать. И кончим разговоры. Всем нелетящим оставить самолет!
Летчик и техник переглянулись и соскочили вниз. Люк закрылся.
— От винтов! — крикнул Ульяновский в открытую форточку фонаря.
Техник, оглядываясь по сторонам, выбежал вперед:
— Есть от винтов!
В притихшей машине сперва чуть слышно, басовито, потом все выше набирая тон, доведя его до пронзительного комариного писка, заработал стартер. Щелкнула муфта, левый винт рванулся, замахал лопастями, мотор окутался сизым дымом, загрохотал на малых оборотах. За ним пошел и правый. Самолет ожил, напружинился, поджимая одну за другой «лапы», будто готовясь к кошачьему прыжку, сорвался с места и легко побежал по рулежной дорожке к взлетной полосе.
Все самолеты полка, летя к цели, держали связь с командным пунктом, держал ее и самолет Ульяновского. Правда, он подошел к цели на полчаса позже, чем самый последний из самолетов полка, но отбомбился по цели и радировал, что у него все в порядке и он на обратном пути. На земле, однако, волновались, зная, что скоро у самолета без запасного бака должен кончиться бензин. Но время шло, и, к нарастающему удивлению и радости, бензин почему-то не кончался, и радист Ульяновского все так же бодро докладывал, что на борту все в порядке, самолет идет к себе на базу.
Командир полка немало удивил своих летчиков, прилетев хотя и на целый час позже всех других самолетов, но вполне благополучно. Все ждали его возвращения, не уходя с поля, не переставая изумляться. Много тут было пересудов, среди них были и трезвые суждения о том, что при умелом пользовании высотным корректором и при работе винтов на предельно малых оборотах можно добиться весьма экономного расходования бензина и продержаться в воздухе в два раза дольше, чем на крейсерском режиме. Конечно, скорость при этом будет меньше, самолет станет более уязвимым, но в данном случае всем было ясно, что Ульяновский, не желая срывать боевой вылет, отлично зная самолет, сознательно пошел на этот рискованный шаг и показал, на что способна машина.
Когда самолет командира полка подрулил к стоянке и остановились моторы, все обступили его. Сергей Алексеевич выскочил бодрый, оживленный, очень довольный собой.
